Улей. Отверженная

— Вы имеете в виду… гетто?

Ни стальное лицо, ни механический голос не выдавали волнения своего хозяина. И все же оно было, читалось в невербальных жестах, улавливалось в беспокойно гнущихся пальцах.

— Да, я давно там не была.

— Оно процветает, если можно так выразиться. За последний год плотность населения увеличилась.

— Это как, интересно?

— Как обычно, — хмыкнул Док, возвращая себе полную невозмутимость. — Одни не спешат покидать этот мир, другие чудом выздоравливают, третьи размножаются.

Непрерывный шум генераторов, должно быть, гасил все прочие звуки, а запах индустриального масла перебивал вонь грязных тел.

— Что примечательно, четверть детенышей выживают. Уже не единицы, как ранее….

Вопрос не успел слететь с моих губ.

— Они сами по себе. Под их описание у нас хорошо прижился термин «Пустышки».

Жить без Силы в нашем мире так же невозможно, как думать без головы. Кому ты такой нескладный нужен? Хоть маленькая, хоть квадратная, но голова у разумного существа должна быть по определению — так считали жители Улья.

— Королеве этот феномен не интересен, как и в принципе все гетто. — Механический голос нагонял зевоту и мог испортить даже самую интересную дискуссию. — Но тем не менее оно до сих пор продолжает свое существование, несмотря на антагонизм Правящего Совета.

— Мой вопрос — почему? Дело же явно не в душевной привязанности?

Порой Док в своем занудстве мог плутать часами, прежде чем дать конкретный ответ.

— Конечно, нет. Если вас интересует мое мнение, я считаю, гетто — это опора и поддержка Короны.

— Ну да, а я ее враг, — не удержалась я. — Странные у тебя мысли, Док.

— Уж какие есть. — Кажется, он обиделся.

Мысли о гетто почему-то развились в тревогу о сыне. Она неприятным комом встала под сердцем. Люди называли это тоской. Второй разведчице она, конечно, была неведома, но Ники хорошо изучила человеческие эмоции, более того, с успехом проецировала их на себя. Сердечные волнения могли помешать задуманному, поэтому, убедив себя, что малыш сейчас находится в полной безопасности с папой, я запретила себе думать о плохом.

У руля прочно закрепилась Вторая.

Улей тем временем остался далеко позади, мы приближались к Меридиану — горному хребту, напоминавшему позвоночник огромного доисторического существа. Изредка виднелись проросшие сквозь рыжую потрескавшуюся землю пучки травы. Командир, летевший по правое крыло, подал сигнал к снижению — остаток пути придется топать на своих двоих.

Наш транспорт тряхнуло от досады. Но приказ есть приказ. Утробно зарычав, Четвертый резко спикировал вниз. Я с силой сжала зубы: лучше прикусить себе язык, чем доставить ему удовольствие своим позорным воплем. Аттракцион был рассчитан исключительно на двух посетителей.

Лишь у самой земли кожистые крылья с хлопком расправились, выравнивая горизонт, который тут же скрылся в облаке поднявшейся пыли. Четвертый расцепил руки и грубо вытряхнул нас с Доком на землю. Потерянный и мертвенно-бледный — такой вид был у моего спутника. Впрочем, его обычное металлическое лицо никогда не окрашивалось румянцем — весьма условным признаком здоровья. Состояние горе-ученого лекари оценивали по особой шкале: «Шевелится — уже хорошо».

Док явно ожидал более церемонного отношения к себе и не был готов к такой экстремальной посадке. Подтверждение тому буквально через несколько минут оказалось на моих ботинках. С немалым трудом поднявшись на ноги, я не отличалась быстротой реакции.

— В этот раз круто получилось. — Четвертый был невероятно горд собой. В нескольких шагах от нас он приводил в порядок запылившуюся одежду. — Шесть с половиной секунд! Ты должна была оценить, Вторая! Ты бы видела, как красиво я вышел из пике.

— Это были новые ботинки, — прошипела я, еле сдерживая порыв стукнуть булыжником по его дурной голове. Глядишь, мозги бы встали на место.

Доку было очень плохо, он еле-еле смог в перерыве вставить слово «извините».

— Бывает. — Я похлопала его по спине.

Отступать было поздно — моя обувь и так была уже безнадежно испорчена.

— Док, что ты ел? — спросил Четвертый и с интересом уставился на новые серо-желтые пятна, появившиеся теперь и на моих штанах.

— Прекрати сейчас же. — Я почувствовала, как кровь в венах снова начинает закипать.

— Я проявляю участие.

— Засунь его себе….

— Ники, — тут подоспел Командир. — Что произошло?

Я попыталась убить взглядом Четвертого. Не вышло. Тот так и продолжал улыбаться в своей обыкновенной иудейской манере.

— У нас тут небольшие потери. — Он повернулся к Командиру. — Содержимого желудка Дока.

— Скотина ты, Четвертый. Это по твоей вине, между прочим.

— Хватит! — гаркнуло начальство. — Последнее предупреждение. Не разведка, а сборище недоросликов. Мне надоело с вами возиться. Ты, — палец ткнулся в ведущего бойца, — не провоцируй ее. Это приказ.

Четвертый уставился куда-то вдаль, поверх наших голов, выражая свою полную непричастность.

— А ты тренируй самоконтроль. От тебя фонит в радиусе десяти метров. — Командир провел беглый осмотр, и мой внешний вид его не порадовал. — Рекомендую сменить одежду. Слишком много запахов.

Док смог отползти в сторону. Он распаковал свой портфель, выудил оттуда флягу и теперь заливал воду в металлический рот.

— Мне бы ботинки помыть. Запасных нет.

Рюкзак висел на плече у Четвертого. Забирая свои вещи, сжала со всей силы его руку выше локтя и прошипела в лицо:

— Осторожнее. Твой блок еще на высоте перестал действовать.

— А я люблю риск. Я им живу. — И следующая фраза для всех была произнесена на порядок громче: — Снимай уже штаны. Всю группу задерживаешь.

Я фыркнула и, зацепив по дороге безучастного ко всему Кира, отошла в сторону. Он послушно стянул с себя куртку и прикрыл меня от недоуменных взглядов.

— Ишь, какие мы стали стеснительные, — пробормотал Командир и тактично отвернулся, в отличие от остальных членов разведгруппы. — Я тут вспомнил, где в Старых катакомбах бьет ключ. Сделаем там привал.

Четвертый хмурился и пытался мысленно прожечь дыру на спине Кира, а Док наблюдал за нами с холодным научным интересом. Никто, кроме меня, не испытывал неловкости.

До горного хребта оставалось несколько часов пути. На крыльях это расстояние показалось бы смешным. Однако Командир устал. Я видела, как ткань на его спине вся пропиталась потом. Он шел бодро, но иногда припадал на левую ногу. Больное крыло касалось земли, оставляя на песке след в виде извивающейся змеи. Да и Четвертый, несмотря на браваду, тяжело дышал после полета.

Через степь мы шли клином. Впереди ведущий разведчик, отставая на пару шагов — мы с Доком. Кир следовал за мной попятам. И Командир, сбоку от Кира, прикрывал наш тыл. Степь хорошо просматривалась на большом расстоянии, опасности не было. Другие бы расслабились, но в правилах разведгруппы быть всегда настороже, даже в стенах родного Улья, что зачастую пересекалось с интересами Королевской гвардии. Последние доминировали своей численностью, но были на порядок слабее. Их работа не требовала особого ума, и средней силы хватало на то, чтобы загонять бездомных обратно в гетто. До прямых конфронтаций мы не опускались — каждый знал свое место. В пределах Улья авторитет держала гвардия, разведка защищала его стены извне. Если стычки и возникали, то только из-за таких дураков, как Четвертый. Он хоть и обладал другими, неоспоримо важными для своего дела качествами, было странно, что «щитом и мечом» нашей группы сделали именно его, а не меня.

Не доверяли? И правильно делали.

Присматривали? Определенно.

Док же всем телом прирос к своей лаборатории, разве что Королевский приказ мог вытащить его из уютной ракушки. Давным-давно на рассвете своей карьеры он плотно работал с разведгруппами: в основном занимался привязкой порталов. И работа «в поле» ему нравилась до того самого рокового случая. Сейчас вдали от Улья он чувствовал себя неуютно, но всячески старался замаскировать страх. Тот все равно прорывался наружу сквозь учащенное дыхание и расширенные зрачки. Иногда даже заставлял Дока нелепо поддакивать в ответ на тупые шутки Четвертого про исходящую от меня вонь: смена штанов и протертые песком ботинки не спасли ситуацию.