Страх перед истиной

— Оно наращивает ткани на организм. Все, которые в этом организме должны быть. В тонкости я вдаваться не буду, ровно как и в предыдущие этапы, но именно отсюда сходят самые настоящие киборги.

— Я понимаю, что они живые, — Эмиль взглянул на Брукса. — Но чем они отличаются тогда от людей и от андроидов? В глобальном смысле.

— Они лучше людей. И они не знают о своей природе.

— Это как?

— Вам ли, Эмиль, не знать, — Кристофер улыбнулся, но осознав, что он остался непонятым, мужчина вернулся к былой серьёзности. — Прошу прощения. Дайте мне две минуты. Никуда не уходите.

Брукс резко удалился в какое-то другое помещение, оставляя путников наедине друг с другом. Слов не было ни у Джона, ни у Эмиля. Оба не поняли, к чему старик вдруг стал таким «своим», однако фраза о незнании почему-то зацепилась.

Джон быстро вернулся к наблюдению за процессом. Устройство работало медленно, но при внимательном наблюдении было заметно, как в прозрачной плотной жидкости слой за слоем появляется человек. Когда дело доходило до формирования лобной доли мозга, машину останавливали. Один из сотрудников распаковывал какой-то совершенно небольшой гаджет, подходил к человекоподобному созданию и, загораживая спиной весь обзор, приступал к своей работе.

Не прошло много времени до того момента, как, держа в руках планшет, вернулся Кристофер. Он посмотрел на Эмиля, затем перевёл взгляд на Джона.

— Я голоден, — сообщил он. — Думаю, вам тоже стоит поесть.

— С радостью, — Эмиль кивнул. — Но мне хотелось бы узнать об этом всём подробнее.

— Я расскажу Вам, — Брукс едва заметно улыбнулся. — Но после обеда.

Трапеза была пусть и преимущественно необычной консистенции, зато довольно приятная на вкус и крайне питательная. После неё Кристофер провёл гостей в небольшой зал, представлявший из себя переговорную. Убирал её в тот момент андроид. Парой команд Брук на время отключил его, после чего начал свой рассказ.

Касался мужчина не только самих киборгов, которые в данный момент Эмиля интересовали больше всего, но и структуры Мегаполиса. Кристофер прекрасно понимал, что гости здесь не навсегда, поэтому рассказать им максимальное количество информации считал своим долгом. Он виртуозно избегал моментов, которые от Мегаполиса могли оттолкнуть. Его задачей было привести к прогрессу максимально много людских душ, а Джон и Эмиль, покинув это место, прекрасно ему с этим могли бы помочь.

Однако после разговора о киборгах и андроидах Эмиль потерял интерес к беседе, а у Джона на уме были лишь дети, судьба который до сих пор оставалась неизвестной. Когда вопрос о них задали напрямую Кристоферу, тот задумался, после чего, попросив гостей никуда не уходить, покинул переговорную сам.

Обдумывая киборгов, созданных в стенах Мегаполиса, Эмиль неволей поставил себя в их ряды, но после быстро стал это отрицать. Он не считал себя настолько сильным и умным, как о своих творениях повествовал Брукс. Однако некоторые моменты у мужчины вызывали сомнения. Конструктор говорил, что память у киборгов была преимущественно синтетической и не отличалась идеальной целостностью. Эмиль понимал, что и его воспоминания не всегда имели нормальную последовательность. Если раньше это не вызывало никаких мыслей и подозрений, то есть казалось абсолютно нормальным, то сейчас в подсознание начал закрадываться мерзкий, грызущий душу червячок.

Однако вскоре Кристофер вернулся, из-за чего Эмилю пришлось отвлечься от своих тяжких раздумий. В руках у мужчины были какие-то бумаги. Когда он передал их Джону, тот замер и… заплакал. Эмиль взглянул на бумаги сам и быстро понял причину эмоционального состояния своего товарища. Там были фотографии. Помимо вооружённых мужчин в тяжёлой броне на них были и дети. Дети Джона и Майкла. Они исхудали и явно были напуганы не столько неизведанным опасным миром, сколько людьми.

========== Глава 8. Рубеж ==========

Целостность памяти. Эти слова крутились в голове Эмиля с тех самых пор, как Кристофер Брукс их озвучил. Это было странно. Странно осознавать, что с тобой что-то не так. Это пугало, расстраивало и объясняло определённые вещи одновременно. Эмиль не помнил своего детства и большой части юношества. Он не знал, откуда он на самом деле, не помнил своих родных, особенно родителей, которые для него были… никем. Эмиль не знал голоса матери и надёжности отца. Помимо этого, периодически всплывали странные обрывки, словно части фильмов или фотографии, которые непонятно было с чем можно связать. На них был другой весь мир. Только сейчас, покидая Мегаполис, Эмиль окончательно осознал, в чём может быть дело.

Но мысли о подобном его не радовали.

Это было сравнимо с осознанием того, что ты неизлечимо болен чем-то таким, течение чего нельзя даже приостановить. В нынешнем мире могла убить и простуда, но тут речь о более тяжёлом испытании. Рак? Возможно. Опухоль лишь растёт, если её не пытаться уничтожить. А уничтожать её практически везде было нечем. Так и у Эмиля: мысли о том, что он не такой, каким себя всю сознательную жизнь принимал, росли подобно снежному кому, что катился с горы.

Но мужчина, отдаляясь от Мегаполиса, старался об этом думать как можно меньше. Он наблюдал. Большой город, который несколько столетий тому был весь в неоновых огнях, теперь вызывал своей пустотой тоску, а опасностью — настороженность. Под ногами по-прежнему трещали и хрустели камни, которые так-то и камнями не были. Эмиль даже и близко представить не мог, сколько тварей пришлось изничтожить, чтобы такую территорию покрыть их костями. И как же глупы быть эти создания, раз до сих пор пытались нарваться на человека, который с ними подобное вытворял.

Идти приходилось по карте, которую почётно нёс Джон. Сходить с маршрута было опасно: мог либо появиться очередной дракон или та тварь, что так ловко убила Майкла, а могли и крысы набежать стаей, которые, к слову, подходить к костям опасались даже более, чем сородичи тех, по чьим останкам держали свою дорогу путники.

Джон никак не выходил из мыслей о том, что детей найти — первостепенная задача. Он видел, что Эмиль чем-то озадачен, от чего не мог не смутиться. Мужчине становилось не по себе, когда он понимал, что, по сути, его путника рядом с ним ничего не держит. Джон знал, что этот человек с ним скорее из жалости, чем ради материальной выгоды. Они ничего ценного, кроме Мегаполиса, на пути своём не встречали, но и эта находка была сомнительной. После смерти Майкла Эмиль вполне мог сказать: «А дальше — сам», но почему-то этого не сделал. Джон хотел чем-то поддержать товарища, но прекрасно понимал, что этого сделать не сможет, ведь поддержка была необходима ему самому.

Он вспоминал жену и детей. Ник, которого похитили, и Эбби, которая осталась в убежище. Марта, дочь Майкла, тоже была далеко не посторонним человеком. И Кен, мать которого погибла при родах, а отец… А отец нашёл какую-то дурь в стенах убежища, к которой быстро пристрастился, от чего вскоре приказал долго жить.

Джону было страшно. Страшно от того, что он мог умереть сам. И страшно потому, что вскоре придётся сказать Марте, что её отца не стало, пока он пытался её же спасти.

Солнце только поднималась в зенит, до темноты было ещё далеко. Старый город был огромным, от чего даже самый короткий путь из него был довольно протяжённым. Когда перемолотых костей под ногами становилось всё меньше, Эмиль забрал у своего товарища карту. Они продолжали идти по тому же серому городу, но уже прижимались к стенам зданий. Да, пусть это и уменьшало пространство для манёвра, но так они хотя бы сливались с окружением за счёт своей серой одежды.

Когда солнце преодолело свою пиковую точку и пошло к спаду, путники выбрались к шоссе. Огромный указатель с названием дороги от тяжести лет давно упал этим самым названием вниз на асфальт, трещины и выбоины на котором были вполне естественным узором. В Мегаполисе сказали, что похитители, обойдя город, двинулись прямо по шоссе. Точно так же поступили и Джон с Эмилем.