Страница 63 из 84
– Всё, Селивестр!!! Этот вопрос уже решен!.. – сказал, как отрезал, пан управляющий. – С сегодняшнего дня тетка Ядвига больше не работает в панском имении пекарем. Всё! Осталась она при пиковом интересе! Так постановил сам барон! Так постановил и Я! Посему, если хочешь трудоустроить свою жёнку на место тетки Ядвиги, то добро пожаловать в имение, и непосредственно с сегодняшнего дня! А если будешь и дальше разыгрывать из себя благородного, то подберу другую кандидатуру на это место. Сам знаешь, немало найдется желающих заполучить теплое местечко под крылом Пана, и в благородство играть, в отличие от тебя, никто из них не станет. В первую очередь каждый о своей шкуре печалится. На том мир стоял и стоять будет…
– Когда моей Ганке следует приступать к работе? – не зная уже, радоваться за жену или печалиться за тетку Ядвигу, растерянно уточнил Селивестр.
– Чем быстрей, тем лучше! – в категоричной форме пояснил пан управляющий. – Завтра к утру у Ясно Вельможного пана должен быть на столе самый наилучший, самый наивкуснейший хлеб, который когда-либо доводилось ему пробовать в своей жизни! Сегодня, как только освободилось место пекаря, я тут же о тебе, плотник, подумал. Знаю я, что мужик ты неплохой, работящий и очень нуждаешься в деньгах. Дом тебе надо строить, семью кормить. Поэтому работа твоей бабы пекарем в имении Пана очень облегчит жизнь твоей семье. Так что, давай закрывай свою мастерскую и дуй в Каленевцы. Приводи её сюда, и пусть опару ставит. К утру на столе Пана должен быть хрустящий, румяный каравай. Да такой каравай должен быть, чтобы земля с оси слетела!.. Понял меня, плотник?!! – прямо-таки затряслась вдруг квадратная нижняя челюсть пана управляющего, а руки его сжались в крутые кулаки…
Последнюю фразу пана управляющего плотник Селивестр расценил не иначе, как приказ. Взволнованный, рванулся он к дверям мастерской, чтобы собираться в Каленевцы, но был вынужден задержаться – пан Медлер продолжил свои наставления: «Да смотри, Селивестр, чтобы она, баба твоя, не смердела… Чтобы намытая, начищенная и одетая с иголочки предстала передо мной. А ещё предупреди её, чтобы была опрятна в стряпне. Барин это непременно оценит, и дела твоей семьи пойдут на поправку. Жена при хлебе – всегда сытое брюхо твоей семьи…
– Jezus Maria! О, Jezus Maria! – растерянно переступая с ноги на ногу, чесал на голове свою огромную плешь взволнованный Селивестр Богдан. – Всё так неожиданно случилось… Спасибо тебе, конечно, Казимир! Огромное человеческое спасибо, – положил он свою натруженную ладонь на сердце. – А что касается опрятности моей Ганки, то будь за это спокоен, она у меня женщина аккуратная. Только и обстирывает себя и всю семью. А уж как шьёт и вышивает…. вяжет и ткёт! Когда только всё успевает?!. А в мастерстве по выпечке хлеба ей, и вправду, нет равных! Во всей округе нет!.. Сколько раз пыталась она учить наших деревенских баб грамотно печь хлеб, но всё безрезультатно!.. Лучше, чем у неё, ни у кого хлеб не получается!.. Все так и говорят про Ганку: те же муки, да не Ганкины руки. Всё, Казимир! Закрываю мастерскую и бегу за ней. К утру у нашего Пана знатный хлеб на столе будет! Да такой хлеб, что ни в одном из имений не сыщешь!!! Это я тебе, Казимир, гарантирую!..
– Вот и добре!.. – тихо усмехнулся одними глазами пан Медлер. – Вот и добре…
– Не знаю уж, как и благодарить-то тебя, Казимир?!.. – протягивая ему свою раскрытую мозолистую ладонь, сказал вдруг смущённо Селивестр Богдан. – Честное слово, уж и не знаю, как благодарить, – смотрел он на него с теплотой в глазах…
– Ничего не стоит, Селивестр… Ничего не стоит, – ответил ему своим сдержанным рукопожатием пан управляющий, но глаз на него своих не поднял… – Всегда приятно помочь хорошему человеку, – добавил он ещё, всё так же с опущенными книзу глазами…
Когда же Селивестр Богдан, взбудораженный нежданно-негаданно свалившимся на него счастьем, скрылся за дверью своей мастерской, управляющий имением пан Медлер посмотрел ему злобно вслед и, крепко сжав в огромном своем, мощном кулачище плеть, процедил сквозь зубы: «Не знаешь, чем отблагодарить меня, плотник?.. Отблагодаришь ещё… Непременно отблагодаришь, голодранец! Как только захлебнёшься кровавыми слезами, так сразу же и отблагодаришь!!!»
VIII. Встреча Ганки, жены плотника Селивестра Богдана, с её Паном, бароном Ордоновским
Яркие лучи июньского солнца всеми силами пытались пробиться через плотно закрытые шторы на окне спальни барона Ордоновского. Наконец, один лучик всё-таки достиг своей цели и принялся слепить глаза спящего барона. Почувствовав дискомфорт, он инстинктивно прищурился, но это ему не помогло… Лучик по-прежнему слепил ему глаза, играл в локонах его чёрных волос, рассыпанных по подушке, скользил по кружевам белой батистовой сорочки, по узорам вышивки, украшающей пастельное белье.
Перевернувшись на другой бок, он попробовал уснуть вновь, но тут услышал, как в доме взялись отбивать время старинные напольные часы. Размеренно отбив двенадцать раз, тем самым сообщив хозяину дома о том, что на дворе уже полдень, они, хрипло выдохнув, утихли…
Барон повернулся с бока на спину и сладко потянулся… Полежав еще немного в покое, он принял решение вставать, ведь ему сегодня предстояли очень ответственные, деловые переговоры, для чего неплохо было бы обдумать каждую деталь ведения этих самых переговоров. Обдумать-то, конечно же, следовало, но вот только желания на это, как назло, у него не было никакого… Хотелось попросту расслабленно почивать в своей постели и ни о чем не думать… А лучше бы, ещё поспать…
Однако тяжелый груз ответственности перед предстоящей встречей с деловыми партнерами и ограниченность во времени стали все сильней и сильней тревожить его душу и настаивать на том, чтобы он безотлагательно поднимался с постели и принимался за дожидающиеся его дела.
Например… неплохо было бы ещё раз пересмотреть все документы, подготовленные им вчерашним вечером к переговорам. Помыслить над тем, какие вопросы могут возникнуть к нему у его деловых партнеров и, следовательно, пораскинуть мозгами над их ответами, чтобы не попасть впросак… А ещё неплохо было бы подумать над выбором успешной стратегии в ведении переговоров и над тем, как, по возможности, избежать конфликтных ситуаций во время них с тем, чтобы не вовлечь всех собравшихся в процессы нарастающей враждебности. Ну, и главное – это самого себя настроить на победу, а уж противник пусть успокаивает себя тем, что ничего так не красит человека, как умение красиво проигрывать…
Все это барон, конечно же, прекрасно понимал, но подниматься с теплой, уютной постели ему совершенно не хотелось… Не хотелось, и всё тут!.. И он не стал этому противиться… Натянул повыше на себя воздушное пуховое одеяло, облачённое в белоснежный, расшитый красочными узорами пододеяльник, и преспокойно отдался обволакивающему его с новой силой сну.
Но что это?.. Что это?.. Неожиданно в его голову полезли фрагменты ночных сновидений… Среди всей этой бессмыслицы, царящей в его голове, он всё пытался и пытался нащупать для себя какую-то важную, очень важную деталь сна, неустанно теряющуюся в калейдоскопе образов и событий, привидевшихся ему во сне. Но как он ни хмурил свои брови, как ни пробовал всеми силами ухватиться хотя бы за незначительную частицу тающих, как облака, сновидений, как ни пытался воспроизвести хотя бы небольшой фрагмент того, к чему с такой поразительной настойчивостью тянулось его обеспокоенное сердце, так ничего у него из этого и не получалось… Всё было тщетно… Раздосадовшись, он оставил эту затею и снова отдался сну…
Все глубже и глубже погружался он в приятное безмолвие… И, как только попал в пограничное состояние между сном и реальностью, в его сознании вдруг стал проясняться образ какой-то женщины… Не сразу он понял, кто она, эта женщина. Но вот образ её уже весьма отчетливо прояснился в его сознании… А вот уже… и совсем отчетливо: «Да ведь это же Марийка… – с великой нежностью прошептали губы барона имя этой женщины. – «Неужели и вправду она? – прямо-таки обомлел он. – Конечно же, это она!.. Она!.. Моя незабвенная панна Марийка Левандовская!..».