Страница 52 из 84
Во время деловых переговоров, по максимуму призвав на помощь весь свой природный и, несомненно, гениальный потенциал управленца и стратега, пан Медлер всегда сидел где-то далеко, в сторонке от всех присутствующих. Взглянув на него со стороны, можно было подумать, что человек находится в прострации или немного вздремнул… Но это было ошибочным мнением… Ох, как ошибочным… На самом деле, хваткий мозг управляющего в эти ответственные минуты под самым жестким контролем держал хитроумных и изворотливых партнеров своего барина, ради выгоды скрывающих свои истинные взгляды на вещи и истинные намерения. Делая вид, что вздремнул, пан Медлер внимательно следил за тем, когда и где его хозяину партнеры готовят подножку, а в каком месте притаилась для него большая выгода. Однако прочесть во взгляде пана Медлера заинтересованность переговорами никогда и никому не удавалось, так как глаза его, в которых таилась эта самая заинтересованность, всегда скрывались под густыми козырьками черных бровей.
Зато, когда барин не нуждался в его услугах, пан Медлер умел не путаться у него под ногами, и, как черт из табакерки, появляться вновь, когда в нём была явная необходимость…
Пан Медлер был благодарен своему хозяину за то, что тот, несмотря на свой высокомерный характер и отвращение ко всему низменному, терпим был к его холопскому происхождению, сквозь пальцы смотрел на захлестнувшие его эмоции при муштре дворового люда, никогда не нравоучал и не унижал его человеческого достоинства в присутствии посторонних…
Больше всего на свете пан Медлер не любил женщин… Он не считал их за людей и твердо придерживался житейской истины, что женщины, как и вино, даны мужчинам для услады и развлечений. Поэтому, придерживаясь этой концепции, использовал их строго по назначению, при этом не испытывая ни к одной из них каких бы то ни было чувств привязанности или хотя бы благодарности за невольно оказанное ими ему удовольствие…
Пан Медлер никогда не был женат, и его в полной мере устраивал тот факт, что и хозяин его, Ясно Вельможный Пан Ордоновский, тоже не был сторонником брака.
Его барин, на данном этапе своей жизни, называя всех своих многочисленных любовниц «.Любушками», дабы не путаться в их именах, поддерживал с ними те отношения, которые не претендовали на длительное их продолжение. Это хорошо… Это в полной мере устраивало пана Медлера… Но кто ж его знает, что будет завтра?!! Именно этим тревожным вопросом и задавался в своей душе пан Медлер всякий раз, когда барин его увлекался очередной своей «Любушкой». Ведь пойди тут, угадай, которая из них ненароком может стать женой барона, а значит его, пана Медлера, госпожой… Будет указывать ему… Будет повелевать им… Нарушит привычную идиллию, царящую в отношениях между ним и его барином… Эти тревожные размышления наводили на пана Медлера прямо-таки смертную хандру, лишали его сна, вырабатывали в нем ещё больше злости, спускать которую ему приходилось на спины вверенных ему батраков.
Наградой пану Медлеру, за его страдания становились заключительные, как правило, драматические сцены расставания его хозяина с очередной «Любушкой».
Происходило это, как правило, в его кабинете. Именно там его любимый барин, Ясно Вельможный Пан Ордоновский, отгородившись непрошибаемым безразличием от фейерверка горестных страстей и потоков слёз очередной пассии, терпеливо выжидал начала продолжения своей холостяцкой жизни.
«Вот оно, освобождение тела от инородной, вредоносной субстанции!.. – судорожно размышлял пан Медлер, всегда прячась в этот ответственный момент за тяжелой портьерой, висящей на дверях кабинета барина. – Вот оно, очищение души от скверны!..» – смахивал он огромным волосатым кулаком слезы счастья с лица, выжидая в этот момент, когда же наконец-то его барин высвободится из цепких коготков очередной своей прелестницы…
Итак… пан Медлер, в сопровождении своего злобного пса Шайтана, шёл в сторону кабинета барина… Тихо и неспешно ступая по мягким коврам дома, он мысленно оттачивал каждую фразу приготовленной для него речи. Ведь ему надлежало уладить с ним важные нюансы предстоящего мероприятия, связанные с охотой, а это значит, следовало уточнить – сколько в имение прибудет гостей?.. Куда и кого размещать?.. В каком зале – «розовом» или «голубом» – накрывать столы для предстоящего обеда?.. Какие блюда подавать к столу? Каких лошадей готовить к выезду?.. Ну и так… на всякий случай, подумывал над тем, где, в каком месте кабинета ему лучше встать, чтобы суметь вовремя увернуться от летящей в его голову бронзовой пепельницы, запущенной барином, если тот, в силу своего дурного настроения, сочтет сейчас его появление у себя в кабинете несвоевременным…
Но тут… из кабинета барона послышался истерический женский плач, который прервал размышления пана Медлера. Встрепенувшись, он прибавил шаг в сторону своего привычного укрытия, которое у него находилось за тяжелой портьерой, висящей на двери хозяйского кабинета. Через небольшую щель, образовавшуюся между этой портьерой и косяком двери, он стал наблюдать за мелодрамой, разворачивающейся между бароном и очередной его «Любушкой»…
Стоя в надежном своем укрытии за портьерой, пан Медлер искренне недоумевал над тем, до чего же на сей раз быстро надумал его барин сбросить с себя путы очередной своей любовной истории, начавшейся так недавно, так романтично и обещавшей перерасти в другую, очень серьёзную ипостась. Еще одна несчастная «Любушка», так страстно возжелавшая заполучить от Ясно Вельможного Пана предложение руки и сердца, получила от него предложение расстаться навсегда и непременно сейчас же!.. Заламывая руки и обливаясь слезами, не скупясь на эпитеты, уничижающие личность возлюбленного, обвиняла она его в крахе своей личной жизни…
Истерично покусывая большой палец руки, наблюдал пан Медлер из своего укрытия за тем, как женщина то падает в кресло, то встает с него, то ходит из угла в угол по кабинету барона и, стиснув между ладонями голову, кидает в его адрес упреки и обвинения.
«Пустые твои хлопоты, истеричка!!! – чувствуя, как злорадством всклокотала его душа, процедил сквозь редкие зубы пан Медлер. – Не прошибешь ты своими стенаниями этого коварного интригана, для которого любовь, как и карты – всего лишь азартная игра. Вот только козыри и тузы, к счастью, не в твоей колоде, дура… Не упрекать ты сейчас должна его, любовника своего, а, непоколебимо выслушав, посмотреть на него с высокомерием и с насмешливой ухмылкой удалиться прочь! Прочь! Навсегда!!! Такой твой ход будет грамотным и не останется им не замеченным, ведь он не привык, чтобы с ним так поступали. Вот тогда, скорее всего, он заинтересуется тобою вновь. А если и нет, тоже не беда! Зато достоинство твое не будет поругано…».
Пан Медлер с наслаждением наблюдал за тем, как его хозяин хладнокровно терзает свою жертву. «Ну, надо же, какая самонадеянная дрянь!.. – негодовал он, стоя в своем надежном укрытии за портьерой… – Пожелала властвовать над чувствами самого Ясно Вельможного пана Стефана! Самого барона Ордоновского! Пожелала покуситься на его свободу! Пожелала замахнуться на место в его сердце, хранимое им для той единственной, которую он еще не повстречал на своем жизненном пути, и дай Бог, никогда не повстречает!..».
А вот интересно, догадывался ли барон о том, что во время своих любовных встреч с «Любушками» всегда находится под неусыпным наблюдением пана управляющего, притаившегося в этот самый момент в облюбованном им укрытии за тяжёлой портьерой, висящей на двери его кабинета? Да! Он об этом знал! И даже неоднократно ловил его за этим постыдным занятием… Нравоучал… Грозил… Но понимал, что все это бесполезно!.. Черта характера пана Медлера – подслушивать, точнее, как он пояснял сам – «держать ситуацию под контролем», являлась еще одной составляющей его скверной сути.
Однако… в данный момент у барона не было ни малейшего желания отвлекаться на подобные размышления… С отсутствием какой-либо сосредоточенности во взгляде и с беспечностью в движениях тела, он, с закинутой ногой на ногу, сидел в кресле и, откинувшись на его мягкую спинку, неспешно покачивал ногой. Обе его руки покоились на подлокотниках. Холеные кисти рук расслабленно свисали вниз.