Страница 4 из 6
Потом меня потянуло к более серьезному образованию. Я отослал документы в инженерно-морское училище Владивостока и был приглашен на экзамены.
Это случилось под Новый год, и я не оформил в милиции допуск на въезд в закрытый город Владивосток. Добрые люди, мои попутчики – капитаны первого ранга, окончившие вышеупомянутое училище, спрятали меня при пограничной проверке. Но, к сожалению, я провалил вступительные экзамены.
Единственным утешением были прогулки по городу с великолепными видами на бухту Золотой Рог со стоянкой военных кораблей и рыболовецких траулеров и красивым приморским бульваром. Чем необычен Владивосток, так это совмещением железнодорожного вокзала и морского вокзала на берегу океана.
Я жил в доме колхозника, питался в основном очень вкусной тихоокеанской селедкой. Но соседствовали со мной и более обеспеченные студенты. Один из них решил поужинать в ресторане и попал в плен к какой-то капитанше, так что мы его не видели до конца вступительных экзаменов, на которые он, естественно, не явился.
После возвращения из тайги, со станции Харагун, я жил в другом общежитии, так как в прежнем вся молодежь постепенно переженилась, и оно стало малосемейным.
В нашей комнате собрался интересный народ. Толя Михин работал бетонщиком, крепкий Саша Литвинцев – бригадиром на полигоне ЖБИ; они выпускали плиты перекрытия. И еще двое, насколько помню, Виктор и Иван, они отсидели, конечно, не по 58-й статье, и после освобождения устроились на наше предприятие.
Виктор писал очень красивые картины маслом и на работе проявлял чудеса изобретательности. Так, ему РСУ поручило ремонт фасада трехэтажного здания. Он один взялся за эту работу и на самодельной подвесной люльке оштукатурил и покрасил весь фасад. Соответственно получил всю предусмотренную в смете заработную плату, она оказалась очень большой, учитывая экономию за счет установки лесов и прочих вспомогательных работ. Жаль, что Виктор тратил все деньги на наркотики; за этот кайф он соглашался в трудные времена чистить помойки возле аптек. Так я познакомился с первым наркоманом. Еще раньше Виктор работал далеко в тайге. Их впятером забросили с техникой (трелёвочным трактором, бульдозером, бензопилами) на дальнюю делянку валить лес. Раз в месяц на вездеходе им доставляли продукты и горючее. Они продержались три года без отпуска. Очевидно, сейчас этот метод в тех же местах осваивают китайцы.
Мой хороший друг, бригадир Саша Литвинцев, служил в армии секретчиком, т. е. доставлял из штаба и в штаб важные документы. Их готовили лучше, чем современных спецназовцев, и это очень пригодилось в общежитских драках. У нас в красном уголке устраивались танцы. Приходили местные. Как и всюду, за девушек дрались. Но благодаря Саше, Ивану и другим отслужившим или отсидевшим парням местных удавалось вышибить из общежития до следующих танцев. Многие из местных тоже сидели, были блатными со своей честью. Они однажды вшестером встретили Ивана по пути в общежитие, и ему пришлось ткнуть одного из них отверткой в живот. После этого парень вернулся в общагу и заплакал, так ему не хотелось возвращаться в тюрьму, ведь не прошло и года, как он освободился. На следующий день явился блатной авторитет и предложил Ивану уладить это дело деньгами. Не знаю, на какую сумму они договорились, но Иван вышел сухим из воды.
Здесь я впервые узнал, что такое неравный брак. Саша Литвинцев решил жениться на Валентине, которая была моложе на 15 лет. По тем временам это было немодно. Мы поехали к ее родителям в рабочий поселок недалеко от Читы, где и сыграли свадьбу. Потом сходили во дворец культуры танкового завода на цыганский концерт. По пути, в низине, я видел продукцию завода – это меня поразило: в таежной глуши стоят тысячи танков. Валины родители чувствовали, что из этого брака ничего хорошего не получится, и все время Сашу терзали вопросами, зачем ему это надо. Он считал, что из чистой девочки воспитает отличную жену, но через два года я встретил Валю в Чите. Оказалось, что Саша отправил ее со своей родины (с Аргу-ни) назад. По-видимому, победила старая любовь: раньше друг рассказывал о своих романтических свиданиях с местной учительницей.
Хватило приключений и на мою голову. К моей девушке начал подбивать клинья какой-то местный хлыщ, и она была польщена вниманием парня, более взрослого, чем я, семнадцатилетний пацан. Я пытался с ним поговорить. Сейчас уже дословно не помню этого разговора, но на следующий день меня позвали в соседнюю комнату, где его приятель двинул мне кастетом в скулу. Девчата отправили меня в больницу, где доктор при виде моей гематомы сказал, что от любви не только худеют, но и поправляются, и положил в стационар. Палата была большая, человек на двенадцать, и я насмотрелся и наслушался всякого. Видел, как кормят человека после операции бульоном через лейку, прикрепленную к пищеводу на животе. Слушал рассказы сотрудника КГБ, который подморозил ноги, обеспечивая безопасность Н.С. Хрущева на железной дороге. Их разбросали вдоль полотна в лютые морозы без соответствующей экипировки, да и поезд опаздывал. Так я понял, что у всех профессий свои трудности.
В 1963 году нас начали готовить в армию (в те времена к допризывникам относились очень серьезно). Парней обучали в ДОСААФ в основном по специальностям «водитель», «механик», «радиомеханик» и т. д. Я получил специальность «радиомеханик по радиостанциям дальнего и ближнего привода для обеспечения полетов военных самолетов» в школе радиомехаников по обслуживанию радиостанций, СПУ (самолетных переговорных устройств) и прочего радиооборудования самолетов разного типа – истребителей, штурмовиков и бомбардировщиков. Сейчас это уже не секрет, что на нашем полигоне стояли ИЛ-28, МИГ-15, МИГ-17, СУ-7, СУ-9 и т. д. Так что у меня с женой Валюшей много общего – куча самолетов и корочки самолетных радиомехаников.
Я по-прежнему работал в арматурном цехе. Коллектив был в основном женским, нас пытались помирить с девушкой, посылали на всякие совместные работы, но уже ничего не клеилось ввиду отсутствия желания с обеих сторон. Затем меня призвали в армию, и наша коммунистическая бригада устроила пышные проводы. Заняли на вечер красный уголок, женщины наготовили всякой вкуснятины. Мы гуляли, как на свадьбе. Я, конечно, был польщен таким вниманием и от тостов не отказывался, поэтому оказался в роли Шурика, когда тот перебрал в ресторане. «А поутру они проснулись». Разбудил меня следователь вопросом: «Что у нас вечером произошло?» Я, разумеется, был не в курсе, но меня пообещали даже в армии достать, если виновен. А история банальная: сварщик Миша пошел провожать до дому нашу работницу, ее муж приревновал, выскочил из дома с ножом и порезал Мишу – повезло, что не убил.
Итак, нас собрали на призывном пункте, погрузили в плацкартные вагоны и повезли в город Нижнеудинск Красноярского края – эти места описал Сергей Сартаков в романе «Хребты Саянские». В вагоне было шумно, молодежь прощалась на три года со свободной жизнью и, соответственно, искала спиртное. Нас не выпускали из вагона, но там уже все было. Слава Богу, обошлось без драк.
А дальше были баня, получение обмундирования и казарма. Распорядок в армии четкий: зарядка, пробежка (в гимнастерке без ремня при любом морозе), поход в столовую, занятия в классе по радиотехнике, обед, перекур, строевая подготовка и т. д.
Этнический состав роты был смешанным (так всегда раньше делали для укрепления Союза): сибиряки-читинцы, москвичи, грузины, молдаване, армяне, западные украинцы. С другом, читинцем Виктором Спириным, мы ходили в увольнительные. Кроме того, у меня сложились очень теплые отношения с ребятами из Кишинева и Тбилиси – Жорой Татанашвили и Давидом Долидзе. Все они практически были с высшим образованием: военкоматы «подмели» все пединституты в связи с недостачей призывников 1944 года рождения (эхо войны). Армяне были практически неграмотными, их набрали в спешке в каких-то горных районах. Я думал, что от них будет много горя, если их не спишут в стройбат.
В свете последних событий стоит охарактеризовать и украинцев. Так как старшиной роты был украинец по фамилии Шило, то и лычки, и каптерку получили украинцы. Показывая свою власть, они много матерились, за что получали от грузин и армян. Те воспринимали упоминание матери дословно, но постепенно освоили этот незамысловатый язык.