Страница 21 из 25
Когда я окончил университет, кое-какой блат у меня был, но небольшой, его не хватило. Пришлось принудительно отрабатывать три года в областном отделе юстиции, это было нешуточное испытание. Женатый человек, отец семейства, а называется «молодым специалистом» и получает «грязными» 120 рублей в месяц! Но, пожалуй, еще страшнее было абсолютное, беспросветное ничегонеделание, на которое я был обречен своей почти мистической должностью консультанта по правовой пропаганде. Мозг был не загружен совершенно, о душе и говорить нечего. Я погибал. Ноги не хотели нести меня в родное учреждение. Пересекая Дворцовую площадь, где тогда располагался этот богоспасаемый отдел, я ощущал такое сопротивление среды, как будто шел по дну Мертвого моря. Для пропитания семьи и орошения катастрофически сохнущего мозга я метался по цехам, кинотеатрам и рабочим столовым с лекциями «по линии» общества «Знание». Шесть пятьдесят за штуку! В перерывах между метаниями перепечатывал на казенной машинке сонеты Шекспира (для души), а также выдавливал из себя литературно-критические опусы (для извлечения дохода, поскольку их, как ни странно, публиковали). Пасть еще ниже можно было только в запойное пьянство, но от этого Бог и жена уберегли.
По отбытии наказания меня «отпустили» в областную коллегию адвокатов. После положенной стажировки местом работы мне определили Тосненскую юрконсультацию. Я был счастлив.
Как только я, молоденький, полный сил новичок, появился в Тосно, началась не работа даже, а пахота, страда, не затихавшая ни зимой, ни летом. Жуткое количество дешевых или вовсе бесплатных уголовных дел с традиционной неравномерностью распределялось «в пользу» молодых адвокатов, рабочих лошадок. Мне случалось участвовать в трех делах за день! А как же, недоумевал я, насчет того, чтобы знать дело до последней запятой, как учили? Как быть с подготовкой к судебной речи? Адвокат Карабчевский, говорят, в Италию уезжал готовиться к выступлению. И это правильно, ведь речь адвоката должна сочетать в себе тонкий анализ доказательств, образный строй, культурность и убедительность… А как мне быть далее, если моя позиция не совпадает с позицией подзащитного и переубедить его не удается – разве я не должен отказаться от защиты, уступив место другому адвокату? Я задавал вопросы, но вместо ответа коллеги смотрели на меня добрым материнским взглядом. О дитя, читалось в нем, милый несмышленыш! Ты такой наивный… Ну, ничего, образуется. Вырастешь и все поймешь.
Вскоре я действительно стал заправским сельским адвокатом: вел дела в суде, и провел их столько, сколько не проведу за всю оставшуюся жизнь, даже если проживу долго; составлял бумаги для деревенских старушек, а они в благодарность, сверх двух рублей в кассу, называли меня «сыночек» и приносили кто банку собственноручно засоленных грибов, кто свежих огурчиков со своего огорода. Одна такая клиентка притащила трехлитровую банку парного молока, и его пришлось распивать в авральном порядке всей консультацией, чтоб не скисло в жару. Появился у меня и свой сумасшедший – он приходил примерно раз в месяц, задавал бредовые вопросы, а я отвечал на них с серьезным видом, честно глядя в его детские глаза.
Первые угарные месяцы пронеслись быстро. Потекли годы. Меня, как, наверное, всякого мужчину в нестабильном возрасте, это протекание убаюкало, но ненадолго. Скоро я насторожился, потом встревожился, а спустя какое-то время ясно и отчетливо увидел, что никакого течения нет, вокруг стоячее болото, и меня засасывает в него, и нет опоры под ногами… Дела и дни повторялись с убийственной одинаковостью, ввергая меня все глубже в тихую панику. Дни были отравлены необходимостью битых два часа добираться до работы и столько же – возвращаться. А дела… Их и делами-то нельзя было назвать, так себе – делишки: пьяная драка в электричке; украденные у соседа кролики, сожранные в кочегарке с дешевой водкой… Мозгам не было поживы, а они ведь даны человеку, чтобы думать ими, чтобы их питать, а не нести перед собой сквозь десятилетия и в конце пути в полной неприкосновенности возложить на алтарь маразма!
Кроме всего прочего, когда ты практикуешь в районе, то есть в одном и том же суде, и практикуешь активно, поскольку семье хочется есть, ситуация рано или поздно приходит к своему логическому пределу: судья с точностью до последнего слова знает, что и как скажет адвокат, и спокойно пишет приговор под привычное адвокатское жужжание. Адвокат со своей стороны с точностью до полугода знает, сколько судья отломит клиенту и, произнося пламенную речь, машинально провожает глазами судейскую авторучку, заполняющую бланк приговора. Комедийный эффект налицо, но подсудимый с адвокатом почему-то не смеются.
…Но это был мой выбор, моя профессия и моя стихия. Не упрекать же, в самом деле, подзащитных в том, что они не совершают «преступлений века»! И потом, если говорить честно, болотная ряска мерещилась мне кругом лишь до того момента, пока я не заглядывал в глаза очередного клиента. В этих глазах стояло обыкновенно как раз такое выражение, какое бывает, наверное, у пшеничного зернышка, неотвратимо кувыркающегося к мельничным жерновам. Перед этими глазами стушевываются обиды на судьбу «районного масштаба» и вся прочая лирика! Кроме того, если я и знал что-нибудь по-настоящему хорошо, так это уголовное право. Каждое новое дело становилось задачей, которую надлежало решить. И я решал эти живые задачи, сообразуясь с условиями. Чем проще, чем обыденнее условие, тем сильнее надо шевелить мозгами, ища решение. В этом одно из отличий уголовной защиты от арифметики. Другой вопрос, что дел было слишком много, они были слишком одинаковы, так что над каждой новой задачкой мозгами шевелить приходилось все меньше и меньше…
Для разнообразия я провел несколько гражданских дел, по большей части о праве собственности на сельские дома. Сия не слишком музыкальная тема была тогда очень модной. Это сейчас, в замечательную эпоху опрокидывания в капитализм, любой русский – как новый, так и бывший в употреблении – может отгрохать себе дом какой хочет и где хочет. Были бы связи и деньги. Когда же мои личные биологические часы отсчитывали тосненское время, а страна не знала о предстоящей смене вех, денег у людей было немного, связи же мало что решали. Возведение первых садовых домиков было обложено таким количеством запретов и ограничений, на личную собственность смотрели с таким прищуром, что уже имеющиеся и, более того, еще на заре социализма узаконенные деревенские дома приобретали в глазах граждан прямо-таки нечеловеческую ценность. Внедриться в сплоченные ряды собственников по рождению можно было только судебным путем. И этот путь торили ротами и батальонами. Супружеские пары бальзаковского возраста умыкали у одиноких старух избушки под ложные обещания содержать в тепле и холе до самой смерти; брат шел на брата, задавив голос крови инстинктом собственника; время от времени сын преследовал матерь свою нестерпимо гнусным судебным иском, долгим, тяжким и смертоносным, как македонское копье. Такими делами я брезговал, не принимая поручений даже от обижаемой стороны. Ведь мораль и право сходятся вместе редко, искать правду в суде – занятие слишком легкомысленное для профессионала, а брать на себя чужую боль похвально, но вредно для здоровья. Те гражданские дела, от которых не смердит, для юриста интереснее уголовных, зато тянутся так долго, что заречешься ввязываться. В конце концов, каким бы сложным ни был казус, сколь хитроумным и многознающим ни оказался процессуальный противник, как бы ни был тяжел характер судьи, «просчитать» гражданское дело на много ходов вперед, вплоть до решения – дело нескольких часов. Со всей тактикой, стратегией, ловушками и жертвами ферзя. А гражданские дела, особенно сложные и многофигурные, редко растягиваются на месяцы, чаще на годы. Так что, совсем немного поиграв в шахматы гражданского права с контролем времени три года на партию, я потерял к ним интерес.
Все возвращалось «на круги своя», точнее, к той же точке на новом витке спирали. Ноги отказывались нести меня на Московский вокзал, и я с трудом преодолевал сопротивление среды, такое сильное, как будто шагал по дну Мертвого моря, пересекая тосненскую привокзальную площадь, до краев заполненную циклопической лужей.