Приди и победи

— Не советую, капитан. Эта граница не запирает нас, наоборот, она защищает нас от тех, кто по ту сторону.

— И кто там?

— Точно не скажу. Я никогда не видел Хаос с изнанки. А те, кто видели, чаще всего сходили с ума. Сложно сказать, что в их рассказах вымысел, что правда. Из более-менее схожих повествований можно утверждать, что самые опасные существа — это Гончие Хаоса. Есть Временные Черви, Пространствопоглотители, Душегубители и прочие милые “зверушки”. Так что путь один, капитан, и сворачивать с него не рекомендую. Рано или поздно проход откроется.

Демон помолчал немного и добавил:

— Главное, чтобы он вел туда, куда нам нужно.

— А есть варианты? — спросил Бестужев.

— Я тебе уже говорил, капитан, что ни один смертный доселе не переступал порог темницы Люцифера.

— И что теперь делать?

— Думаю, что в данный момент Хаос решает, что с тобой делать. Пустить или прогнать. А может — уничтожить как угрозу.

— Вот как-то не напрашивался, — растерянно произнес Бестужев. — И если ваш Хаос действительно захочет меня грохнуть, что же делать?

— А это — ее забота, — Хачериди ткнул длиннющим ногтем в сторону Веры. Словно подслушав их, она обернулась и сказала, обращаясь сразу к обоим:

— Заканчивай болтовню. Мы почти пришли. Я чувствую это.

Снова пошли молча. Бестужев почувствовал, что начал уставать. Видимо, все же прошло не так уж и мало времени с начала их путешествия. Он уже хотел предложить всей честной кампании сделать привал, как неожиданно сразу несколько факелов с правой стороны замерцали, будто задуваемые ветром, а спустя несколько мгновений и вовсе потухли.

Но тут же на их месте возникли массивные врата в несколько человеческих ростов. Точную высоту сооружения выяснить было невозможно, так как верхняя его часть утопала в кромешной тьме Хаоса. Врата состояли из двух, даже на вид, тяжеленных створок. В роли гигантских косяков выступали установленные с обеих сторон статуи ангелов. Они, словно титаны держали врата, из глаз пылали молнии гнева. Бестужев понимал, что они не живые, но при долгом разглядывании становилось неуютно.

— Ну вот, — Хачериди потирал от удовольствия руки. — И побродили-то совсем немного. Я, когда впервые искал вход, шел по тропе около месяца. Ну или вроде того.

Он гигантскими прыжками первым достиг врат и потянул за массивные кольца. Но створки не шелохнулись.

— Не все так просто, демон, — к вратам подошла Вера. — Тебя, может, и так пустят. А за капитана я сомневаюсь.

— И что нам всем делать? — спросил подошедший к ним Бестужев.

— Ждать указаний, — вздохнул демон. — Но предупреждаю сразу: они вам не понравятся точно.

Минут пять ничего не происходило. За это время Бестужев успел рассмотреть ворота во всех подробностях. Они были деревянными. Он провел по створке рукой — ощущения были неуловимо знакомыми.

— Что, капитан, не узнал сразу? — демон подкрался бесшумно и шептал прямо в ухо. — Сочетание трех видов древесины — кипариса, кедра и певги. Кресты наших жертв сделаны из того же материала.

Бестужев не удивился, он уже ничему не удивлялся. И даже бровью не повел, когда врата засветились, и на них проявилась надпись:

LASCIATE OGNI SPERANZA VOI CH’ENTRATE

— Что это значит? — спросил Бестужев.

— Ха-ха-ха, — развеселился демон. — Хаос не прочухал, что перед ним — русский.

Словно в ответ на его браваду надпись замерцала и сменилась:

ОСТАВЬ НАДЕЖДУ ВСЯК ВСЮДА ВХОДЯЩИЙ

— А я думал, что когда-нибудь увижу эту фразу перед входом в епархию Стрельцова, — сказал Бестужев.

— Перед дверью к вашему Франкенштейну такую табличку не мешало бы повесить, — проворчал Хачериди.

Через мгновение воздух снова замерцал и под первой надписью появилась вторая:

А ТАКЖЕ ВЕРУ И ЛЮБОВЬ

— Ола-ла, — все больше бесновался Хачериди, — вот и настал твой час, принцесса. Пройдет ли дальше наш капитан, зависит исключительно от тебя.

— О чем ты говоришь? — вскричал Бестужев. Он чувствовал, что происходит что-то ужасное, но не мог понять, что именно. — Вера, ну хоть ты мне объясни, о чем твердит этот демон.

Она подошла и погладила капитана по щеке. Ее ладонь была удивительно ласковой и теплой.

— Прости меня, Бестужев, — прошептала она.

— За что, Вера? За что, любимая? — ощущение опасности все нарастало. Ему казалось, что она прощается с ним. Он почувствовал, что по щекам потекли слезы. Господи Боже, он не плакал столько лет…

— За то, что не всегда помогала. А должна была, — она нежно вытирала ему слезы. — Плачь, любимый, плачь. По-другому с потерями справиться невозможно.

— Кто ты? — спросил Бестужев. — Как тебя зовут? По-настоящему?

— Я — та, что всегда находилась рядом, но ты меня так редко замечал. Меня зовут Вера, и я укрепляла твой дух в самые тяжелые минуты твоей жизни. Меня зовут Надежда, и с самого твоего рождения я не позволяла сползти твоей душе в пучину сомнений и отчаяния. Меня зовут Любовь, и я смотрела на тебя глазами всех твоих девушек. Я — часть тебя, Александр Бестужев. Неразрывная часть тебя.

Но ведь я могу тебя потрогать, — капитан чувствовал, что сходит с ума по-настоящему. Что это — игры Хаоса? Может быть, они до сих пор идут по его коридорам, и все происходящее лишь мерещится ему? — Не просто потрогать. Я ведь говорил с тобой, целовал тебя, мы занимались любовью!!!

Бестужев почти кричал. Рядом, выпрыгивая лишь одному ему ведомый танец, куражился демон Хачериди. Факелы вокруг них тоже затеяли какую-то дьявольскую пляску. Отблески огня кружили капитану голову.

— Не поддавайся им, — Вера влепила Бестужеву звонкую пощечину. — Смотри мне в глаза, — Бестужев безропотно послушался. — Смотри мне в глаза, — повторяла раз за разом Вера.

И капитан утонул в бездне этих красивых черных глаз. Коридоры Хаоса, врата в темницу Дьявола, брызгающий слюной Хачериди — все осталось где-то далеко, за пределами зрения. Он очутился в уютной комнате с полками книг, ящиком игрушек и уютной детской кроватью. В ней, посапывая, спал ребенок. В его маленьких ручонках, сжатых под подбородком, он увидел сложенный вдвое уголок одеяла.

— Помнишь? — спросила Вера в его голове.

— Помню, — ответил Бестужев. — Это “бубочка”.

— Мы придумали ее с тобой вместе, когда нам было страшно ложиться спать долгими зимними вечерами. Темнота наступала рано, а родителям иногда приходилось задерживаться допоздна.

— Я помню “бубочку”, - прошептал пораженный Бестужев. — И помню тебя. Ты же была моей няней, только волосы были желтого цвета!

— Тогда я предпочитала быть блондинкой, — засмеялась Вера. — Посмотри направо. Бестужев повернул голову и увидел длинный школьный коридор. Маленький мальчик стоял у двери в класс и боялся войти.

— Твой четвертый класс. Отца-военного в очередной раз перевели в другую часть, в другой город, и тебе пришлось снова переезжать. В этом военном городке были злые дети, и тебе было так страшно входить.

— Да, было очень страшно, — признался Бестужев. — Я помню это ощущение до сих пор. Но мне помогла завуч, взявшая меня за руку и познакомившая с одноклассниками.

Из-за угла вышла Вера, строго одетая на учительский манер: закрытая одежда, волосы, собранные в пучок, и огромные очки с толстыми линзами.

— Это же была ты, — снова поразился Бестужев. — Как же я мог это позабыть?

— Умения забывать — великий дар, свойственный людям, — прошептала Вера. — А помнишь, как ты познакомился с Лерой?

Пространство снова изменилось, и он увидел себя десятилетней давности. Была осень, дул пронизывающий ветер. Бестужев стоял вместе со своим бывшим одногруппником, а ныне коллегой — Васей Смирновым. Их дежурство закончилось, но домой идти не хотелось. Они стояли возле шаурмичной и ждали заказ, в руках были бумажные стаканчики с кофе. От нечего делать, друзья плотоядно разглядывали стайку девчонок, беззаботно пивших пиво на трубах рядом с Университетом.

— Ты знаешь вон ту, в зеленой куртке? — спросил друга Бестужев.