Страница 9 из 19
Принимая, однако ж, во внимание, что я изложил уже важнейшие из моих открытий в особом сочинении, которое по некоторым причинам не могу теперь напечатать[22], я не нахожу лучшего способа к сообщению моих выводов, как посредством краткого обозрения вышеупомянутого моего сочинения. В этом произведении я старался изложить все свои соображения о естественных свойствах материальных предметов. Но подобно тому как живописец, который, не имея возможности изобразить на поле картины все стороны твердого тела, избирает одну главную его сторону, которую и освещает, оттеняя остальные стороны и как бы скрадывая их за освещенной стороной, так точно и я, опасаясь того, что не сумею высказать всего мною исследованного, предпринял сначала низложить во всей полноте только мои соображения о свете. Потом по поводу этой материи я нашел возможным сказать кое-что и о Солнце и о неподвижных звездах (так как от них происходит весь наш свет), о видимом небе (так как оно передает нам свет), о планетах, кометах и Земле (так как они отражают свет), особо о телах на Земле по отношению к их цвету, прозрачности или способности давать от себя свет и, наконец, о человеке как о существе, видящем свет. Но чтобы оттенить немного все эти предметы и получить право говорить о них свободно, не прибегая ни к утверждению, ни к отрицанию мнений, принятых учеными, я решился оставить этот существующий мир на жертву ученым спорам; сам же вознамерился заняться только миром новым, миром, для образования которого Бог создал бы теперь в воображаемом пространстве достаточное количество материи, произвел бы из этой материи самый поэтический хаос, вращая беспорядочно вещественные частицы, и потом предоставил бы природе действовать самой по тем законам, которые Он ей дал. Имея в виду это создание моего воображения, я начал с того, что описал предполагаемую материю, и с такою ясностью, что, как мне кажется, одни суждения о Боге и душе могут быть яснее этого описания, тем более что в моей материи я отвергнул все те свойства или формы, которые подают повод к ученым спорам, и вообще все то, что не познается нами настолько легко, чтобы нельзя было даже притвориться непонимающим. Далее я изложил законы природы, доказывая сомнительные между ними исключительно на основании одной идеи о совершенствах Божиих, в особенности стараясь показать, что если бы Бог создал несколько миров, то не могло бы быть ни одного между ними, в котором не действовали бы общие законы. После этого я показал, каким образом бóльшая часть хаотической материи должна была, по законам природы, образовать из себя нечто подобное нашему небу и в то же время некоторая часть материи должна была образовать Землю с планетами и кометами, а другая часть материи образовала Солнце и неподвижные звезды. Здесь, излагая подробно о свете, я указал свойство света, находящегося в солнце и неподвижных звездах, а также разъяснил, каким образом свет пробегает в одно мгновение неизмеримое пространство неба и каким образом он отражается на Земле от планет и комет. К этому я присоединил некоторые объяснения о составе, положении, движении и различных свойствах небесного пространства и звезд, достигая во всем этом изложении, как мне кажется, той идеи, что нет ничего такого в мире существующем, что бы не должно было или не могло явиться в мире, мною описанном. Затем, переходя к особенному рассмотрению земного шара и предположив, что Бог не дал свойства тяжести материи, его составляющей, указал, как все части Земли должны были тяготеть к центру шара и как, вследствие нахождения на поверхности Земли воды и воздуха, а также расположения неба и звезд, и в особенности Луны, должны были произойти приливы и отливы вод совершенно подобные тем, которые замечаются в наших морях, вместе с токами воды и воздуха от востока к западу, подобными замечаемым нами между тропиками. Я показал, каким образом горы, моря, источники и реки могли естественно появиться на Земле, как металлы появились в рудниках, растения на полях и вообще как образовались на Земле тела, называемые смешанными или сложными. Между прочим, принимая по внимание, что, исключая звезды, мне известен в мире один только производитель света – огонь, я обратил особенное внимание на ясное изложение всех свойств огня, его источников, его питания и появления его иногда с одним теплом без света, а иногда с одним светом без тепла. Я указал на изменение посредством огня цвета тел и других их свойств, на плавление огнем одних тел и на придание твердости другим, на превращение почти что всех тел посредством огня в пепел и дым и, наконец, указал, как одной силой своего действия огонь превращает золу в стекло и, находя это последнее превращение одним из замечательнейших явлений в природе, описал его с особенной подробностью.
Я не хотел, однако ж, из всего описанного мною вывести такое заключение, что мир сотворен именно в предположенном мною порядке, так как находил более вероятия в том, что Бог с самого начала сделал мир таковым, каков он есть теперь. Но верно то, согласно и с мнением всех богословов, что Бог тем же самым действием поддерживает существование мира, которым и сотворил его, откуда можно прийти к такому убеждению, не унижая притом нисколько чуда сотворения мира, что это единство действий Божиих состоит именно в предоставлении природе самой, по установленным от Бога законам, образовать мир из первоначальной формы хаоса и постепенно довести до того положения, в каком мы его видим ныне. Для нас более понятна природа материальных предметов, когда мы предполагаем постепенное их образование, чем когда представляем их себе вполне сформированными.
От описания неодушевленных предметов и растений я перешел к описанию животных вообще и человека в особенности. Но так как я не имел о человеке достаточных познаний, чтобы говорить о нем с тою же уверенностью, с какою говорил об остальном, т. е. доказывая все явления причинами их и указывая, от каких начал и в какой форме природа должна производить явления, то счел за удобнейшее предположить, что Бог создал тело человека совершенно подобным нашим телам как во внешнем, так и во внутреннем отношении, не влагая, однако ж, в это тело другой материи, кроме принятой мною, и не давая человеку ничего похожего на разумную душу, или на душу растительную, или чувственную. Бог вложил только в это тело, по моему предположению, один из тех огней без света, о которых я выше говорил и которые я нахожу одного свойства с огнем, воспламеняющим сырое слеглое сено, или с огнем, возбуждающим брожение в молодом вине. Затем, рассматривая внутренние отправления, которые должны были возникнуть в теле человека от означенного огня, я нашел все те явления, которые замечаются в нашем теле и происходят без участия нашей мысли, а следовательно, и души, этой особой части нашего существа, исключительно назначенной для мышления. Отправления эти я нашел притом одного свойства с отправлениями у животных неразумных (в чем и заключается наше сходство с животными), но в тех же явлениях я не находил ничего зависящего от нашей мысли и принадлежащего нам исключительно как людям, пока не предположил, что Бог создал разумную душу и соединил ее особым образом (мною описанным) с телом человека.
Чтобы иметь понятие о том, каким образом я изложил в моем сочинении означенные вопросы, представлю здесь для примера мое объяснение кровообращения, того отправления в телах животных, которое можно назвать самым основным и общим. Замечу, однако ж, предварительно, что лицам, не знакомым с анатомией, следует, прежде чем читать нижеследующее, взять и рассмотреть разрезанное сердце какого-нибудь большого животного, дышащего легкими. В разрезанном сердце читатель пусть обратит внимание на две камеры, или пустоты, которые в нем находятся: а) на камеру с правой стороны, к которой примыкают две очень широкие трубки, именно: полая вена, главный приемник крови, играющая роль, подобную стволу в дереве, тогда как все другие вены суть ее ветви, и вена артериальная, неудачно так названная, потому что на самом деле это есть артерия, выходящая из сердца и разделяющаяся на множество ветвей, проникающих со всех сторон в легкие, и б) на камеру с левой стороны, к которой также примыкают две трубки, столь же, если еще не более, широкие, именно: артерия венозная, также неудачно названная, потому что на самом деле она есть вена, идущая от легких, где разделена на многие ветви, переплетенные с ветвями вены артериальной и с ветвями прохода, называемого свистком, назначенным для прохода воздуха к легким, и большая артерия, которая, выходя из сердца, распространяет свои ветви по всему телу. После этого я желал бы, чтобы читатель обратил особенное внимание на одиннадцать маленьких клапанов, которые, как двери, закрывают четыре отверстия, находящиеся в двух камерах, именно: три клапана при входе полой вены, расположенные таким образом, что препятствовать вступлению крови в правую камеру сердца они не могут, но решительно преграждают для крови выход из сердца; три клапана при входе в сердце вены артериальной, которые расположены в обратном порядке, т. е. дают крови выходить из правой камеры в легкие, но не выпускают крови из легких; два клапана при входе венозной артерии, открывающие путь для крови от легких в левую камеру сердца и не допускающие обратного движения, и, наконец, три клапана при входе большой артерии, допускающие только выход крови из сердца. Число клапанов объясняется очень просто фигурой отверстий, ими закрываемых: так, отверстие артерии венозной овально, почему с удобством закрывается двумя клапанами, тогда как прочие отверстия круглы и требуют по три клапана. Кроме того, надобно обратить внимание на то, что большая артерия и вена артериальная имеют стенки более плотные и твердые, чем артерия венозная и полая вена и что эти две последние, расширяясь перед входом в сердце, образуют два кошелька, именуемые ушками сердца и составленные из того же мяса, как и сердце. Наконец, надобно заметить, что ни в какой части тела нет такого жара, как в сердце и что этот жар достаточно силен для того, чтобы быстро разредить и расширить каждую каплю крови, которая войдет в камеру сердца, подобно тому, как это делается со всякой жидкостью, падающей ко капле в сильно нагретый сосуд.
вернуться22
Здесь (и в начале шестой части) Декарт говорит о «Мире» и об осуждении Галилея. – Прим. перев.