Сенат

Она протягивает ладонь с хитрой улыбкой. Ах, да! Она же читает мысли. Здесь ее улыбка стала хитрее. Ну что же… За «стерву» извиняться не буду.

— И не надо. Сочту за комплимент.

Я хмыкаю: забавно получать ответ на свои мысли. И крепко жму ее руку. Далее она знакомится с Миа. В кабинет приносят чай, меня усаживают в кресло, а остальные, кроме Реджины, садятся на стулья возле длинного переговорного стола. Всё оставшееся время говорит только новоиспеченная миссис Клаусснер, поражая меня четкостью фраз и ясностью мысли. Теперь понятно, чем она взяла этого разгильдяя Стефана: она просто держит его под каблуком, а ему это нравится!

На середине их беседы я не выдерживаю:

— Долго еще? Я пришла сюда вообще-то увидеть Кевина!

— Я знаю. — Реджина спокойно поворачивается, будто не я только что повела себя грубо и не этично. — Ты его еще увидишь и успеешь с ним наговориться. Нам надо еще решить вопрос с твоим прикрытием.

А что решать-то? Миа же здесь!

Как только я об этом думаю, тут же звучит ответ Реджины:

— Миа вернется домой. А ты останешься с нами.

— Эй!

— А что? Тебе есть куда идти? — Она задает самый противный вопрос, что я недовольно шмыгаю носом. Со стороны доносится смешок Стефана. Конечно, ему смешно, я же терпеть не могу все эти Инквизиционные школы. Вдруг у них что-то перемкнет в мозгу?

— Не перемкнёт. Я приняла твою сестру, боролась за нее, как Главная. Я полюбила Мелани. Я так же вернула себе Кевина, который мне как сын. И после этого ты думаешь, откажусь от тебя? Если ты, конечно, не сглупишь и не предашь нас, то поверь — место в замке тебе найдется, а я обеспечу твою и для твоего ребенка безопасность. Выбор за тобой…

Обнадеживающе! Только есть одно «но»: что-то подобное я слышала от Марго, когда выбирала клан.

— Кстати, сюда идет Артур. Он тебе сделает повязку на Знак. Травматизм рук — не мой метод.

Она кивает на заживающую руку. Там уже давно образовалась корочка, которая скоро начнет отсыхать, оголяя линии Инициации и делая меня уязвимой ведьмой. Магия уже начала проявляться. Например, вчера, я разбила чашку, выстрелив в нее легким зарядом.

Артур появился быстрее, чем я думала. Мужчина элегантной грациозной походкой бесшумно вошел в кабинет, обведя всех присутствующих взглядом. Я снова поразилась, как он похож на сестру. И опять-таки возник вопрос про их возраст. Артур излучал уверенность, силу, здоровье. Холенный, гладко выбритый, с тщательно уложенными волосам Хелмак поздравил Еву и Стефана, затем также лаконично поздоровался со мной. После чего предложил сделать повязку черным платком вокруг запястья. Немного подумав, я согласилась, протянув ему вою руку. Как только ткань коснулась знака, кожу стало жечь неимоверно:

— Твою мать! Там кислота на ней?

— Нет. Я же говорю, он заговоренный. Действует на Знак и прячет его.

— Прячет? — Я недоуменно посмотрела на Артура. Такую технику впервые вижу. — И что? Подействует?

— Да. Через сутки нужно будет сменить.

— И меня не найдут?

— Нет.

Он вежливо улыбался на мое недоверие. Жжение уже проходило, и теперь руку легонько стало покалывать.

— Кстати, Кевин проснулся. Если хочешь его увидеть — поспеши к центральной лестнице. — Реджина легким взмахом руки указывает на дверь. А у меня сердце уходит в пятки. Робость и онемение от встречи выбивает меня из колеи: неужели вот так? Может, стоит подготовиться? Но ты же хотела его увидеть! Может, стоит поговорить с ним, где-нибудь вне этих стен? Ай! Варька, прекрати!

Цыкнув на себя за свой страх, собрав всю волю в кулак, я твердым шагом направилась к выходу.

Ну, я ему сейчас всё выскажу! Я покажу этому сопляку, где раки зимуют! Вздумал убегать от меня. Прятаться. Даже весточки не послал! И почему мне хочется плакать? Глупые слезы! Я стала такая чувствительная из-за беременности.

Вылетев к мраморной лестнице, я остановилась, слыша легкие спускающиеся шаги по ней. Сердце затрепетало от предвкушения. Даже дочка замерла и притихла во мне. Секунда. Две. И я вижу сначала мужские ботинки сквозь проемы в мраморных перилах. Затем ноги. И вот он проходит пролет, поворачивается, чтобы дальше спускаться, и застывает, заметив меня.

Кевин… Я отмечаю, каким худым он стал, болезненным. Красивые черты лица стали резче, будто высеченные из камня, под глазами пролегли тени, в нем уже нет легкости и беззаботности — он сутулится, как старик. Кешка смотрит на меня своими большими карими глазами и не понимает — реальна я или нет. Я хмыкаю, глядя на его вытянутое от шока лицо.

— Твоя любимая куртка с крокодилом все еще висит у меня в коридоре. Черт! Я забыла ее захватить…

Я пытаюсь придать голосу шуточное настроение, но он ломается и вся шутка сходит на нет. Ганн оживает, странно реагируя на меня: он то ли вскрикивает, то ли вдыхает, рефлекторно сжимая кулак и поднося ко рту. Сдерживается, будто сейчас расплачется, и отворачивается. Он дышит глубоко и тяжело, пытаясь взять себя в руки. Я же испуганно смотрю на него. Вся моя бравада куда-то девается.

— Ты… ты как сюда попала?

Он еле выдавливает из себя. Меня же начинает трусить. Но я в отличие от него держусь более уверенней.

— Нашла. Стефан привел. Все думают, что ты умер, кстати. Поздравляю, теперь ты можешь начать новую жизнь.

Он тяжело вздыхает и потихоньку спускается ко мне. Я невольно кладу руки на округлившийся живот. Его видно становится, когда поворачиваюсь определенным ракурсом или когда на мне приталенные майки. Но сейчас я, как назло, в широкой футболке Оды.

Когда Кеша останавливается в паре шагов от меня, я жадно начинаю рассматривать его. Боже! Как же он красив! И как истощен. Наверное, это всё из-за знака.

Ребенок отзывается на мою жалость к Кевину, и тоже подает слабые сигналы сочувствия.

Дочка тоже его любит. Она взращена моей любовью к ее отцу.

— Зачем ты пришла? — Он смотрит с высоты своего роста. Я без каблуков, поэтому чувствую себя маленькой и уязвимой.

— Мне уйти?

— Ты меня прогнала. Забыла?

— Нет. Я помню.

О! Если бы он знал как! Каждый день прокручиваю в уме наш скандал. Он сдержанно убирает руки в карманы и громко сглатывает, я вижу, как дергается его кадык. Сам же Кевин отворачивается, стараясь не смотреть на меня. Мне больно. Я хочу, чтобы он смотрел на меня. Но во всем происходящем только моя вина. Может, стоит извиниться и он оттает? Ведь я же пришла к нему!

— Я… я хочу извиниться…

— Хорошо. Извинения приняты. — Он кивает и молчит. А я теперь не знаю, что сказать. Внезапно во мне поднимается злость и отчаяние, что я всхлипываю и начинаю ему выговаривать, переходя на истеричный крик:

— Ты — мерзкий хилый слабак! Сдался! Ушел! Бросил меня! Даже не попытался понять причины! Ты свалил тут же, как я сказала, что ты мне не нужен! Нюня! Британский щеголь! Только и можешь делать, что тебе говорят! Даже своего мнения нет! Ты — бесхребетный… бесхребетный…

Я не могла подобрать слово пообидней, даже на своем родном языке! Я сжалась комком, готовая лопнуть от злости, при этом тыкая пальцем в грудь Ганна.

— Я? Бесхребетный? Я нюня? Варя! Ты сделала всё, чтобы я ушел! И если кто виноват в этом, то только ты! Я предлагал тебе бежать, спастись, но нет! Твоя химерическая гордость тебе не позволила. Ты просто отказалась от меня! Все твои истерики, всё твое поведение говорило лишь об одном — я был тебе уже не нужен!

Он, судорожно сжимая кулаки, впервые заорал на меня. Впервые! Я же ошеломленно смотрела, как Кевин кричит и ругается на меня, готовая разрыдаться еще больше. В ответ на нашу ссору дочка пугается во мне — ее энергия становится похожа на дрожащего, забившегося в угол котенка, что я в защитном рефлексе хватаюсь за живот, пытаясь хоть как-то успокоить себя и ее.

И Ганн тут же затыкается. Он шокировано смотрит то на меня, то на мой живот.

— Ты беременна? — Это был даже не вопрос, а какой-то сдавленный придушенный хрип. И в ореховых глазах зарождалось недоумение. Мне же оставалось лишь признать факт.