Сенат

— Добрый вечер, Архивариус второго типа Эдвард Стонтон. Я официально представляю Сенат по этому делу, можете обращаться ко мне, как к самому Сенату.

— Артур Хелмак. Второй Светоч Саббата. — Артур протягивает руку и дальше следует короткое крепкое рукопожатие. — К сожалению, нас оповестили о несчастье сегодня, прямо накануне Рождества. Мы уже с Ноем тут с самого утра.

— Имя смертного доктора, кто работает над телом, знаете?

— Доктор Джереми Скотт. Я его отправил домой с помощью воздействия. — Стонтон одобрительно кивает в ответ, так как ему надо зачищать магические следы — работать над смертным, который вскрывал труп. Все это входит в его обязанности, пока он Архивариус второго типа. А тут Артур любезно сделал за него работу.

— Вы отлично держитесь, мистер Хелмак. Я знаю, что он являлся вашим учеником и проживал в Саббате с детства.

— Да. Просто после его предательства мы смирились с потерей и не ожидали его возвращения в круг Инквизиторов.

— Ну что же, давайте посмотрим на него?

— Хочу вас предупредить, мистер Стонтон, что там очень мало, что от него осталось как от человека. И… там отвратительно пахнет. — Хелмак даже бледнеет на последней фразе. Что есть, то есть. Омерзительный сильный запах гниения, рефлекторно вызывающий тошноту. Собственно, это нам и нужно было с Артуром.

Эдвард снова понимающе кивает и следует за нами. Я достаю платок и прикладываю к носу, показывая это Стонтону. Тот сначала удивленно смотрит на меня, а потом вынимает из кармана свой.

Мы входим в зал. Легкий сладковато-кислый запах навязчиво витает в воздухе. С ним ничего не может справится.

— Мы так и не смогли очистить воздух. Даже магия не справляется. — Словно в подтверждение моих мыслей сообщает Артур Стонтону. Затем Светоч резко открывает дверцу морозильной камеры, выдвигает стол с мешком и открывает взору труп. Запах сильно ударяет в нос, как и отвратительное зрелище сильно шокирует каждый раз, стоит лишь взглянуть на мертвеца: в мешке останки человека — чернота из гнилого мяса, переработанного червями и поеденного крысами. Лица не разобрать. Собственно, там ничего не разобрать — кусок разлагающейся плоти.

Стонтон отшатывается и мгновенно выбегает из зала в коридор, откуда слышится звук выплескивающейся рвоты. Я сглатываю подкатывающую тошноту, стараясь удержать себя, шепча бестолковое заклинание нормализации физических процессов, но как показывает практика, оно бессмысленное, скорее самовнушение. Хотя, мне сейчас и самовнушение пригодилось бы. Не сдержавшись, ухожу в коридор следом за Стонтоном.

Архивариус, сгорбившись, стоит в углу и приходит в себя. Я же приваливаюсь к стене и, закрыв глаза, делаю глубокие вдохи, прочищая свои легкие и понижая тошноту. На мгновение в темноте перед глазами вспыхивает лицо Нины, но я приказываю себе не думать о ней — не время, я сейчас должен всё держать под контролем и быть внимательным.

— С чего смертные решили, что это Кевин Ганн? — Голос Эдварда сдавленно хрипит после рвоты. Он уже и не помнит, что я ему говорил до этого.

— У него была сумка, в которой лежал паспорт. К тому же вещи при трупе были Ганна. И последнее — мы с Артуром сличили энергию, отпечатки совпадают. Всё указывает на него.

Стонтон кивает, промакивая лоб платком.

— Ну что же… Будем заводить дело и писать протокол.

— Вы будете сличать энергию?

Эдвард косится в сторону двери в лабораторию, из которой появляется Артур, чуть бледнее обычного, но всё так же собранный и внимательный.

— Нет. Я охотно верю вам…

Отлично! Эдвард был выбран правильно. С кандидатурой Архивариуса мы не промахнулись — все-таки он еще слишком необъективен и не беспристрастен: он нарушает одно правило протокола по ведению дела за другим.

— Скажите, какие причины смерти предполагают смертные?

— Кто-то убил его ножом и сбросил в коллектор. Судя по гниению, около месяца-двух назад. Влажность и крысы убыстрили процесс разложения.

— А ваша версия? Вы нашли на трупе следы чужой магии?

За меня отвечает Артур, наверное, попутно воздействуя на Архивариуса:

— Нет. Не нашли. Его могли убить, как смертные, так и наши.

— Угу… Скажите, а он пытался после побега к Химерам, связаться с вами?

— Нет.

— И вы даже не можете предположить, в каком клане он мог прятаться?

— Увы, нет.

Стонтон быстро пишет наши показания и данные о деле у себя в блокноте. Закончив с этим, он многозначительно поднимает взгляд и смотрит на серьезного мрачного Артура:

— Скорее всего, отдадим это дело для расследования Смертным, раз магического воздействия на Ганна не было…

— Понимаю. — Светоч соглашается, засовывая руки в карманы брюк. Я же отмечаю, как красиво отливает синевой вельветовый пиджак Артура, подчеркивая благородство черт мужчины и его седину.

— Я вас прошу не распространяться, что не снял отпечатки энергии, как следует по протоколу. Я полностью доверяю вам и не вижу причины делать то же самое.

Артур понимающе кивает, после чего извиняющимся тоном продолжает:

— Благодарим вас, что откликнулись прийти в этот чудесный вечер в столь неприятное место.

— Ничего! Мне не привыкать, — неуверенно произносит Стонтон и косится в то место, где только что его вырвало: там уже чисто. Видно, нужная сенатская бумага с заклинаниями почистила за ним. Эдвард пытается сменить тему, заминая столь неудобную смущающую всех паузу: — Ной, я слышал, что вам поступило официальное предложение от Сената вступить в ряды Архивариусов?

— Да. Поступило.

— Поздравляю! Зная вас, думаю, вы быстро пойдете вверх по карьерной лестнице.

— Спасибо. — Я чувствую, как во мне вспыхивает радость и удовлетворение. Я действительно получил недавно официальный документ из Сената, где мне предложили стать Архивариусом третьего типа в отдел расследований особо тяжких преступлений. Такое немногим предлагают! Меня по достоинству оценили. Это радует. Тем более многие годы — это была моя цель. Теперь же к радости прибавляются непонятные чувства, среди которых я чувствую нежелание уходить к Архивариусам, потому что если это сделаю, то о личной жизни могу забыть.

Нина — вот, кто станет моей запретной зоной.

На мгновение тепло от воспоминаний об этой девушке приятно разливается в груди. Я восхищаюсь ею и мне она очень нравится. Мы часто работали в паре над довольно запутанными и тяжелыми делами, где нужно было докапываться до правды в показаниях свидетелей. Нина удивительная. Впервые я обратил на нее внимание как на девушку, когда один Инициированный за то, что она заставила его говорить правду против его воли, внезапно выкинул огненный заряд — реакция Нины была необычной: отклонившись от заряда на миллиметр, который, к слову, сжег полстены, она схватила стул и с помощью заклинания ускорения вещей бросила в обидчика. У обвиняемого была черепно-мозговая травма, а Нину увели тут же для «промывки мозгов», которая, судя по ней, вовсе не нужна была, потому что слишком спокойно себя вела. Помню, стоял как ошарашенный, находясь под впечатлением от произошедшего. С тех пор я стал присматриваться к ней: и уважение, незаметно для самого себя, выросло в чувство. Я знаю, что не слишком эмоционален, чем сильно иногда злю друзей, а порой вызываю восхищение своей сдержанностью, мне никогда не были интересны чувства других, но впервые я столкнулся с такой проблемой — меня волнует то, что думает про меня Нина. Субботина же вела себя со всеми одинаково. Сдвиги в отношениях, стали происходить около двух месяцев назад. Я теперь знаю, что Нине я нравлюсь, как и она мне. Даже больше. Мне впервые важен человек и его присутствие в жизни, но это сильно разнится с моими давно поставленными целями — сделать карьеру в Сенате.

Стонтон, пока я вспоминал о Нине, дописывал что-то, после чего распрощался с нами рукопожатием и исчез в темноте морга.

— Твое мнение? — Артур серьезно смотрел вслед ушедшему Архивариусу, вся его легкая наигранная грусть по поводу потери Ганна моментально улетучилась.