Химеры

Последнее он произносит еле слышно, шепотом. Мне кажется, ему самому невыносимо это вспоминать. А я не могу сказать ничего в ответ.

— Я не помню этого… Не помню, что мне снилось.

Он оборачивается и смотрит пронзительно, тяжело, испытывающе, что я не выдерживаю и отвожу взгляд, стушевавшись. В комнате повисает тяжелая тишина, где каждый из нас варится в своих болезненных воспоминаниях. Я первая решаюсь нарушить молчание:

— Ты меня совсем не помнишь?

Он тяжело вздыхает и решительно тушит сигарету. Закрывает окно, из-за которого в комнате стало прохладно и дул сквозняк по полу.

— Как ты сказала, воспоминания приходят в виде фразы, картинки, ощущения из давно забытого сна.

— Значит, я твой забытый сон? — Господи, как же горько это произносить! Он хмыкает в ответ, сунув руки в карманы джинс и грустно глядя в пол.

— Ты приходила ко мне во снах, но я все не мог рассмотреть твоего лица. Даже фотография не помогла. Боялся, что увидев тебя в реальности, буду разочарован…

— И? Сильно разочарован?

Ну, давай, говори! Добей меня. Сны обычно прекрасней реальности.

— Если только в себе.

Я удивленно смотрю на него:

— Это как понимать?

— Я не понимаю, как мог забыть тебя. Я… я же люблю тебя, но совершенно не знаю. Разве так бывает? — Он смущенно произносит это с некоторыми нотками удивления.

Признания ему даются трудно, но после них на его лице расплывается восхищённая улыбка:

— Я теперь понимаю, что имела в виду Ева, говоря, что я с тобой счастлив. Когда ты вчера спала здесь, на моей кровати, впервые я чувствовал спокойствие, что вот она — идеальная картина: ты, я, моя комната, не надо никуда бежать, ничего не надо доказывать, просто надо быть с тобой рядом.

Рэйнольд внезапно опускает взгляд в пол и снова появляется обеспокоенное выражение:

— Только…

— Что только?

— Я Химера, ты Химера, а еще вчера я прикончил твоего мужа. И ни капли не жалею. С удовольствием бы повторил то же самое!

Я поднимаюсь из кресла, уже не в силах спокойно сидеть. Мне хочется смотреть ему в глаза стоя.

— То, что я Химера — это проблема меня любить?

Он замолкает, растерянный в поисках ответа. Рэй пытается найти решение, переводя взгляд с одной точки на другую. И вот Оденкирк застывает и смотрит в глаза, удивлённо произнося, скорее себе, чем мне:

— Нет. Не проблема. Мне все равно, кто ты. Я уже понял, что ты другая. Не как Химеры.

— Тогда в чем еще проблема?

— Я Химера! — Он почти выплевывает это, как самое грязное ругательство в мире, с яростью расстёгивая часы на левой руке и манжету рубашки. И вскоре вижу на том месте, где когда-то было Солнце, чернеет навязанная Морганом Луна. Я подхожу и легонько касаюсь рисунка, после чего накрываю ладонью, чтобы не видеть знака:

— Ты тоже не Химера, Рэй. И никогда ею не будешь. Потому что ты другой. Еще причина? — Он смотрит умоляюще и горестно — цвет грозы стал темным, почти синим. Но молчит. Тогда я продолжаю врачевать его душевные раны, переходя к третьей названной им причине: — Я не любила Савова. Точнее, когда-то любила, потому что он соблазнил меня, как кучу других жертв, как твою сестру, но когда встретила тебя, я поняла, что ты лучшее, что было в моей жизни, мне не нужен Савов. Я его не люблю. Он и Морган насильственно меня удерживали у Химер, прятали от тебя, заставили выйти замуж. Я и сдалась Сенату, желая избавиться от Виктора, подставив его и рассказав, что творится у Моргана… Только ничего не получилось.

— Но ты здесь. Значит, получилось.

— Я опасна для вас. Если меня обнаружат, сожгут не только меня, но и вас за то, что скрывали преступницу.

Рэй тяжело вздыхает так, будто ему невыносимо слушать это и признавать правду, после чего стискивает в объятиях, зарываясь носом в мои волосы. Приятно. Спокойно. Радостно и желанно.

Почему-то в голове возникает стертое воспоминание — шепот Рэя: «Не бросай, Мелани, не уходи. Если покинешь меня, то я не знаю, что произойдет…»

И словно вторя ему, реальный Рэйнольд шепчет:

— Всё будет хорошо… Всё будет хорошо, девочка моя.

И целует: страстно, нежно, со вкусом горьких сигарет и произнесенных признаний, зарываясь пальцами в мои волосы, как при первом нашем поцелуе. И веришь, что всё будет хорошо. Разве можно не верить человеку, чьи поцелуи, как вино с перцем, а глаза цвета грозы. Я уже говорила, что это самый красивый в мире цвет?

Закон выбора

— А они не солгали… — Пробормотал Рэй между поцелуями. Мы уже валялись на его кровати: не могу вспомнить, в какой момент оказались на ней, но я уже лежала, придавленная Рэем, и наслаждалась нашим единением.

— Кто не солгал?

— Стеф и Курт…

— О чем?

— У тебя потрясающие ноги! — Рэй неожиданно опускается ниже, целуя по пути шею и ключицы, задирает на мне кофточку и начинает целовать голый живот, вызывая щекочущее чувство и дрожь по телу. Не в силах сдерживаться, я начинаю хохотать и выворачиваться, чем сильнее подзадориваю его, и вот уже нежные пальцы Рэя скользят по шрамам и ребрам до подмышечных впадин.

— Прекрати!

Взвываю сквозь смех и рыдания, но Рэй беспощаден, и с самодовольной улыбкой продолжает терзать меня щекоткой, при этом нагибаясь и умудряясь целовать мой живот. Всё. Я начинаю умолять его, захлебываясь в собственном смехе.

— Рэй, пожалуйста! Остановись! Прошу!

— А если не прекращу?

— Я превращусь в Химеру! — Задыхаясь от хохота, пытаюсь состроить страшную мину, но Рэй внезапно замыкается и убирает руки. Черт! Я и забыла, что это прежний Рэй, для которого определение — болезненный вопрос. Еле дыша, прихожу в себя:

— Прости меня.

— Ничего страшного. — Вмиг атмосфера веселья сменилась напряжением. Я будто стала лишняя в комнате, испытывая невероятную вину за собой. Вот зачем ляпнула про Химеру? Рэй же теперь сидел на краю кровати и ерошил свои волосы. Так, мне пора уходить. Надо оставить его в тишине, чтобы побыл наедине, может, поможет ему прийти к какому-то выводу. Бедный мой, не знает, как относиться к тому, что мы теперь Химеры… Для него это сейчас важно.

— Ладно, я пойду.

— Ты куда?

Рэй тут же встрепенулся, в его глазах читалась тревога.

— Пойду, узнаю, как у Кевина дела. Да и с Реджиной еще не разговаривала толком.

Он кивал на мои словах, а вот глаза противоречили, моля меня остаться.

— Не думаю, что тебе скажут, как Кевин, если они даже Курта не пустили к нему. Да и Реджина с Артуром его не покидают.

— Ты знаешь, что с ним?

— Откуда? Нет. — Он хочет что-то еще сказать, но передумывает, сжав губы и отвернувшись.

— Рэй… — Молчит и сопит, принципиально не смотря в мою сторону. — Что с ним? Ты что-то знаешь? — Догадка моментально вспыхивает: — Ты же эмпат. Ему больно?

Есть. Я задала верный вопрос, потому что Рэй рефлекторно дернулся, мимолётно глянув на меня.

— Да.

— Сильно?

— Да… У него болит рука. Жуткая боль, где его знак.

— И ты постоянно чувствуешь ее? — Я в ужасе. Неужели Рэй всегда чувствует чужую боль? Эмпатия держит его постоянно «подключенным» к другим? А по любимому и не скажешь. Но Рэйнольд сразу понимает, о чем я думаю.

— Нет. Я умею отключать свой дар, заглушать. Иначе так сойти с ума недолго! Ты же не постоянно ходишь и всех лечишь. Так и я, на некоторых моментах включаю, когда надо. Но бывает, когда дар непроизвольно реагирует, как рефлекс.

— И как ты думаешь, что с ним?

— Не знаю. Знаю, что боль вспыхивает и у Светочей.

Я замолкаю, уходя в свои мысли. Странно… Что же там произошло? Почему Реджина до сих пор со мной не поговорила? Я же работала на Моргана. Может, я могла бы помочь! Правда, он мне память постоянно размывал, но что-то частично помню.

— Мел…

— Да?

— Почему ты так беспокоишься за Кевина? — Я оборачиваюсь и встречаю напряженный взгляд темно-серых глаз. — Ты с ним так сдружилась у Химер? Или же…