Химеры

— Это не различие, Реджина. Это ваша слабость! Я это говорил вам еще тогда, на докладе. Жаль, что вы не помните.

— Действительно, жаль…

Он отпивает бокал вина, а я просто ввинчиваюсь в его мысли на огромных скоростях, проникая в самые закрытые участки. Позже я их буду разматывать, как запутанный клубок нитей, возвращаясь в эту секунду с помощью Ноя.

— Хорошо, мисс Хелмак. Я вам отдам Кевина Ганна.

Джеймс закрывает от меня мысли, чтобы не могла рассмотреть, что он сделал с моим Кевином. Но мне не нравится, что увидела через размытые образы.

— Итак, назначайте время и место, я вам отдам вашего Ганна взамен на Кристен.

— Поклянитесь.

— А вы? — Он протягивает руку для скрепления клятвы.

— Я, Реджина Хелмак, клянусь, что отдам вам Кристен Деннард взамен на Кевина Ганна.

— Я, Джеймс Морган, клянусь вам, Реджина, что отдам Кевина взамен на Кристен.

Рукопожатие было крепкое и быстрое, но достаточное, чтобы наша магия в крови запомнила сделку. Простая клятва, которую легко нарушить, в отличие от клятв на крови, но все-таки Морган слишком честолюбив.

— Скажите, Джеймс, вам так дорога эта девочка?

— А вам так дорог Ганн? Ведь впервые у вас есть что-то на меня. Но вы, Реджина, проявляете чисто женскую слабость…

— Будет, Джеймс. Всё будет!

— Я в вас не сомневаюсь! — Он смеется и поднимает бокал за мое здоровье. Моргану я нравлюсь, даже очень. Чувствую, как ему льстит мое внимание, как нравится со мной играть. Считает меня равной ему и опасной. Я даже могу уловить в его разуме легкие эротические фантазии.

— Тогда до встречи, Джеймс.

— До встречи, мисс Хелмак. — Он целует мою руку. Я встаю и ухожу, не оглядываясь, слыша, как возятся в голове, словно мыши, довольные мыслишки Моргана. Прощаюсь с управляющим, прохожу к гардеробу, где мне отдают шубу, накидываю и продолжаю идти к выходу, где ждет меня машина. Только очутившись в своем авто, я позволяю себе расслабиться и закурить.

— Как все прошло, мисс Реджина? — Мой водитель кидает взгляд через зеркало. Слышу, что он заметил, как трясутся у меня руки.

— Отлично, Энтони. Всё отлично…

В этот момент в машину подсаживаются Курт, Стефан и Ева, и мы трогаемся.

— Ну? — Стеф в нетерпении. Взвинченный. Ощущение опасности добавило адреналина в его кровь и взывает к безумствам.

— Он обещал вернуть нам Кевина.

— И вы ему верите?

— Да, Стефан. Клятва была хоть и слабая, но была. Морган честолюбив, чтобы нарушать даже такое… Только не ждите Кевина в хорошем состоянии. — Я обращаюсь к Курту, который рад и не рад возвращению брата. — Джеймс по ходу его изрядно потрепал.

— Что это значит?

— Не знаю. Не смогла прочесть.

— Он же предал нас, Реджина! Какого черта мы за него боремся? — Клаусснер бесит своим упрямством, что я не сдерживаюсь в ответ:

— Пускай предал! Я его простила. Я обещала их матери, — я киваю в сторону молчащего Курта, — что буду их беречь! Тем более Кевин заслуживает шанса. Все заслуживают шанса, Клаусснер! И если бы на его месте был бы ты, я сделала бы то же самое!

— Я не предал бы никогда Саббат!

— Хм… Не зарекайся, Стефан. Если вопрос будет стоять о жизни Евы, то ты выберешь ее.

В этот момент со стороны Евы вспыхивает виноватое смущение, что она не смогла бы предать Саббат из-за Стефана. Означает ли это, что меньше его любит, чем он ее? Бедная девочка! Ева не понимает, что нет здесь правильного ответа. Когда дело касается любви, обязательно приходится чем-то жертвовать. И чем ты пожертвуешь — не говорит, плохо ты поступил или нет. На то Сенат и дал нам право выбора, чтобы мы ошибались или наоборот выбирали нужное.

Мы смертные. И не надо просить от нас чистоты и безгрешности. Обязательно, где-нибудь да споткнемся.

Примечания:

* «Жертва всесожжения наиболее часто приносимая добровольная жертва, символизирующая собой полную отдачу Господу. Жертвенным животным (обязательно мужского пола) могли быть телец, овен, агнец (из овец или коз), горлица или молодой голубь. Приносящий возлагал руки на голову животного, потом его сам закалывал (птице голову сворачивал священник), животное рассекал, отделял кожу (у птицы отделялись перья и зоб) и священник сжигал жертву на жертвеннике. Вместе с жертвой всесожжения приносились хлебное приношение и возлияние. Жертву всесожжения полагалось приносить почти во всех случаях, когда приносилась жертва за грех. (Лев 1; 6.9-13; 7.8)

Свершился суд

— Вы обвиняетесь в убийстве Анжелины Хилл. Теперь я буду вашим Дознавателем. — Оливия Барона смотрит серьезным пронзительным взглядом своих карих глаз. Губы тонкие, сжатые в полоску — думает, что я буду сопротивляться и отнекиваться.

— Хорошо. Я признаюсь в убийстве Анжелины Хилл.

Я даже услышала, как шумно вдохнул Гроховски.

— Анна, вы уверенны? Может, вами руководят другие мотивы… — Начал Даниил, но Оливия на него так посмотрела, что тот тут же заткнулся.

— Гроховски, вы нарушаете субординацию.

— Простите, Оливия. Просто мы с Анной давно знакомы. Чисто человеческий рефлекс.

— Вы — Архивариус. Забудьте про человеческие рефлексы.

Мамочки! Да эта женщина просто машина. Интересно, и как я ей буду рассказывать про дела Моргана?

Оливия прошла к столу и положила папку.

— Начнем?

Гроховски никуда не уходил; он встал возле Бароны, как телохранитель, косо кидая взгляды в ее документы. Я не удержалась и спросила, поймав настороженный взгляд Даниила:

— А присутствие мистера Гроховски обязательно?

— Да. В связи, что он привязан к делу, из-за которого вы здесь, он будет вторым Дознавателем.

Черт! Похоже, от него избавиться не получится. Доложит Моргану в течение нескольких минут, как закончится допрос, а там Бог весть, что предпримет мой Темный.

— Вы признаетесь в убийстве Анжелины Хилл?

— Да.

— Вы расскажете, как было дело?

— Это было два года назад. Летом. В Иллинойсе. Я была на вечеринке, где выпила.

— Вы были одни? — Ага! Сейчас я вам выдам Варю. Нет. Нельзя. Я вообще должна молчать про нее и Марго. Иначе, отомстят. Варька сейчас очень уязвима.

— Да. Я была одна.

— А один свидетель утверждает, что вы были с вашей сестрой.

— Нет. Сестры не было. Она ушла раньше.

Я заметила, как напряженно следил за мной Гроховски.

— Дальше что было?

— Я колдовала — лампочки взрывала на улице. Тут меня и заметила Анжелина. Она сказала, что колдовать рядом со Смертными нельзя. Я ее грубо послала. Она сказала что-то в ответ. Я ее толкнула магией, она сбила меня с ног. А дальше от меня было заклинание пут на Анжелину, Инквизитор попятилась, споткнулась и упала на шпиль ограды. Умерла моментально. Шпиль задел аорту.

Говорить признания трудно, мой голос даже осип от правды, у меня перед глазами так и стояла картинка с залитой кровью Анжелиной.

— Куда вы дели тело?

— Что? — Я удивленно воззрилась на Оливию, возвращаясь из воспоминаний в реальность.

— Куда дели тело Анжелины?

— А! Мне мой жених помог. Ой, он мне теперь муж. Виктор Савов. Он появился и убрал за мной. Я не знаю, куда он дел тело. Знаете, он часто это делает по приказу нашего Темного.

Слышу, как шокировано закашлялся Гроховски.

— Вот как?

— Угу.

Я беру кувшин и наливаю воды в стакан, затем протягиваю Даниилу, который все еще никак не может прийти в себя.

— Вот, выпейте. Промокните горло.

— Спасибо. — Даниил смотрит прямым враждебным взглядом и делает глоток.

— Вы подтвердите свои показания на суде? — Барона даже не замечает нас, уткнувшись в свои документы и делая пометки.

— Да. Всё до единого слова. Я признаю свою вину в убийстве Инквизитора Анжелины Хилл. Если хотите, могу все повторить под воздействием любого вашего Инициированного.

— Хорошо. Тогда мы оставляем вас до уточнения деталей. До свидания. — Оливия довольно закрывает папку и выходит. Гроховски следует за ней, убийственно смотря на меня. Вся его легкая небрежность куда-то испарилась, он теперь выглядел сплошным комком нервов со сжатыми в кулаки руками. Даниил резко закрывает за собой дверь, звук ужасно громкий — будто Гроховский ударил по голове, и я остаюсь одна в тишине Карцера.