Химеры

— И как ты хочешь рассказать? Я звать Архивариусов не буду ради этого.

— Не надо звать. Надо лишь вернуть вот это дело в архив Сената. — Я протягиваю дело Анжелины Хилл.

— Что это? — Она раскрывает и начинает читать. Жду. Наблюдаю за ней. Вижу, как тревога и паника появляются на ее бесстрастном лице. — Ты очумела? Они же сожгут тебя.

— Не сожгут. Я же Атанасия.

— Кто?

— Не важно! Я не боюсь костра и надеюсь его избежать. Но с помощью этого дела, я попаду в Сенат.

— Ты попадешь в Карцер.

— Который кишит Архивариусами. Будет допрос, и я всё расскажу своему Дознавателю.

Субботина мотает головой, будто не верит своим ушам. Знакомая реакция. У Вари такая же была.

— Я не смогу передать это. Я не вхожа в архивы Сената.

— Но Ной вхож. И ты с ним общаешься. — На лице Субботиной застывает странная гримаса. — Или ты с ним не общаешься?

Опа! Я попала в самое яблочко. Нина резко выдыхает, смыкает крепко челюсть и прячет руки в карманы.

— Почему ты с ним не общаешься? И давно? Но… — И тут до меня доходит. Потому что я вспоминаю, с какой злостью Нина отправляла на костер того парня, который пытался ее убить. — Ты перестала с ним общаться, из-за того, что наговорил тогда Иванов. Так?

Нина отворачивается. И снова я оказываюсь права. Выжидающе смотрю на подругу, требуя хоть чуточку открытости.

— Нина? — И Субботину прорывает: хриплым голосом она выговаривает то, что у нее на душе. Никогда такого не было.

— Меня действительно не любят Химеры. И плевать, конечно, на их мнение. Но мне с ними жить и общаться каждый день, понимаешь? Не с Валльде!

— И ты перестала с ним разговаривать?

Нина кивает:

— Я после нападения перестала появляться в Сенате. Отказываюсь от их запросов.

— А Ной?

— Он звонил…

Сказано было тихо — так, будто Нина признавалась в чем-то постыдном.

— А ты?

— Сказала, чтобы не звонил.

— И всё?

Черт! Из Нины хоть клещами выжимай правду!

— Сказала, что мой парень против его звонков и дел для Сената.

— Парень?

— Я солгала.

Отлично! Я не сдерживаюсь и закатываю глаза. А еще меня будут обвинять в глупости. Смотрю на Субботину и понимаю, что она страдает. Нина, как и я, выбрала разумом сторону Химер, когда сердце явно не желало такого исхода.

— Позвони ему. Поговори. А моя просьба, как раз будет поводом для встречи. Уверена, что Ною тоже не терпится увидеть тебя. Поверь, он влюблён в тебя, я никогда не видела, чтобы Валльде был столь человечен.

Молчит. А я протягиваю злосчастную папку. Нина косится то на меня, то на дело. И вот он — момент, когда падают башни, рушатся стены, слетают двери с петель, а так же когда человек ломается внутри себя и сдается. Подруга протягивает руку и берет папку.

— Сможешь проделать это в течение суток? Максимум два дня! Я боюсь, тот, кто прятал это дело, узнает о пропаже…

Кто знает Виктора? Может он снова внепланово сорвется по приказу Моргана с Начала, заглянет в сейф, а там пустота.

— Хорошо. — Она, сутулясь, отворачивается, готовая уйти, но внезапно колеблется и поворачивается ко мне. — Это… Я хотела сказать, тебе спасибо.

— Не за что.

— Правда, что ты вышла замуж?

— Откуда знаешь?

— Слышала вчера, как Марго с Натальей разговаривали. Тебя упоминали и Варьку.

— Да. Вышла… Хотя скорее, насильно выдали.

Теперь Нина пристально смотрит на меня, пытаясь понять мои мотивы. После пары секунд она приходит к выводу и, ничуть не колеблясь, спрашивает:

— Ты поэтому хочешь покончить жизнь самоубийством?

— Я? Нет! Я же говорю, умирать в мои планы не входит.

— Сенат тебя не выпустит живой из Карцера. Даже если ты все расскажешь про планы Моргана.

Ну что же. Я и такой вариант рассматривала.

— Знаю. Только Варе не говори. Хорошо?

— Хорошо… — Она все-таки отворачивается и, не прощаясь, уходит. А я остаюсь одна, сидя на детских холодных качелях. Надо домой, а то я совсем продрогла. К тому же мне надо рассказать часть плана действий для Вари.

***

Я медленно подношу нож к запястью с желанием проткнуть себе руку — прямо в самый центр, в этот ненавистный знак Луны. Если сделаю, то на некоторое время лишусь магии и дара, потом всё вернется, и поверх шрама снова проступит знак. Я постоянно прислушиваюсь к себе и своим желаниям, ожидая, что зверь, скрытый во мне, вырвется в любой момент. Мириам, где ты? Ты мне нужна сейчас, как никогда! Хотя бы ради того, чтобы смогла удержать Химеру во мне.

Перевертыш. Я проклятый перевертыш. И никто не знает, кто это сделал. Реджина сразу же позвонила в Сенат с запросом о последних обращениях — все Химеры, ни одного Инквизитора в списке не значится. Кто-то намеренно мне стер память, чтобы я не вспомнил его лица, когда опоганил мой знак.

Я ненавижу Химер. Придушил бы каждую. И вот я сам Химера.

А может вся эта ненависть и есть начало превращения в перевёртыша? Чушь! Я их всегда терпеть не мог!

— «Рэйнольд, зайди», — голос Реджины проносится в крови. Я все еще ее человек, а она — моя Главная. Встаю, поправляю пиджак и иду в кабинет, где только что шло собрание по поводу меня.

— Садись. — Реджина указывает на мое место за столом, где сидят все близкие мне люди и две новенькие девочки. Рыжая сидит так, будто палку проглотила. От нее исходит еле уловимые волнения магии — похоже, ее разозлили. Вторая — маленькая, но с хищным взглядом красивых глаз смотрит на меня не отрываясь. Берет слово Артур, который поднимается с места, чтобы встать у окна:

— Мы тут посовещались и решили, что ты останешься в Саббате. Мы будем наблюдать за тобой. Если ты начнешь проявлять Химерские качества, мы тебя сдадим в Сенат.

— Почему? Почему не хотите обратиться сразу же? — Я не понимаю их мотивов. Они все смотрят на меня хмуро, как будто не осознают всей опасности в моем лице.

— Мы не хотим потерять тебя. — Ева говорит медленно, как сообщают о страшном диагнозе. — Если мы обратимся в Сенат с требованием разобраться об изменении твоего знака, тебя сожгут. Ты же знаешь, Сенат не будет думать и наблюдать за тобой. Они любую аномалию сразу же уничтожат, посчитав это угрозой. Говорю тебе, как пророк. Если обратиться в Сенат, то расследование будет, а затем тебя уберут. Ты понимаешь?

— Ева, я перевертыш. Обращенные живут максимум пять лет! Какая разница?

— Хм! Оденкирк! Ты с легкостью готов принести себя в жертву? — Стефан даже от злости сжал кулаки.

— Стеф, мать твою, я — Химера! Тебе ли не знать какие они? Я не уверен в себе! День-два и, может, я пойду душу закладывать?

— Неа! Скорее я тебе рыло начищу, если будешь продолжать в том же духе! — Взорвался на меня Стеф, практически перегнувшись через стол. На что Ева, дернув его за пояс, усадила на место.

— Успокоились, оба! А то у вас в голове черт-те что творится! — Реджина встает со своего места, и даже кажется, что она стала выше из-за своего угрожающего вида. — Я не намерена так просто терять тебя, Рэй! Я твой Светоч и ею останусь! Тот, кто сделал тебя Химерой, явно думал, что мы тут же кинемся в Сенат, и тебя уберут свои же. Отличная шутка вышла! Браво! Только про меня забыли: я своих не сдаю. — Последняя фраза явно назначалась Рыжей. Та продолжала сидеть с военной выправкой и гордо поднятым подбородком, словно превратилась в статую, только лишь легкий румянец выдавал ее смущение.

— К тому же я видела обращенных. — Продолжила Реджина. — Ты не такой, Рэй. Не тешь себя! Мысли всё те же. Каким был бараном, таким и остался.

Я пропускаю оскорбление Реджины мимо ушей.

— И что мне делать?

— Будешь продолжать работать Инквизитором.

— Что? — Реджина спятила? Уму непостижимо.

— А что такого? Будешь продолжать охотиться по заказам Сената.

— Химера на службе Инквизиции?

— Это сейчас модно меняться людьми. — Буркнул Стефан, за что получил не хилый толчок под ребро от Евы.

— Ной, помоги Рэю хотя бы немного восстановить память. — Реджина закурила сигарету в своем мундштуке, и у меня защекотало в горле от желания присоединиться. — Тебе хорошо ее почистили, так что попробуем восстановить хотя бы основное.