Инквизиция

Внезапно в «номере» надо мной происходит какое-то движение: сначала что-то глухо падает, затем раздается грохот и топот, а дальше кровь стынет в жилах, потому что доносится мужской отчаянный крик, и все замолкает. Только мое сердце теперь грохочет в груди от страха.

Мамочки! Что это было? И сама себе отвечаю: это же карцер, отсюда ведут на костер. Интересно, сколько инициированных прошло через мою комнату, сколько вышло за эту дверь и не вернулось? Страшно. А еще тихо. Нужно молчать о погибших, либо шепотом.

Меня передергивает, но не от холода. На запястье слабо фосфоресцирует печать Сената — временный знак Стражи в виде отпечатка руки того Архивариуса, который наложил его: мой — грубая широкая ладонь архивариуса Батлера.

Архивариусы… Тоже тот еще народец. Нина как-то говорила, что им промывают мозги и уничтожают эмоции — не знаю. Наверное, неправда, наверное, просто это склад характера такой — преданность делу. Ведь Ной же адекватный, правда, еще Инквизитор. Говорят, будто все Архивариусы подписывают бумагу о том, что они обещают не иметь детей и семьи. Если нарушишь — вылетаешь из Сената, причём обычным смертным человеком.

Ной, Нина… Забавно. Такие разные люди. Но я их помню. Я теперь всё помню.

От безысходности и скуки ложусь на кровать и закрываю глаза, пытаясь вспомнить Рэя в нашу первую встречу. Нет, не в Саббате, а на шабаше, когда меня через портал переправляли Сестры. До сих пор в ушах звенит Варин смех, которая в этой затее видела лишь приключение и забаву для нас. Я помню, как колдовали Сестры, как магия звенела и носилась, выжимая из ведьм всю энергию.

На нас были черные плащи с красными подкладками; Варя была без ума от этих дизайнерских шмоток и вещиц, что поставляли Химеры. Мне же было наплевать, помню, что в тот вечер я скучала по Виктору, думая о том лишь, как давно мы не виделись.

— Adios! — Варя хохоча, как ведьмы из старых фильмов, прыгнула в портал. Магия всплеснулась, сжалась и поглотила ее, после чего снова разверзнула пасть, чтобы принять следующую сестру. Я храбрилась в отличие от Варьки, мне было страшно до чертиков: неизвестно, куда портал может кинуть тебя, а вдруг магии ведьм не хватит и пиши пропало. Лукреция подошла ко мне и стала подталкивать к порталу, именно в этот момент вышел Стефан с ножом и со своим: «Девочки, да у нас тут вечеринка?», а за ним были они — Рэй и, кажется, Ахмед…

Хм! Забавно. Теперь понимаю, отчего было такое пристальное наблюдение и расспрос от него насчёт того, нравится мне в Саббате или нет. Как интересно смотреть на старые вещи под новым углом!

Ох, ну и заваруха началась тогда на стройке. Пока была паника, Лукреция успела наложить на меня заклинание забвения, чтобы, если достанусь Инквизиции, не вспомнила ничего. Расчёт был на то, что она же и его снимет. Но судьба распорядилась иначе. То было бегство, спасение своих шкур, ибо многие Химеры не в состоянии были дать отпор этим трем сильным колдунам. Что ни заклинание от них, то, как коса, сшибала двух-трех сестер на ходу, а те еле отстреливались от Инквизиторов. Меня сразу же поймал силок Ахмеда, стоило мне начать плести вязь заклинания; он пригвоздил к стене, тем самым заставляя Лукрецию бороться за меня до концаконца; сначала она убила свою Сестру, чтобы та не досталась Сенату, а затем и нас, взорвавшись и погребая наши тела под бетоном и арматурами. Сейчас я всё помню… Сейчас всё ясно. Но так же страшно! То был неравный бой, страшный. Мужчины словно с цепи сорвались. Рэй? Я его не помню. Помню трех убийц…

Теперь отчетливо понимаю, что красное трепещущее — была подкладка моего плаща: последнее, что я видела перед тем, как меня завалило бетоном, ломая кости, череп и пронзая плоть. И вся эта клаустрофобия — не больше, чем последствие того ужаса.

Господи, спасибо, что выжила. И вообще, как я выжила тогда? Дар? Нет. Чудо. Настоящее незаслуженное чудо.

Ох, сколько всего было! Сколько наворотили я и Варвара. Виктор… Как же я была счастлива, когда он позвал выйти за него. Мое безумие, моя одержимость им была нереальна: первый мужчина в моей жизни, первый чужак, впущенный в нее. Даже Варька злилась и считала это ненормальным, что я, восемнадцатилетняя дура, согласилась стать его женой, она высказала мне много приятных вещей. Это была первая наша в жизни ссора с оскорблениями и слезами! Правда, потом мы помирились, одумавшись, но все равно. Виктор внес разлад и трещину уже тогда. Представляю, что сейчас думает сестра, увидев меня возле Рэя. Думаю, Варя сразу поняла, что я люблю его. Страшный сон Варвары Шуваловой: вновь обретенная сестра влюблена по уши в Инквизитора!

Хмыкаю и смеюсь в тишине комнаты. Она считает, что Инквизиторы лишены своего мнения, они «подчищалы» и «жополизы» Сената. Презренные люди, прячущиеся за высокопарными фразами!

Раньше и я так думала, поддаваясь влиянию сестры и Виктора. А вот интересно! Виктор, который мне мозг сносил своими уверениями, что Инквизиторы ничтожны и лицемерны, сам крутил роман с Мириам, я ведь не знала об этом. Не стыкуется… Либо не любил Мириам, либо… Либо что?

«Ее все любили, она излучала уют, тепло, любовь, радость. Ее невозможно было не любить».

Голос Евы воскрешает вечер перед свиданием с Кевином. И я верю сейчас Еве больше, чем Виктору, несмотря на то, что она была в заговоре с Саббатовцами по превращению меня в Инквизитора. Поздравляю! Им это удалось! Еще чуть-чуть и я буду одной из них.

Горечь обмана тут же отдается во мне, и начинаю плакать. Моя боль концентрируется в одном имени на выдохе: Рэй…

Как так можно было? Твое сближение со мной было частью плана Реджины? Наверное, да. С Виктором же сработало! Влюбить и обезвредить. О, да, хитро! Оттого Химеры и закладывают душу, чтобы нельзя было добраться до сердец. Слишком уязвимое место.

И что теперь? Каким воспоминаниям верить? Все эти объятия, поцелуи, шепот: «Ты моя» — либо Рэй талантливый актер, либо между нами что-то было. Если актер, то я понимаю, даже могу простить: на войне все средства хороши. А, если он испытывал ко мне чувства, то как быть дальше нам? Как быть вместе с воскресшей Варей, Виктором и всем моим кланом? Я не смогу, как Стефан, ненавидеть Сестру и не общаться, закрывая глаза на ее существование. То же самое наоборот, если я стану Химерой… Я не знаю, как быть.

А теперь еще маячит суд, где каждая сторона дорога мне. Кто из них проиграет? Кого сожгут, как лист бумаги, под дурацкое: «Да наступит день»? День уже никогда не наступит! Ночь давно опустилась на нас, и мы, как слепые, двигаемся в ней на ощупь.

Резкий хлопок двери будит меня. Передо мной стоит мужчина, которого я впервые вижу. Выглядит он странно, если сравнивать с другими Архивариусами Сената: взлохмаченные волосы, борода, серый чуть мятый дорогой пиджак под болтающиеся джинсы, белая майка вместо рубашки, кейс в руках — одним словом, хипстер. На его лице красуется довольная ухмылка.

— Здравствуйте.

Я смотрю на него и понимаю, что с его появлением в комнате что-то изменилось, а именно — появился поднос с едой. Скорее, его принесли, пока я спала, чем доставил этот парень. Не слышала, чтобы он проходил в комнату и ставил что-то на стол, да и вид уж больно надменный.

— Анна? — Странное приветствие, учитывая, что мои имена начертаны на табличке снаружи. — Доброе утро! Даниил Гроховски.

Он достает руку из кармана и протягивает ее. Жму. Наверное, дознаватель по нашему делу. Он проходит в комнату и ставит стул у кровати, чтобы мы сидели друг напротив друга. Все его движения странные, ленивые, размеренные. Он практически разваливается на стуле, скрестив руки на груди, а я отмечаю, что ни Архивариусы, ни Саббатовцы не позволяли себе такого. Наверное, он Химера. Тогда как сюда пробрался? Все же опечатано!

— Кто вы?

— Я Архивариус первого типа.

Он говорит так, будто я знаю их подразделения. Наверное, первый тип — это круто. А может, и нет.

— Вы будете допрашивать?

— Нет. Допрашивать будет Тогунде. Я же пришел предложить вам помощь.