Инквизиция

Так же Сенат рассмотрел обвинение со стороны Маргариты Кирсановой, Темной клана «Теней», к Реджине Хелмак, Светочу школы «Саббат», в нарушении Immunitatem считать недействительным в связи с непроявившимся Знаком у Анны Шуваловой. То же самое в отношении обвинения Рэйнольда Оденкирка, Инквизитора школы "Саббат", к Маргарите Кирсановой в нарушении закона Неприкосновенности смертного Инициированного считать недействительным, так как недоказуема причастность Темной к пыткам Анны Шуваловой.

На этом считать дело Анны Шуваловой закрытым. Решение Суда считать действительным с сегодняшнего дня. Да свершится суд. Да свершится день. Dies irae, dies illa.

И все хором как один повторяют проклятую фразу мира Инициированных.

Тогунде опускает молоток, словно вбивает решение в деревянную твердь. Резкий звук проносится через сердце каждого: кто-то радостно вздыхает, кто-то скорбно молчит, глядя в мою сторону. Я же падаю в обморок из-за волнения и истощения. Чертова голодовка. Липкая темнота накрывает с неприятным писком в ушах и холодным потом. Руки, много рук на моем теле. Где-то сквозь пелену, откуда-то извне, слышу встревоженный голос Рэя:

— Мелани? Мел?

— Не подходи, Оденкирк! Слышал? Ты не имеешь права теперь даже быть рядом с ней! — это Виктор рычит, будто сторожевой пес, готовый сорваться с цепи. Я задыхаюсь. Грудь будто стянули. Ни пошевелиться, ни сказать — ничего не могу из-за слабости, которая сковала мое тело. Начинается какая-то возня; по голосам слышу, это мои мужчины выясняют отношения, в то время как руки Вари гладят по голове.

— Анька, давай, приходи в себя! — сестра тормошит меня, после чего на меня льется дождь. Открыв глаза, понимаю, что меня обрызгали питьевой водой из стакана. Варя помогает принять сидячее положение. — Ты как? С каких пор стала падать в обморок, как кисейная барышня?

Варя, пренебрегая общественными нормами поведения, говорит по-русски. Я ей отвечаю так же.

— Я не ела два дня.

— Тебя голодом морили что ли?

— Нет, сама отказалась. Просто есть не хотелось.

Варя смотрит и понимает, что я опять чудила в своем стиле. Сестра такого не стала бы делать, как ей плохо ни было.

— Ты — глупость! — она обзывает меня, как раньше, когда злилась на мои выходки. И снова включается английский.

— С ней все в порядке? Может доктора? — Виктор стоит рядом и смотрит обеспокоенно, сзади него таким же взглядом прожигает меня Рэй. И тут замечаю, что все смотрят на нас: только Химеры близко и вокруг, а Инквизиторы стоят поодаль, не смея подойти и ослушаться запрет Сената.

— С ней все в порядке. Доктор не нужен. Если только мозгоправ. — Варя помогает мне встать.

— Ну всё. Хватит. Девочка измучена переживаниями. Пора домой. — Марго темной птицей подлетает ко мне с другой стороны, цепко хватает за талию, обдавая едким запахом духов, и тащит к выходу. Я оборачиваюсь и вижу, ставшие такими родными, лица Саббатовцев. Рэй, Ева, Стефан, Ной, Курт и Светочи — все стоят и молча провожают меня взглядом. Неужели это всё? Неужели вот так в молчании и с сожалением в глазах?

Примечания:

*Court — (лат.) суд

*Откровение, Глава 9:18–21. — Мелани читала Откровение Иоанна Богослова, где написано про Апокалипсис.

**Слова из средневекового церковного гимна «Dies irae, dies illa», 6 куплет:

«Когда воссядет судия,

Все, что скрыто, обнаружится,

Ничто не останется без возмездия».

Эпилог

На улице становится легче. Свежий воздух будто прочищает мою голову. Даже голод отступает. Марго что-то радостно говорит, затем слышу, что она огорчена, что Саббатовцам так все просто сошло с рук, «хотя чему удивляться, это же любимчики Сената», да и не тронут они Инквизиторов, когда такой перевес на сторону Химер. И все произносится ядовито, с каким-то змеиным шипением, особенно у Марго злобно получалось «Саббат» — будто самое грязное ругательство с примесью омерзения.

Спускаясь по многочисленным ступеням, увидела машины и с легкостью определила какие чьи — белоснежный лимузин, длиной в поезд, бесспорно принадлежал Химерам, которые не могут без пафоса. Хлебом не корми, дай в глаза блеснуть. Черные тонированные, похожие на танки, машины ждут Инквизиторов. Мы сходим по ступеням к лимузину, как вижу, что Варя опережает нас с Марго, стремительно сбегает вниз и кидается какому-то парню на шею, страстно обнимая и целуя. Только, когда мужчина чуть отходит от нее, я узнаю его. От шока даже оступаюсь. Если бы не Марго, то точно бы пересчитала бы ступени суда Вашингтона своей пятой точкой. Кевин Ганн даже не похож на себя: уже нет его какой-то легкости, панибратской развязности с леностью мажорного мальчика. Передо мной мужчина. Привычного костюма на нем нет или легкого свитера: джинсы и серая дизайнерски состаренная рубашка, черные солнечные очки — просто и лаконично. Он словно трансформировался, и, глядя на него, могу сказать, это Инквизитор: краткий, суровый, излучающий силу, как солнце. А Варя — никогда ее такой не видела — , будто плющ, вьется возле него; счастливая до чертиков. Моя сестра, ненавидящая Инквизиторов, считающая зависимость от мужчины страшным преступлением для женщины, сейчас влюблена в Ганна, как кошка! Да и он тоже не холоден, видно, что мужчина отвечает взаимностью, взяв Варю под свою мужскую опеку. Мир перевернулся. Мир окончательно рухнул мне под ноги, в виде осколков бывшего кривого Зазеркалья.

Мы подошли всем скопом, Марго так и не отпускала меня из своих полуобъятий. Нина и остальные Химеры, стуча каблуками, радостно поздравляя, кто-то даже успел чмокнуть меня в щеку, обогнули нас и проследовали к подъехавшей ярко-красной машине, тоже не для простого класса. Рядом со мной спускался Виктор немного легкой расслабленной походкой, улыбаясь и глядя на пару.

— Здравствуй, Мелани. — Кевин оборачивается и здоровается, не снимая очков.

— Эй! Она Аня, — Варя наигранно сердится на Кевина, легонько стукнув его по плечу.

В черных стеклах Ганна вижу свое отражение: бледное лицо с измученным выражением. Меня можно пристрелить только из жалости.

— Я не против Мелани. Мне нравится это имя.

— Вот еще! Нечего. Ты Анна Шувалова. А никакая-то безродная с именем актрисы. — Виктор недовольно отчитывает, ставя меня на место, под одобрительные кивки Марго.

— Слышал, что ты вернулась к Химерам. Поздравляю, — Кевин говорит спокойно, формально вежливо. В то время, как Варя вся лучится счастьем, так и льня под рукой Ганна к его мужской груди. Но не успела я и рта раскрыть, как Виктор перехватывает мою руку и, влюбленно заглядывая мне в глаза, отвечает:

— Да, вернулась. Теперь Анна в моем клане.

Я смотрю в карие с прищуром глаза Виктора. Он улыбается своей хитрой флиртующей улыбкой и целует кончики моих пальцев. Что-то старое просыпается во мне. Ловлю себя на мысли, что Виктор, как родной: я знаю все его ужимки, движения, выражения лица, привычки, знаю наперечет все его шрамы на теле, что это заставляет меня улыбаться. Виктор задерживает взгляд, глядя мне в глаза и держа мою руку в своей, он доволен и счастлив. Внезапно напряжение невидимым вирусом заражает одного за другим в нашем тесном маленьком кругу. И я начинаю оглядываться, сразу нахожу причину замолкнувших друзей и родных. Саббат. Только сейчас замечаю, что Инквизиторы одеты во все темное. Они черным пятном, кто в солнечных очках, кто без, одной стаей спускаются по ступеням, заставляя людей расступаться и оглядываться на них. Словно кадр из фильмов про мафию; безмолвная разящая рука Сената. Инквизиция хмуро, ритмично стуча каблуками, проходят к машинам и замечают нас. Происходит некоторое замешательство. Я оглядываюсь на Кевина, который смотрит на свою прошлую семью, продолжая обнимать Варю, внезапно присмиревшую и смотрящую с вызовом, мол, он мой, не отдам. Неловкость и смущение резко распадаются на составляющие реальности: внезапно осознаю, насколько громко ездят машины, как ветер играется с моими волосами, куда-то бессмысленно идут люди, и как резко разделилось всё.