Инквизиция

Мне так и не отдали мою одежду. Как была в джинсах и футболке, так и явилась на суд. Мы с Гроховски вышли из моей комнаты, прошли коридор карцера и вместо того, чтобы выйти на лестницу, очутились сразу же в здании суда. Вокруг сновали люди в костюмах, стояли полицейские возле каждого зала.

— Мы в обычном суде?

— Да, суд Вашингтона. — Гроховски не менял привычек: держа руку в кармане, в другой кейс. Он не спеша шел к залу, где решалась моя судьба.

— Почему так? У Инициированных нет своего зала суда?

— Почему? Есть. Просто сегодня он занят. Прошу сюда, — мы поднялись по мраморной лестнице и очутились на втором этаже, где проходили разные заседания. Людей тут было немного: кто-то группой обсуждали что-то, кто-то плакал на скамейке, кто-то сидел и нервно качал ногой. Мы оказались возле одного из залов и сели на скамейку рядом с входом. Из-за двери доносился женский голос.

— А что суд уже идет?

— Да, — Гроховски сел, положив ногу на ногу, — видно развалиться в любимой позе не дала сама атмосфера здания — нужно держать лицо пристойности и культурности.

— А почему так? Разве я не имею права присутствовать на полном заседании?

— Нет, не имеете. Вы, Анна, лицо заинтересованное, можете подыграть любой из сторон. За вас там бьются два мира, а нужно, чтобы вы имели объективное мнение. А его у вас пока нет. Поэтому вы запускаетесь самой последней.

Всё понятно. Закон Справедливости и закон Равновесия. Мы не имеем право влиять на чужой выбор.

— Даниил? Можно вас называть по имени?

— Конечно.

— И всё-таки, на чьей вы стороне?

Он смотрит на меня с прищуром своими хитрыми глазами. Гроховски чертовски умен, я это поняла с первой встречи. Не знаю, что за дар у него, но с таким аналитическим умом, кажется, не особо нужным, чтобы выжить в этом мире.

— Если вам скажу, это может повлиять на ваши ответы. Не хочу, чтобы терялся нейтралитет.

— Когда-нибудь я узнаю.

— Анна, вы уже знаете. А пока не берите в голову. Лучше подумайте о том, что от ваших ответов зависит ваше будущее.

Я вздыхаю и смотрю на свои кроссовки, которые выдал мне Сенат. Обычные, белые с черным. Молчание раздражает, нервирует, будто лезвием по коже режет. Уж лучше беседовать с Гроховски, наплевав на его спокойный и заносчивый тон.

— А вас не интересует, кому я буду больше подыгрывать, к какой стороне хочу?

— Нет. Ни капли. У вас все на лице написано.

— Правда? И что же?

— Вы сами не знаете. — Он говорит, и мой весь насмешливый тон мигом слетает. Истина: я не знаю, к кому хочу и куда. Точнее, знаю куда, но это не выбор. Моя мечта — оказаться в Китае на плавучем домике и там остаться на всю жизнь, дрейфуя по озеру и борясь с плесенью, которая будет пожирать мое жилище. А главное, там никого: только я и природа, где зимой, когда лед скуёт озеро, можно спокойно гулять от одного края до другого, а затем умереть, провалившись на тонкой поверхности.

— Пойдёмте, нас зовут.

Голос Гроховски вызывает меня, и я снова оказываюсь в реальности. И впервые внутри меня трепещет и разливается огнем страх, который спал до этого часа. Гроховски пропускает меня, открыв передо мной дверь, и я делаю шаг навстречу будущему.

Стою в проходе, где справа и слева сидят стороны судебного процесса. По головам и спинам могу определить кто где, я всех узнаю. Справа от меня сидят Химеры: вижу мелькнувшее лицо Вари, обернувшуюся на мой приход, кудрявые волосы Марго и ее прямую осанку, Виктор, Нина и другие сестры из клана Теней. Слева сидят Инквизиторы: все Саббатовцы и еще пара человек. В первом ряду вижу темную шевелюру Рэя, который кажется недвижимой замершей статуей.

Меня подталкивает вперед Даниил, чтобы я, наконец, перестала пялиться. Впереди меня ждет пустая трибуна. Иду.

Я насчитала двадцать шагов. Двадцать под пронзительными взглядами в спину в оглушающей тишине. Встав за трибуну, вижу лица всех и мне кажется, что у сидящих один и тот же взгляд: черный, тяжелый, давящий на меня. Я — точка в окончании этой авантюрной истории, которая станет либо трагедией, либо драмой, либо полным фарсом.

— Повторяйте за мной клятву Immunitatem. Я, инициированная Анна Шувалова, клянусь, что не преступлю закон священности крови инициированного, что не трону его родителей, его родственников, его брата и сестру, не рожденных со знаком мага, ради личных целей и мести.

Ибо мой враг имеет одно лицо.

Ибо враг мой имеет только две руки.

Ибо мой враг имеет знак инициированного.

Я клянусь насильно не вести за собой своего брата или сестру во время инициации, а также не подталкивать к сделкам с Нечистой, пока не исполнится ему или ей шестнадцать лет.

Ибо мой выбор имеет одно лицо.

Ибо мой выбор имеет одну душу.

Ибо мой выбор делаю я сам.

Я повторяю древние слова клятвы, в которых звучат законы Свободы выбора и Неприкосновенности смертного Инициированного.

— Повторяйте за мной клятву Сенату.

Я, инициированная Анна Шувалова, клянусь перед святым лицом Сената и его Старейшинами, что не поступлюсь против законов мира Инциированных: Immunitatem, Равновесия и Справедливости.

Judex ergo cum sedebit,

Quidquid latet apparebit,

Nil inultum remanebit.**

Да свершится суд.

Да наступит день.

Dies irae, dies illa.

Повторяю за тяжелым басом Тогунде, стараясь не поднимать глаз на зал, чтобы не встречаться ни с кем взглядом. Удивляюсь, как отчужденно и глухо звенит мой голос в тишине зала, отдаваясь от беленных рельефных потолков, мраморного пола, деревянных скамеек и людей, которые, словно статуи, не двигаются — внимают моим клятвам. И на меня посыпались вопросы Тогунде. Я отвечала, слушая иногда возню в зале: кто-то чихнул, кашлянул, под кем-то заскрипела скамья, кто-то чем-то зашуршал. Но посмотреть в лица своих — а обе стороны сейчас мои — не могла.

— Анна, кто вы в мире Инициированных?

— Сейчас смертная. Мой знак так и не проявился.

— А в прошлый раз?

— Была Химерой.

— Через сколько проявился знак Инициации при поступлении на Начало.

— Поздно. Мы вообще с сестрой поздние. Только через два года на Начале.

— Поясните, что вы имеете в виду «поздние»?

Я говорю простые истины из прошлого, которых когда-то не знала. Они банальны и не сулят никому угрозой костра.

— Наши дары проявились позднее тринадцати лет. Где-то в четырнадцать — пятнадцать. Когда нас забрали на Начало, нам обеим было уже шестнадцать лет.

— И вы определились через два года?

— Да. Мне уже было восемнадцать. Я же говорю, мы с сестрой поздние.

— И кем вы стали?

— Химерой. Поступила в клан Теней. Это клан русских. — Я сразу вспомнила, сколько кланов предложили присоединиться к ним. Но я выбрала Марго, потому что она спасла меня и была русской. Хотя клан Теней был посредственный и маленький.

— Сколько вам сейчас лет?

— Двадцать…

Забавно, но по документам на Мелани мне всего восемнадцать. От этой мысли я еле сдержала смешок. Ведь сколько женщин хотят быть и выглядеть моложе. Конечно, в моем возрасте смешно заикаться о старости, но, все равно, из-за каламбура с потерей памяти я лишилась двух лет на бумагах.

— Когда у вас пропала память и при каких обстоятельствах?

Вот он! Главный вопрос. Пора спасать души. Я поднимаю голову и начинаю говорить, глядя в черные глаза Тогунде, делая вид, что никого вокруг: только я и он.

— Где-то год назад. Очнулась в больнице *** от комы. По версии, я попала в автомобильную аварию.

— Эту версию, где вам озвучили?

— Врачи в больнице.

— Сколько вы пробыли в больнице?

— Год.

— Вас кто-нибудь навещал за этот год?

— Нет, — даже тут я не смогла сдержать горечи. Это было время одиночества, попытки найти себя в мире. Примириться с осознанием, что я никто, у меня ничего и никого нет, кроме поломанных ребер и головной боли.

— Кто вас забрал из больницы?

— Реджина Хелмак.

— И что она сказала?