Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 74 из 81

Но нет – он не коснулся её. И тоже набрал свои очки...

Её жизнь посетило чудо. Два человека полюбили её так, как, наверное, теперь никого в мире не любят. Кончилось тем, что их не стало, а она в своём горе дичайше одинока. Нет ни единого существа, которое поверило бы ей, поняло её, пожалело. Однако она существует – уйдя в свой дар, в свой талант создавать модели одежды, которые будят восхищение и зависть. Зависть – ибо к лицу они отнюдь не всем. Те же, кого они украсят, вызовут любовь к себе. То будет и любовь к Алику.

Она пашет и засевает поле для урожая любви, трудясь и дома в выходные, а за распахнутыми окнами стоит вязко-надсадный зной: может быть, последний жаркий день лета. Как обычно, звонит Дэн и, заранее зная её ответ, приглашает на пикник.

- Хочешь, я Боба не позову? И без Гали можем, только ты и я. У неё крах отношений с этим... э-э... выпускником строительного, прорабом... ты не слышала?

Не слышала. И пусть будут и Боб, и Галя. Лес, полянка, компания у костра, его пламя почти невидимо на солнце, шашлык румянится над угольями недавнего. Галя окунает в уксус шпильки, предназначенные Веронике. Теперь та – играющая девочка. Танцует? стоит на голове? Боб, Дэн зыркают на неё...

Голос Дэна нудит в трубке:

- Я тебя умоляю – поедем! Тебе надо перенестись в другую обстановку, вспомнить...

Она поблагодарила, попрощалась. «Я уже вспомнила...» Про то, что когда-то в этот день пекли пироги с гречневой кашей и ходили смотреть, какая уродилась малина.

Приложение

(1) «26 июня утром 8 тд (танковая дивизия – прим. моё: И.Г.) подошла к Двинску (Даугавпилс). В 8 часов утра, будучи в ее штабе, я получил донесение о том, что оба больших моста через Двину в наших руках. Бой шел за город, расположенный на том берегу. Большой мост, абсолютно не поврежденный, попал в наши руки. Посты, которые должны были поджечь огнепроводный шнур, были схвачены у подходов к мосту. Железнодорожный мост был только легко поврежден небольшим взрывом, но остался пригоден для движения. На следующий день 3 мотопехотной дивизии удалось неожиданно форсировать реку выше города. Наша цель была достигнута!

Перед началом наступления мне задавали вопрос, думаем ли мы и за сколько времени достичь Двинска (Даугавпилс). Я отвечал, что если не удастся это сделать за 4 дня, то вряд ли нам удастся захватить мосты в неповрежденном состоянии. Теперь мы это сделали за 4 дня и 5 часов, считая с момента начала наступления; мы преодолели сопротивление противника, проделав 300 км (по прямой) в непрерывном рейде».

(Генерал-фельдмаршал Эрих фон Манштейн. Утерянные победы. Ростов-на-Дону, «Феникс», 1999, ISBN 5-222-00609-3, с. 189-190).

(2) «4 июля части 1-й танковой дивизии /.../ противника подошли к реке Великой.

К этому времени 41-й стрелковый корпус (111-я, 118-я и 235-я стрелковые дивизии) спешно выдвигался в укрепленные районы. Там же сосредотачивались соединения 1-го механизированного корпуса. 111-я стрелковая дивизия под командованием полковника И.М.Иванова занимала оборону в Островском укрепрайоне и в городе.

Утром 4 июля противник беспрепятственно преодолел реку Великую и вышел на южную окраину Острова. Наши войска, вступавшие в бой с ходу, противостоять врагу не смогли. Проявив растерянность, они поспешно оставили оборонительные позиции.



Однако командующий фронтом, уже генерал-майор Собенников, вновь приказал силами 111-й стрелковой дивизии и 3-й танковой дивизии (из состава 1-го мехкорпуса) с рассветом 5 июля уничтожить гитлеровские части в районе Острова.

В спешке не было организовано взаимодействие между нашими соединениями /.../ Сразу же под угрозой сдачи противнику оказался и Псков. Части 118-й стрелковой дивизии, не имея поддержки с левого фланга, вынужденно покинули оборонительные рубежи, прикрывавшие город. Взятие Пскова немецкими войсками на одни сутки задержал лишь подрыв мостов на реке Великой.

Сумятица в действиях войск повлияла на их дальнейшее беспорядочное отступление. Потерявшие управление и связь с вышестоящими штабами, разрозненные части 41-го стрелкового корпуса были обнаружены только 13 июля под Стругами Красными, Щирском и Лугой.

/.../ Под Островом командир 5 т/анкового/ п/олка/ Посенчук рассказывал о бое за Остров. Из его рассказа следует, что сил у немцев на Островском направлении очень мало и что захват города нашими частями сорвался только лишь потому, что с поля боя постыдно дезертировала 111-я с/трелковая/ д/ивизия/, ее командиры бежали первыми, споров петлицы и сняв знаки различия».

(Скрытая правда войны: 1941 год. Неизвестные документы. Москва, «Русская книга», 1992, ISBN 5-268-01422-9, с. 125, 128).

(3) «Первым русским пленным, доставленным в штаб группы армий «Центр», был командир батальона, то есть, по нашим понятиям, офицер. До вступления в командование он был комиссаром. Об этом он и заявил откровенно, не подозревая, что по вермахту был отдан приказ о расстреле всех комиссаров. Война началась менее двух суток назад, и он никак еще не мог об этом знать.

Пленный с удивлением рассматривал германских штабных офицеров, одетых в белоснежную летнюю форму. Он тихо спросил меня:

- Видно, всё это графы и князья?

Непроходимая пропасть лежала между привычной ему бедностью и миром этих «блистательных существ».

(В. Штрик-Штрикфельдт. Против Сталина и Гитлера. «Посев», Frankfurt/Main, 2-е изд., 1981, с. 14-15).

(4) «К 1933 году, когда к власти пришли нацисты, Лееб был уже известен как аскетичный, неприступный и не лишенный здравого смысла офицер-христианин с высокими моральными принципами. Он открыто выражал неприязнь к нацистской партии и ее лидеру, в то время как остальные генералы с энтузиазмом поддержали программу Гитлера, направленную на милитаризацию Германии. Добрый католик Лееб специально ходил на мессу в форме офицера (вместе с семьей), а это не очень одобрялось нацистами. Бескомпромиссный в принципиальных вопросах Риттер фон Лееб отказался посещать обеды, устраиваемые Альфредом Розенбергом, одним из главных нацистов, только потому, что тот был атеистом. /.../

В задачу Лееба входило быстрое продвижение внутрь страны, отсечение и уничтожение основных сил противника в Прибалтике и захват Ленинграда.

Лееб столкнулся с гигантскими трудностями: болотистая местность, отвратительные дороги, недостаточные для выполнения операции силы. В его распоряжении имелось всего 16 дивизий, из которых только 3 были танковыми и 3 моторизованными. Им противостояли 30 советских дивизий, включая 4 бронетанковые и 2 моторизованные. Кроме того, у противника 20 дивизий имелось в резерве. /.../ Тем не менее полки Лееба продвигались вперед по размытым дорогам, продирались сквозь густые леса, преодолевая пересеченную местность с множеством оврагов, озер, болот и рек. Форсировав Двину, они взяли Остров. Отражая бесконечные контратаки русских, войска Лееба почти целиком уничтожили противостоящие им армии и вышли к Старой Руссе, которая была захвачена после тяжелого сражения, когда бой велся практически за каждый дом. /.../ 8 сентября 1941 года Лееб, окружив Ленинград, начал решающий бросок на «колыбель российских революций», которая уже находилась в пределах досягаемости выстрелов 240-миллиметровых орудий. Сталин бросил в бой три свежие армии, направив еще три на правый фланг Лееба к Старой Руссе и Холму. Солдаты Лееба отразили все атаки, и 11 сентября 6-я танковая дивизия, прорвавшись через Пулковские высоты и фортификационные укрепления Ленинграда, заняла позиции, с которых хорошо просматривался весь город. Тем временем 58-я пехотная дивизия ворвалась в окрестности Ленинграда и всего в 6 милях от его центра захватила городской трамвай. В это же время 126-я пехотная дивизия взяла Шлиссельбург на восточном берегу Ладожского озера и перекрыла все доступы к Ленинграду с суши. Лееб готовился к последнему штурму. Казалось, что второй по величине город Советского Союза обречен, как вдруг, 12 сентября 1941 года, прибыл приказ Адольфа Гитлера Ленинград не брать. Вместо этого предполагалось заморить горожан голодом, а Леебу предписывалось немедленно перебросить 4-ю танковую группу (вместе с 5 танковыми и двумя моторизованными дивизиями), а также весь VIII корпус Люфтваффе в группу армий «Центр».