Страница 53 из 81
На работе, где её окружали жгуче любопытные проницательные женщины, Алик не сумела сыграть беззаботность и благополучие и скоро почувствовала: принялись обсуждать. Чтобы не увлеклись догадками, призналась с влажными глазами: супруг нашёл любовное письмо – ещё до женитьбы прислал один...
Коллегам понравилось: хи-хи-хи, какой эмоциональный учёный! И что за выражения ему подвезло прочесть? Алик, скромно помедлив, поведала:
- Целую твои трогательные розочки.
- Хо-хо-хо, и всё?
- Сладко-сладко нежу незабудку...
Одни прыснули, кто-то, ликуя, зажмурился. Ай-да приятные излияния для старичка!..
Алик бросила пренебрежительно и рассерженно:
- Дурак написал!
Дэн спросил её наедине:
- Этот актёр?
- Угу – Данков.
90
Через день профессор прислал к родителям Алика шофёра. Тот не попросил позвать Алика (она уже возвратилась из Дома моделей), а вручил пакет маме:
- Велели вам передать.
- А сказали что?
- Ничё-о.
Мама промолвила со значением:
- Передайте ему: у меня в среду – день рождения. Мы все приглашаем Лонгина Антоновича.
В своей комнате вскочила с софы Алик – мама, услышав, поспешно закрыла за шофёром дверь и повернулась к подбежавшей дочери:
- Тебе от него...
- Зачем ты взяла?!
- А разве мы договаривались, что я не буду брать? – голос мамы стал ядовитым: – Если ты ушла, а он отсылает тебе твои вещи по частям... – она повернула булавку, – по-твоему, я должна их назад отсылать?
Алик еле удерживала слёзы беспомощности и злость. Если бы она могла открыть матери, до чего оскорбили её в тот вечер! Её делили, не сомневаясь, что она будет доступной...
Убежала к себе, а маменька унесла пакет на кухню, нашла сверху на вещах конверт с размашистой надписью: «Моей жене». Сняв крышку с закипавшего чайника, подержала конверт на пару, вскрыла, извлекла записку: «Тут твои любимые летние платья. Платья моего обожаемого, ненаглядного Алика, моей вдохновляющей грации. «Не хнычь, старик», – приказываю я себе (несколько букв тщательно зачёркнуты)… ты была ни с чем не сравнимо, блестяще хороша! Прости безмерно покорного. Жду! Твой Лонгин».
Тонус мамы мгновенно подскочил. Она заклеила и сунула конверт под вещи, а посылку небрежно бросила в угол. Как и ожидала, после вечернего чая дочь забрала пакет.
В среду, когда папа, мама, Алик и гости отмечали мамин день рождения, в дверь позвонили. К гостю поспешила хозяйка. Как ни тянуло Алика выглянуть в прихожую – стерпела. Возвратилась маменька: и без того импозантная, она сейчас обострила общее внимание бусами из золотисто-жёлтого хризолита.
- Зять мой, как вам известно, большой учёный. Очень извиняется, что занят на своём научном посту и не смог прийти меня поздравить – прислал с человеком подарок... – ухоженным мизинцем она кокетливо указала на бусы.
Дочь, покраснев, вскочила из-за стола:
- Отошли назад!
Маменька властно махнула на неё рукой:
- Конечно, я не приму! Я просто показала, всего-навсего... Посыльный ждёт... – улыбаясь, она прошлась перед гостями, демонстрируя украшение, и удалилась.
На лестничной площадке топтался давешний шофёр. Маменька распорядилась передать «огромное спасибо Лонгину Антоновичу», добавила: «Очень всё-таки жаль, что сами не пришли», а также: «Девочка скоро перестанет дуться и придёт, она уже соскучилась – я же мать, я вижу». Затем, забежав в кухню, спрятала бусы и вернулась к гостям:
- Я не досказала про зятя, про нашу персону. Мы старенькие и ревнивые, устраиваем молодой жене сцены дикой цыганской ревности – и дочка решила проучить. Ушла на время к нам – пусть Отелло покипит один.
Подвыпивший папин сослуживец поддержал:
- Так ему! Правильно! Нечего смотреть, что важная фигура.
- Ну-ну! – окоротила одна из женщин в убеждении, что учитывать важность фигур необходимо.
Мама успокоила:
- Как он извиняется! как умоляет вернуться...
Другие гости, что осторожно помалкивали, принялись одобрять: «Ясное дело, переработает, нанервничается – и срывает на жене...», «Не надо поваживать!», «Жена должна тоже своё слово сказать!»
Папин сослуживец жизнерадостно предложил тост за «молодчину Аллочку!»
Гости помногу пили, уминали копчёную колбасу, которую хозяйка, врач-косметолог, достала через свою клиентку, занятую в пищевой сфере. «Надо деньги под контроль взять, раз он уступает, – советовали Алику. – Он будет извиняться, а ему это требование!», «Умная жена первым делом устроит так, чтобы распоряжаться деньгами!», «Он будет липнуть, а с ним похолоднее, похолоднее…» Кто-то из мужчин вставил: «Ну-у, тут зависимо, насколько сильно он привязан».
Папа, после очередной стопки отправив в рот кружок колбасы с горчицей, обратился к дочери со строгостью:
- Слыхала? это ва-а-жная мысль! наглей, да не перенаглей.
После застолья Алик разрыдалась. Папа, чьи глаза от водки налились кровью, понял это по-своему:
- Ты что-о – обманула нас? Не сама ушла, а он тебя выгнал?
Маменька делала ему знаки, силясь внушить: да нет же! успокойся! Алик едва не крикнула ему в лицо: «Уйди от меня, животное!» Он всматривался в неё с непробиваемым упрямством:
- Люди теперь будут следить, сколько ты тут у нас... Какое-то время – да, обида, характер и всё такое... А потом скажут: он тебя выгнал. Обратно не пускает.
Мама чмокнула дочь в плечо:
- Он тебя ждёт. Он любит тебя.
- Но как мерзко он меня оскорбил! После этого я не хочу к нему! Ну, режьте меня-аа, режьте! – Алик заплакала навзрыд.
Мама, тоже в слезах, обняла её:
- Даже если бы мы с отцом захотели тебя забрать от него, мы не смогли бы… в моральном плане. Мы живём, работаем среди людей, ты работаешь среди людей. А люди будут за него горой: кто – он, и кто – мы.
- Скажут, – включился папа, – полгода подержал и под зад коленом! С чего это? И что я на это скажу? Кто я против него?
Маменька, прижимая дочь к себе, прошептала:
- Люди нас засмеют, а тебя затюкают. Будут распространять всякую грязь...
- Обязательно! – подтвердил папа. – Скажут: и не Отелло, и не цыганская ревность, а просто поймал её в постели с мужиком. – Георгий Иванович направил указательный палец в потолок: – Но если к нему вернёшься вовремя, обо что языки трепать?
91
Алик подолгу не засыпала летними ночами, лежала на постели под открытым окном нагая и растравляла себя нахально-феерическими мечтами. Виктор униженно каялся перед нею, и она, вдосталь помучив его, уступила. Лонгин, которого грызла вина за нанесённое ей оскорбление, не только отпустил её. Любовь этого незаурядного, неожиданного человека стала возвышенной, альтруистичной, он помог деньгами: пусть два настрадавшихся сердца в далёком новом месте построят своё счастье...
В разгар лета нерабочим субботним утром, когда мама готовила на кухне поздний завтрак, в квартиру позвонили, дверь отворила Алик. В голове туманилось после тяжёлой ночи, и совсем не занимало: а кто может быть на пороге?
От неожиданности она слегка ахнула. Перед ней был Виктор. Он стоял в светлой рубашке, напитавшейся потом под мышками: тёмные полукружья расползались по сторонам груди. Выжидая, сказал несколько туповато, чего Алик, впрочем, не заметила:
- Чуть свет выехал и вот добрался. Вырвался. Твой дом я знал, а номер квартиры у твоей подруги спросил.
Выглядел гость несвеже. Она, уже внутренне подобравшаяся, произнесла:
- Пришёл насчёт договора? Как вы умело поладили с твоим другом! С кем и по сколько раз я должна в месяц?
Глаза Виктора стали испуганно-собачьими:
- С языка сорвалось – от отчаяния! Он довёл! Вспомни, он и тебя довёл. В таком состоянии себя уже не контролируешь.
Выглянула маменька, мгновенно обшарила взглядом фигуру гостя. Он вежливо поздоровался.
- А что же Алла не пригласит в дом? – маменька лучезарно улыбалась, однако дверь не распахивала.
Дочь холодно пояснила – человек забежал на секунду. Проверив, что мать ушла, нарочито зло прошипела: