Страница 42 из 81
- Немцы должны упираться лбом в условие – обращаться к Красной Армии может только русское национальное правительство!
«Браво! – мысленно вскричал Лонгин и заключил: – А не попади он в плен, и не было бы такого великолепного Андрея Андреевича!»
Генерал многозначительно поведал, что немало высокопоставленных немцев поддерживают план создания Русской Освободительной Армии:
- Когда советские солдаты увидят перед собой Русскую Армию, её патриотический лозунг борьбы с антинародным режимом – наступит перелом.
Он нахмурил брови и пожаловался:
- Но Гитлер и кое-кто около него тянут время. Крах под Сталинградом должен бы повлиять, но самые убедительные доводы для них пока ещё неубедительны. Я требую выделения русских подразделений из германских частей и сведения их в русские национальные дивизии: они должны быть не под германским, а под нашим командованием. Я настаиваю на учёте всех русских добровольцев и передаче их нам, а мне твердят: германские полевые командиры их ценят, это хорошие солдаты, командиры не желают ослабления своих частей.
- Но я знаю своё! В Русской Освободительной Армии окажется до полутора миллионов бойцов! – сказал, как молотком пристукнул Власов.
- А если Гитлер вам не доверяет? Почему вы не ожидаете такого? – спросил молодой хозяин.
- Ожидаю и чего похуже. Ему не может нравиться моё отношение к евреям. В наши программные документы мы не включили и не включим, несмотря на давление, ни слова против евреев. Мы – не антисемиты! Я вообще считаю ненужным скрывать принципы. Мы и марксизм не отметаем огульно.
Лонгин не без влияния винных паров бодро кивнул и пожелал гостю скорейшего создания РОА.
68
Андрей Андреевич отлучился по надобности, и в кабинет скользнула Вохина в строгом платье, шепнула хозяину:
- Немецкие госпожи ох и злющие! того гляди, без спроса войдут!
Беттина из военной комендатуры и сотрудница армейского отдела пропаганды Керстин давеча просили его устроить встречу с русским генералом. Им было велено на кухне ждать приглашения.
Возвратился Власов. Хозяин указал ему взглядом на Тосю:
- Ну как вам? – и заговорщицки понизил голос: – Но есть и германский вариант. Две службистки готовы пыхнуть азартом в отдыхе от службы.
Андрей Андреевич, возвышаясь над девушкой, осматривая её сверху и чуть прикасаясь ладонью к её волосам, проговорил:
- Тебя, русскую пяточку, напоследок русской ночи потопчу. А сейчас постелешь перины вот тут? – он кивнул на стоявшую поодаль от окна оттоманку и повернул голову к хозяину: – Хочу, как помещик, в перине утонуть. Гоголь больно зримо описывает, как для Чичикова взбивала перину… у помещицы Коробочки это было… эх, забыл.
- Фетинья, – назвал имя служанки Лонгин, в детстве обожавший представлять персонажи Гоголя.
- Отличником были в школе! – воскликнул Власов. – Знала бы ваша учительница, кому пятёрки ставит!
Тося приготовила пышную постель, пожалуй, нисколько не уступив Фетинье, и Андрей Андреевич шлёпнул её по ядрёному заду:
- Присылай немок! Кстати, – он обернулся к Лонгину, – при них можно продолжать разговор?
- Без опасений. Их знания русского исчерпываются непечатным резервом.
Раздались бойкие шаги, и две молодых женщины в военной форме, которая весьма шла им, быстро вошли в кабинет. Керстин, высокая, тощенькая, с длинным носом и небольшими зоркими глазами, чуть косолапила, что придавало ей своеобразную пикантность. Беттина была крепка, и фигура и волевое лицо выдавали в ней спортсменку. Она строго взглянула на перину, в то время как Керстин, вскинув руку так, словно держала пистолет, прицелилась в лоб Власова указательным пальцем:
- Пиф-ф-ф! – и захохотала.
Он, застигнутый врасплох таким началом, искал, как бы поостроумнее подыграть, но лишь склонил голову набок. Беттина шагнула к нему и, по-немецки приказав поднять руки, стала, будто производя обыск, похлопывать его ладонями по бокам, её руки ринулись под его пиджак, ощупали торс, тронули пах.
- Эгей! – оробело подал голос Андрей Андреевич: пальцы женщины вторглись ему в ширинку.
- Малшык…
Она, запрокинув голову, смотрела ему в глаза, прятавшиеся за толстыми стёклами очков.
Керстин подскочила к нему сбоку, сняла с него пиджак, рубашку, Беттина расстегнула на нём ремень.
- Малэнкий малшык, не бойсья…
Немки в один миг раздели Андрея Андреевича донага и остались сами в чём мать родила. Беттина натянула презерватив на стоячий фаллос и, держа его правой рукой, стала пятиться к оттоманке. Керстин за спиной мужчины наклонилась и обеими руками толкала его в зад с видом, будто тот не хотел идти и каждый его шаг стоил ей немалых усилий.
Беттина ощутила позади себя постель и, всё так же остро глядя снизу в глаза Андрею Андреевичу, попробовала пальцами твёрдость его торчащего, приподняла ладонью увесистые яйца, пощупывая их. Андрей Андреевич сжал могучими пятернями ягодицы женщины, поднял её, опустил на перину, в которой та утонула. Он налёг на неё, вкрячил елдак по яйца, страстный мужской выдох перешёл в утробное урчание, мужчина стал жадно наддавать, встречая ловкие умелые подкиды.
Керстин прилегла на перину рядом с подругой, схватила её кисть руки, прижала к зеву и стала потираться им о неё, энергично двигая задом.
Лонгин сначала из-за стола наблюдал за происходящим, затем разделся и лёг на кушетку у стены напротив оттоманки. Керстин бросилась к нему, коснулась носом жезла гордости, чуть прикусила уздечку и, обеими руками пожимая яйца, начала источать французскую ласку. Лонгин, однако, хотел изойти в неё, прикрикнул:
- Цыц, бабец!
Уложив бабца спинкой на кушетку, вбил и понёсся. Гребень у неё был расположен низко, фаллос сладко задевал его – она, быстро дойдя, пережила вздрог со стоном. Семью толчками позже ухватил эту радость и молодой хозяин.
Обе пары предались отдохновению в постелях. Андрей Андреевич подложил под голову две подушки, Беттина привалилась к нему спиной, её зад льнул к его паху, меж тем как кисть руки Власова замерла на женском лобке.
- Скажите вашей, пусть пройдётся по кабинету, – попросил он хозяина.
Тот перевёл просьбу, Керстин вскочила с кушетки – высокая, хрупкая – задиристо улыбнулась Власову, промокая салфеткой промежность. Держа салфетку двумя пальцами, небрежно взмахнула ею и отбросила, расставила ноги, двинула вперёд пахом. Кунка у неё была пухлогубая и при худых ляжках особенно выделялась. Андрей Андреевич с хрипотцой хихикнул и, причмокнув, воскликнул:
- Какой беляш!
Керстин мелкими шажками приблизилась к оттоманке, присела на корточки, довольно глядя, как он, подавшись к ней, рассматривает сквозь очки её зев. Вскочив, она повернулась к нему попкой, шагнула к Лонгину, вернулась, прошла в одну сторону кабинета, в другую, озорно перекашивая таз, так что ягодицы поочерёдно подскакивали, будто на весах.
- Стрекозёл! Так называется этот тип, – промолвил сахарным тоном Власов. – Видите, до чего легко поднимается на цыпочки, как пружинисто покидывает задик! как поворачивается! И эта походочка с перекосиками! Поменяемся?
Беттина отправилась на кушетку к Лонгину, а женщина-стрекозёл прилегла на постель к Андрею Андреевичу, уткнувшись носом в его грудь. Он прижал ладонью вертлявую попку, однако от продолжения отвлёк голос молодого человека, которому приелись телесные утехи:
- Если будет по-вашему, у вас под командованием окажется русская армия в полтора миллиона…
- Друг мой, вы необыкновенно милы, – Власов усмехнулся, – но всё же этого недостаточно, чтобы получать ответы на подобные вопросы.
- Мне кажется, вы мне уже ответили. Не сказали того, чего не хотели сказать.
- То есть вы, как немцы, считаете, что я возьму их за горло, как только у меня окажется армия, или просто перейду к Сталину, – сказал Власов брюзгливо, как говорят о надоевшем.
Лонгин обезоруживающе улыбнулся, и Андрей Андреевич пожелал, чтобы прошлась Беттина. Нагая женщина поднялась с кушетки, завела руки на затылок, чувственно потягиваясь. Плавно переступая по кабинету, она замирала, прогибала спину, то упирая ладони в ягодицы, то приподнимая ладонями груди.