Страница 37 из 81
Сгибая ноги в коленях, он махал-махал низом туловища, она сочно вбирала, в тесноте бега они несли друг друга выше и выше, вдосталь потчевали, и в пике жадности он сжал руками её груди.
Сидела на кровати, накрывшись простынёй, умиротворённая, вяло досадуя на себя. Ничего, пусть у неё произойдёт с Виктором, и она сумеет дать Лонгину почувствовать: с ним ей неприятно.
Он принимал душ. Потом по телефону заказал в ресторане обед с венгерским вином «Бычья кровь». Оба ели с аппетитом.
Когда такси доставило их в аэропорт, Алик по подсказке профессора позвонила Дульщикову. Уведомив его, что обстоятельства изменились и ей срочно нужно быть в другом месте, сообщила: возможно, в скором времени дело опять приведёт её в Псков. Она не жалела интонаций, щекотавших сердце мужчины. Лонгин Антонович слушал с явным (или показным?) удовольствием.
Пара, улетевшая в южноуральский город, выглядела вполне благополучной.
60
Морозным декабрём сорок первого обжёгшись под Москвой, немцы в феврале сорок второго заставили заглохнуть контрнаступление советских войск, под Вязьмой отрезали 33-ю армию, которая продвинулась наиболее далеко, командовавший ею генерал-лейтенант Ефремов застрелился. Ещё успешнее немцы действовали севернее Вязьмы, окружив 39-ю армию и часть 11-го кавалерийского корпуса. Доля окружённых вышла к своим, но число пленных превысило пятьдесят тысяч, а количество убитых и пропавших без вести – двадцать две тысячи.
Под Ленинградом противники держались в обороне. Фон Лееб считал, что в сентябре взял бы город, если бы фюрер не приказал ему перейти к блокаде. Гитлер продолжал пагубно вмешиваться в управление войсками, и для фельдмаршала это стало невыносимо. 16 января 1942 он подал заявление об отставке. Его сменил Георг фон Кюхлер. Не нацист, он, подобно предшественнику, выступал против истребления евреев и не сотрудничал с карателями СС (15).
Кюхлер считал нужным, по возможности, делать для населения что-либо полезное. Если гауляйтеры находили, что колхозы облегчают управление, и не спешили распускать их, то главнокомандующий группой армий «Север», поскольку Псковская область как особо важная в оперативном отношении, оставалась в ведении военных, уже весной 1942 приказал упразднить колхозы. Земля была передана в частное пользование крестьянам. Досталось работы землемерам, агрономам. Партизаны получили из Москвы указание убивать их (16). Олег Ретнёв, умевший развивать полезные связи, кое о чём узнавал вовремя, и несколько покушений удалось предотвратить.
Скобарь (уроженец Псковщины), он встретил войну старшим лейтенантом Красной Армии, командуя отдельной пулемётной ротой; попав в окружение, поспешил домой в деревню. Чтобы немцы не отправили в лагерь военнопленных, попросился в создаваемое охранное формирование, которое позже было включено во вспомогательную службу полиции порядка (Schutzma
Назначенный начальником охранной полиции в Пскове, Ретнёв, имея родственников среди чинов сельской полиции, направлял и её деятельность. В минуты откровенности говаривал, что положил себе служить «с наибольшей пользой для народа» – предупреждать земляков о реквизициях, а тех, кто отсиживается в лесу, – о предстоящих лесных операциях. Но некий «подпольный ленинский комитет комсомола» приговорил его к смерти «за измену Матери Родине и великому Сталину». Отпечатанный на машинке приговор приляпали смолой к двум-трём заборам в родной деревне виновника. По дороге в Псков машина угодила в засаду. Начальник полиции ухитрился уйти, но шофёра убили.
Ночью мстители, злобясь из-за неудачи, пришли на двор к младшей сестре Ретнёва – он с первой немецкой получки подарил ей поросёнка – и сожгли хлев.
Брат присутствовал на пожарище, а затем наладился проведывать сродников вплоть до самых дальних, каждому принося подарок, а, главное, ласково и твёрдо суля прибыток в скором будущем. И его навели на след «комитета» – был тот накрыт, «словно слепень горсточкой». Всех его пятерых членов принародно повесили. После этого оставалось Ретнёву действовать «лишь с высокой оперативной тонкостью».
Майским днём сорок второго группу землемеров и армейских чиновников, проводивших в поле размежевание, обстреляли из близлежащего леса. Трое, в их числе немец, оказались тяжело ранены.
Ретнёв запросил нужные весточки, и скоро покушавшихся взяли. Попутно открылось ещё кое-что. Несколько дней спустя его люди перехватили мужчину и женщину, которые пытались пронести взрывчатку на фабрику Лонгина.
Начальник полиции пригласил к себе предпринимателя. От Ретнёва зависели безопасность езды в районе Пскова, бесперебойность доставки сырья, посему Лонгин был с ним в дружбе. Олег жаловался, что немцы для его автомашин бензина дают в обрез, и инженер потихоньку снабжал его горючим, зная – от начальника полиции оно идёт на чёрный рынок.
Сейчас по-свойски, за вялеными подлещиками и немецким пивом, Ретнёв поставил приглашённого в известность: партизаны следят за его появлениями на предприятии. Тот, скрывая, что нервничает, уронил с улыбкой:
- Завести телохранителей?
Олег, тоже улыбаясь, молчал – казалось, сейчас кивнёт, но он произнёс:
- Да мы скажем, если будет нужно.
Негромкий бесстрастный голос давал почувствовать уважение человека к своим словам. Среднего роста, сухопарый, он держался с достоинством мудрого многоопытного старика, хотя ему не было тридцати. Медленно, смакуя, отпил пива, сказал:
- Хотят исполнить над вами приговор перед вашими рабочими.
Бывая на предприятии, Лонгин обычно обедал в тамошней столовой, там были хорошие повара, и он ел то же, что и все. Ретнёв сообщил: наиболее вероятное место покушения – столовая.
- Ну так я найду, где пообедать! – ухватился за выход молодой фабрикант.
- Тогда они выберут другое место, и неизвестно, когда мы о нём узнаем. Не уклоняйтесь, ходите в столовую, – проговорил Ретнёв сухим тоном бухгалтерского отчёта.
Лонгин показал карманный пистолет «heim» калибра 6,35 мм.
- Взять пушку посильнее? Не хочется карманы оттягивать.
В ответ он услышал, что следует вести себя, как прежде, а в случае стрельбы – бросаться на пол.
61
После этого разговора Лонгин изнывал всю ночь, вставал чуть ли не через каждые двадцать минут и, убеждая себя, что причиной июльская духота, пил квас, пиво, водку.
Приехав на фабрику, занялся делами суетливо и в уме неотступно держал время, когда надо будет пойти в столовую. Направившись туда, был необыкновенно внимателен к незнакомым лицам: какое из них принадлежит боевику, присланному лесным отрядом? На сей раз казалось, что незнакомых особенно много. Он понимал – за ним наблюдают агенты полиции, не хотел показаться трусом и, демонстрируя спокойствие, замедлял шаг.
Войдя в столовую, невольно повернул голову вправо – в полутора метрах от входа сидела за столиком компания. Два парня и три девушки уже покончили с едой, один из парней угощал девчат конфетами. Группка мгновенно замолчала, как если бы работала на фабрике и знала хозяина. Он шёл к своему столику у окна, выходящего во двор, с пронизывающим холодком сознавая: сейчас сзади стукнет пуля, если компания – не люди Ретнёва.
Смотрел во двор, по нему в разных направлениях проходил народ, одна ничем неприметная фигура приближалась. Мужчина в поношенном пиджаке поглядывал на окна столовой, его быстрый взгляд наткнулся на взгляд Лонгина и ушёл в сторону, больно дёрнув сердце ощущением опасности.
Минуты три спустя мужчина вошёл в столовую, кинул взгляд вправо на компанию, шагнул в сторону раздаточной. Тут же позади него встал с табуретки парень. Вошедший, видимо, уловив звук, обернулся, бросил руку в карман – парень схватил её, пытаясь заломить, но боевик, в чём уже не было сомнений, вырвал руку, сжимавшую пистолет, рванулся прочь, падая набок. Парень ринулся на него, уклоняясь от дула, – в тот же миг ударил выстрел: девушка за столом сильно вздрогнула, уронила голову на грудь, повалилась на соседку. Второй парень с пистолетом заметался над двумя, схватившимися на полу, и выстрелил боевику в голень – тот тотчас выдохся, его стали вязать.