Страница 20 из 21
Вера Ивановна попервах недолюбливала этого ушлого человека, а затем и вовсе стала люто ненавидеть его. Особенно после того, как в «Комсомольской правде» прочитала заметку о том, что некий гражданин N. сдал в магазин «Антиквар» на Арбате офицерский кортик маршала авиации Кородубова.
С трудом найдя телефон этого магазина, она позвонила его директору, чтобы узнать, – кто же этот «гражданин N». Ей, конечно, не сказали, ссылаясь на конфиденциальность таких сделок. Тогда Вера Ивановна зашла с другой стороны: притворяясь покупателем, имеющим самые серьезные намерения купить кортик, она спросила у директора:
– А как насчет подтверждающих документов? Где гарантии, что это не подделка? У вас хоть какие-нибудь документы на сей счет есть?
Директор явно был готов к таким вопросам:
– Обижаете, гражданочка, – у нас же серьезная фирма, а не «Рога и копыта»! Прежде, чем принимать товар, мы попросили предоставить нам справку о его первом владельце… Ну чтобы было все чин по чину… Кто награждал, когда награждал, за что награждал… Номер холодного оружия… Дата награждения, подпись, печать… Кстати, награждал этого Кородубова сам маршал Жуков в апреле 1955 года. Все есть, все есть! Не беспокойтесь! Если сомневаетесь, можете сами сделать запрос в архив минобороны.
Тут Вера Ивановна собрала в кулак все свои нервы и пальнула в антиквара самым главным вопросом:
– И сколько вы просите за кортик?
– Пять тысяч долларов, но можем немного сбросить… Торг возможен. Так что торопитесь, знатные вещи у нас долго не залеживаются!
Таких денег у Веры Ивановны не было.
– Позор, позор, какой позор! – обхватив голову руками, свирепо говорила она мужу, – мне теперь стыдно появляться на улице! Как я буду людям в глаза смотреть?! Эта пьянь поганая опустилась уже дальше некуда и позорит имя отца!
– Ты должна серьезно поговорить с братом, – сочувственно советовал ей муж.
Пару раз она пыталась сделать это. Но и в сквер на Гоголевском бульваре, и в сад Эрмитаж, где Вера Ивановна тайком от Карамана назначала Егору встречи, брат приезжал «под градусом», и серьезного разговора не получалось. Он тупо повторял слова о каких-то «тяжелых обстоятельствах» и «трудном материальном положении», но суть этих мутных аргументов не раскрывал. Впрочем, пару раз в его нетрезвых бреднях мелькнуло слово «штраф». Но Вера Ивановна не придала этому серьезного значения, зная давнюю привычку Егора к брехливому оправданию своего порока.
Пыталась она поговорить и с Караманом о кортике, но тот ускользал от ее прямых вопросов, как прыткая рыба из рук рыбака, и тоже напускал тумана на «трудное материальное положение» Егора. «Я тут человек посторонний, решение о продаже кортика не принимал, – ловкаческой скороговоркой отбивался он в телефонной трубке, – так что ваше желание растерзать меня несправедливо».
Так ничего и не добившись, Вера Ивановна поехала к своему старому знакомому – директору музея авиации старику Агальцеву, тому самому, которому пару лет назад бескорыстно передала кучу отцовских вещей. И все ему рассказала. Агальцев к ее вести отнесся с большим сомнением и пообещал лично проверить в «Антикваре» подлинность кортика маршала. Уже на следующий день он позвонил Вере Ивановне и сказал похоронным тоном:
– Я все проверил. К великому сожалению, это подлинник. Кортик образца 1945 года был принят в 1955 году для ношения маршалами, генералами и офицерами всех Вооруженных Сил… И вашему отцу…
Вера Ивановна не дала ему договорить:
– Извините, музей может выкупить кортик? Я готова выделить какую-то сумму…
Агальцев после долгой паузы ответил:
– Я постараюсь что-нибудь придумать.
И он придумал. Он бросил клич в Минобороны, в Главный штаб ВВС, в комитет ветеранов, в какой-то банк. И кортик был выкуплен вскладчину. Его поместили на стенд музея, рядом с другими личными вещами маршала авиации Кородубова.
Но предприимчивый дружок Егора Ивановича с его нетрезвого позволения продолжал потихоньку распродавать вещи маршала российским и зарубежным коллекционерам редких раритетов. Немалую часть вырученных денег он прикарманивал, а остальное шло на кутежи с увядающими, но молодящимися бабами, которых Яков частенько приводил в квартиру Кородубова. Одна из них, – Полина Федоровна, бездарная пятидесятилетняя актриса театра железнодорожников, так влюбила в себя Егора Ивановича, что Караман даже запаниковал. Она все чаще оставалась ночевать с другом, похозяйски наводила порядок в квартире, а однажды обнаглела до того, что приказала Якову сходить в магазин за картошкой. Караману стоило немалых коварных трудов, чтобы отвадить, как он ехидно говорил, «железнодорожную артисточку» от Егора.
У Веры Ивановны был и еще один повод ненавидеть Карамана. По мере того, как он спаивал все больше опускавшегося Егора, сам собой возникал вопрос о том, кому достанется квартира, если, не дай Бог, с ее хозяином случится самое страшное?
Когда Егор развелся с женой и ушел от нее, оставив на Тверской супруге и двум детям четырехкомнатную квартиру в старинном доме, он пару лет жил в загородном коттедже этого самого Карамана, который все больше начинал играть роль своего рода «сиделки» при Егоре. Потому мысль о том, что квартира Егора может достаться этому хитроглазому мошеннику, совершенно чужому человеку, прилипшему к брату явно с корыстными целями, все больше тревожила Веру Ивановну.
И вот однажды она позвонила брату и свирепо гаркнула в трубку:
– Сволочь ты!
Эти же слова (правда, добавив еще несколько не по-женски крепких матерных слов) она сказала по телефону и Караману.
В тот день давняя подруга Веры Ивановны, с которой она работала на европейской кафедре МГИМО, ошарашила ее убийственной новостью – мундир маршала Кородубова выставлен для продажи на аукционе Сотбис в Лондоне.
Подруга узнала это от своего сына, – он был дипломатом и работал в посольстве России в Великобритании.
Вера Ивановна не сомневалась, что это дело рук Карамана. Собственно, так оно и было.
А через неделю Вере Ивановне позвонили из представительства немецкой фирмы «Мерседес» в России. Вежливая секретарша величественно сказала:
– С вами хочет поговорить господин Гартман, глава нашей фирмы.
Вскоре в телефонной трубке раздалось:
– Здравствуйте, Вера Ивановна. Позвольте представиться. Я – сын Эриха Гартмана. Я уверен, что вы знаете, кто был мой отец.
– Да, знаю, – настороженно и холодно ответила Вера Ивановна, – ваш отец был гитлеровским летчиком.
– Очень хорошо, очень хорошо, – тем же вежливым тоном, но слегка растерянно продолжал Гарт-ман, – а ваш отец был лучшим сталинским летчиком. Так что мы дети знаменитых отцов!
– Мой отец был лучшим не сталинским, а советским летчиком! – строго уточнила Вера Ивановна.
Гартман тут же парировал веселым тоном:
– Гуд, тогда и мой отец был лучшим не гитлеровским, а немецким летчиком!
– Господин Гартман, давайте не будем углубляться в эти стилистические дебри, – сухим голосом ответила Вера Ивановна. – Какое у вас дело ко мне?
Гартман на несколько секунд замешкался и осторожным тоном продолжил:
– У меня к вам есть очень деликатный вопрос. Я даже не знаю, как задать его вам. Я волнуюсь. Пожалуйста, не обижайтесь, если я сформулирую свой вопрос некорректно…
– Господин Гартман, давайте без обиняков, я давно уже не девочка и немало пожила на этом свете.
– Спасибо, спасибо, – говорил в трубку немец. – А вопрос у меня вот такой. Что заставило вас выставить мундир отца на продажу в Сотбисе? Я когда услышал об этом, то не поверил своим ушам! Так не может… Так не должно быть! Ваш отец – мировая легенда и потому....
Вера Ивановна не дослушала его:
– Господин Гартман, я мундир отца на Сотбисе не выставляла. Это сделал мой брат Егор. Так что все вопросы – к нему. Извините, но мне крайне неприятно говорить на эту тему!
– Я вас понимаю, я понимаю, – тактично маневрировал немец, – а я могу связаться с вашим братом? Телефон можно?