Страница 17 из 21
– Пожалуйста, можно медленней? – попросил Василий Павлович шофера.
Он с трудом узнавал улицу – не было уже ни четырех стальных жил трамвайных путей, ведущих от вокзала в центр города, не было видно за новыми постройками озера Хафель, – узнавался лишь железнодорожный мост с черными арочными фермами. И лишь так же, как и в мае 1945-го, вдоль серых домов под бурыми черепичными крышами цвели каштаны.
Когда проехали под мостом, Свечин попросил остановить машину, – возле перекрестка и возбужденно сказал полковнику:
– Вот тут, тут, тут я на своей тридцатьчетверке выскочил на перекресток!.. А навстречу, значит, бежит крупная такая немка с растрепанными волосами и машет, машет, машет белой простыней. И кричит, кричит, кричит, а что кричит, непонятно, – танковый движок ведь громыхает. Я приказал механику двинуть танк ближе к дому и заглушить двигатель. А тут офицеры из разведки армии на виллисе подскочили. Поговорили с немкой. Она, оказалось, была хранительницей в каком-то музее этого самого парка Сан-Суси. Немка стала умолять нас, чтобы мы не стреляли по древним зданиям парка. «Она говорит, что немецкой пехоты там нет, она ушла к Берлину», – сказал нам офицер-переводчик. Мы и пообещали ей, что в таком случае стрелять по парку не будем. Я по связи приказал всем экипажам батальона в сторону парка огонь не открывать. Ну и двинули мы дальше.
И вот тут, на этом самом перекрестке, приказал механику свернуть влево. А вот там, где и сейчас густые кусты у дома с палисадником, было замаскировано немецкой орудие, которого ни мы, ни проскочившая дальше разведчики, не заметили. И, видать, пушка у фрицев была хорошо пристреляна, они и засадили мне снаряд в правый бок…
Когда от старого потсдамского вокзала они проехали в самый конец улицы, полковник предложил Свечину пройтись по площади с большой каменной аркой. А там, в такой же старенькой советской офицерской форме и в новой российской, шла группа таких же ветеранов. Два мужика бомжеватого вида сосали из горла пиво у ларька на колесах и удивленно смотрели на военных.
– Ура, наши вернулись! – зычно крикнул вслед офицерам один из них, – и все дружно засмеялись.
Когда Свечин вместе с военным атташе вернулся в Берлин, их машина по просьбе Василия Павловича раза три крутнулась вокруг серого Рейхстага со стеклянной «тюбетейкой» наверху, полковник предложил Василию Павловичу отведать немецкого пивка в уютном гаштете недалеко от российского посольства. Свечин с радостью согласился. Сказал:
– Побывать в Германии и не отведать немецкого пивка, – это все равно, что в брачную ночь про невесту забыть…
Хозяин гаштета, грузный мужик в белом фартуке и с недлинной бородкой на сытом лице, сказал Свечину и полковнику, что угощает их за свой счет. И, вежливо попросил разрешения сесть за стол рядом с гостями. Он на приличном русском языке сообщил, что его отец был летчиком люфтваффе. А зимой 41-го попал в плен – его самолет советская зенитка сбила под Смоленском.
– О, а мой старший брат Иван как раз был там зенитчиком и…! – воскликнул Свечин и осекся, взглянув на зажмурившего глаза полковника.
Но поскольку хозяин гаштета искренне засмеялся, – на сурово прикушенных губах полковника тут же образовалась улыбка («Ну и вляпался я, – подумал Свечин, – надо язык за зубами держать»). А немец стал многословно рассказывать о воспоминаниях его отца о семи годах в плену – сначала в Елабуге, а потом под Ростовом. Его русские конвоиры подкармливали и даже частушки научили петь.
– Отец и меня научил, – весело сказал немец и негромко запел:
Свечин и полковник добродушно улыбались, хотя другие посетители гаштета настороженно и недоуменно поглядывали в их сторону.
– Вы хорошо говорите на русском, – отвесил Свечин комплимент немцу.
– У меня во времена ГДР были хорошие учителя – русские офицеры из Берлинской бригады, она при социализме стояла тут недалеко, в восточной части города. Русские офицеры заказывали много водки и пива. В молодости я был поражен их привычкой к такому коктейлю. И однажды спросил у них, – откуда такая традиция? Знаете, что они мне ответили? Они ответили – «Пиво без водки, – деньги на ветер!».
Улыбался немец, улыбались и Свечин с франтоватым полковником.
Но улыбка на лице офицера мгновенно исчезла, когда Василий Павловича спросил немца:
– Ну и как вам тут живется после объединения ФРГ и ГДР?
Хозяин гаштета оглянулся по сторонам, подался вперед и негромко произнес:
– Если отвечать по-русски, то хреново…
Затем немец стал рассказывать гостям о том, как новая власть душит налогами его бизнес, как она скудно финансирует земли Восточной Германии, которые когда-то относились к ГДР.
– Нам всем здесь мстят за то, что мы были «под Советами»…
Когда Свечин и полковник уходили из гаштета, немец проводил их до крыльца. И там сказал на прощанье фразу, которая, показалось Свечину, имела особый подтекст, двойной смысл:
– Приходите в гости еще…
Но то было в мае 2005-го в Берлине.
А в начале апреля 2010-го бывший комбат Свечин из своего трехкомнатного «командного пункта» на шестом этаже старого дома в Кунцево с утра до вечера громко отдавал по телефону приказы подчиненным:
– Подать заявку в гостиницу!
– Обеспечить встречу!
– Обратиться в комендатуру!
– Доставить Боевое знамя армии 9 мая к 14-00 в Бауманский сад!
Когда капитан в отставке Стороженко, бывший начальник штаба танкового батальона, позвонил Свечину и пожаловался, что в военной комендатуре Москвы случилась заминка, Василий Павлович позвонил туда сам, зло ковыряя указательным пальцем левой руки ячейки своего домашнего дискового телефона. И на повышенных тонах поговорил с подполковником, который сообщил, что ему никак не удается согласовать со штабом военного округа вопрос о выделении почетного караула и ассистентов для Боевого знамени армии в День Победы.
А заминка случилась из-за того, что Московский военный округ к тому времени был уже ликвидирован, точнее – объединен с Ленинградским, и стал называться Западным, со штабом в Санкт-Петербурге. А тамошние штабные начальники были, видимо, большими формалистами и требовали от подчиненной им московской комендатуры по-другому оформить заявку на выделение почетного караула и ассистентов. А когда эту проблему удалось, наконец, утрясти, – появилась еще одна.
Сначала Боевое знамя армии в музее отказались выдать по той причине, что получать его прибыл не тот ветеран, который значился в заявке. Старый алый стяг должен был доставить в Бауманский сад «самый молодой» ветеран – гвардии сержант в отставке Корнеев. Но с ним по дороге в музей случился инфаркт. Ветерана заменили.
А заявку пришлось переоформлять. Но когда ее переделали на имя другого получателя Боевого знамени и он вместе с двумя солдатами-ассистентами из роты почетного караула приехал в музей, – то случилась новая неприятность.
Вышедшая в тот день на работу после отпуска заведующая знаменным фондом музея громко отчитала своих помощников за то, что те не знают «руководящих документов». И тут же показала майору в отставке Ивану Семеновичу Гридину поступивший из главного управления Минобороны России приказ о новом порядке выдачи музейных экспонатов во временное пользование. За алый стяг надо было платить. Прокат боевых святынь оформлялся чин-чинарем – были даже специальные бланки договора с временной таксой…
Стараясь не смотреть в глаза Гридину, заведующая говорила ему, что этот постыдный бизнес был затеян из-за убогого финансирования музея. Женщина часто повторяла: «Извините, это не моя прихоть, а я материально ответственное лицо. Я не хочу иметь неприятностей. Я обязана все делать по закону»…
– Хорошо бы еще и по совести, – откликнулся Гридин.