Страница 12 из 21
– Начнем с того, – говорил он, – что Петр Петрович пригласил нас к себе на дачу. Стол был накрыт к нашему приезду и шашлыки на мангале уже дозревали. Сели, выпили по первой, по второй, по третьей… Гартин стал читать нам очередную главу из своей будущей книги. Мы с Очеретом высказывали свои замечания, Петрович делал какие-то пометки на полях рукописи. Слушали, пили, закусывали. Тут подъехал Юрий с другом… Как же его звали? Какое-то экзотичное имя у него было…
– Мэлс. Мэлс его звали, – откликнулся Очерет, – Маркс, Энгельс, Ленин, Сталин… Ну в общем, от глубоко коммунистических родителей он произошел…
Хрулев продолжил:
– Да-да, Мэлс. Такой же «рэволюционэр», как и Юрий. Петрович пригласил их за стол. Они сели. Мы с ними хорошенько еще добавили… А потом началось… Кстати, с чего все началось?
Хрулев вопросительно взглянул на Очерета.
– А началось все с того, что Юрий поздравил нас с днем защитника Отечества. И что-то там сказал еще про Российскую армию…
Хрулев перебил Очерета:
– Да-да, а этот сучонок Мэлс с крысиными глазками еще и добавил: «Которая первую свою героическую победу добыла, расстреляв Верховный Совет в октябре 93-го года»… Я тогда еле сдержался, чтобы этому крысенку табло не помять.
Очерет продолжал:
– Ну, Петрович, конечно, был ошарашен таким поворотом беседы и попросил Мэлса сменить тему. Но тот продолжал гнуть свое.
Тут уже Юрий завелся:
– Отец, но разве Мэлс неправду говорит? Я тоже так думаю! Ты же сам всю жизнь учил меня быть честным.
Гридин-старший с трудом нашелся, что ответить сыну:
– Да, я учил тебя и честным быть, и правду говорить. Но все это должно быть уместным.
Юрий огрызался:
– Быть честным и говорить правду всегда уместно. А разве неправда, что армия в 91-м не сумела спасти Союз? А советские офицеры поступили, как трусливые предатели? Разве это неправда?
Судя по детальному рассказу Хмелева и Очерета, дальнейшее течение беседы на даче было таким.
– Неправда, Юрий, неправда, – строго и решительно ответил сыну Петрович.
– Это ваше заблуждение, – поддержал Гартина-старшего Хрулев. – Вам, маладой челаэк, надо бы поосторожнее на поворотах!…
Очерет подкрепил Хмелева с фланга:
– Мы Советский Союз не предавали…
– Если бы вы, господа офицеры, не предали Советский Союз, то он и сегодня был бы жив, – злорадно воскликнул Мэлс.
Юрий тут же поддержал его:
– Да-да-да! Это правда, которую вы боитесь признать! И факт остается фактом – вы нарушили присягу! Вы отступили от своей клятвы!
У Гартина-старшего в ту минуту был такой вид, словно его хватил инфаркт, – он сидел за столом, закрыв глаза и не шевелясь. Хрулев и Очерет поглядывали на Юрия и Мэлса лютыми глазами Отелло, готовящегося задушить Дездемону.
– Товарищи, товарищи, давайте успокоимся, прошу вас, – тихо сказал Петр Петрович, – разговор наш очень серьезный. В таком разговоре нужны не эмоции, а факты. И Юрий, и Мэлс предъявляют нам самое страшное обвинение, которое можно предъявить офицерам – измена присяге.
– Да, именно так – измена присяге! – все так же темпераментно воскликнул Юрий. А Мэлс, с чавканьем грызущий алый шар редиски, поддержал его кивком головы. Хрулев при этом так сцепил зубы, что из его рта выпал кусок перегрызенной сигареты и он громко выплюнул фильтр. Очерет нервно постукивал вилкой по краю тарелки, выжидая момент, чтобы можно было вставить в разговор и свое слово.
Мэлс продолжал наседать:
– Если бы в августе 91-го вы повели бы себя, как китайские военные на площади Тяньаньмэнь, вас бы сегодня никто не упрекал изменой присяге! И Союз был бы жив!
Юрий азартно добавил:
– Эту пьяную толпу у Белого дома надо было душить, душить, душить танками, наматывать на траки кишки этой мрази! И тогда…
Хрулев перебил его и сказал саркастическим тоном:
– Маладой чэлаэк, а вы имеете хотя бы примитивное представление о том, для чего предназначена армия?
– Для защиты Родины, государства, страны, народа, – мгновенно нашелся Юрий.
– Защиты от кого? – тут же пальнул Очерет и въелся в Юрия колючим вопросительным взглядом.
Видимо, чувствуя скрытый смысл и подвох в вопросе Очерета, Юрий молчал. Молчал и Мэлс. Хмелев с любопытством ждал, что они ответят.
В эту минуту Петр Петрович встал и не по возрасту шустро мотнулся за дверь – в кабинет с библиотекой. Он вышел оттуда с какой-то старой книжкой, послюнявил палец, полистал страницы и громко объявил:
– Стоп-стоп-стоп, господа-товарищи! Прошу всех внимания!
В большой гостиной дачи стало тихо, лишь слышно было, как тикают старинные напольные часы.
– Прошу всех внимания! – еще раз объявил Гартин, – здесь у нас зашел разговор о том, для чего предназначена армия, от кого она должна защищать Отечество… А нас, офицеров, обвиняют в измене присяге… Так? Так! Ну тогда давайте послушаем вот это… Прошу тишины!
И Гартин торжественным голосом стал читать:
– Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик, вступая в ряды Вооруженных Сил, принимаю присягу и торжественно клянусь быть честным, храбрым, дисциплинированным, бдительным воином, строго хранить военную и государственную тайну, соблюдать конституцию СССР и советские законы, беспрекословно выполнять все воинские уставы и приказы командиров и начальников.
Я клянусь добросовестно изучать военное дело, всемерно беречь военное и народное имущество и до последнего дыхания быть преданным своему народу, своей Советской Родине и Советскому правительству.
Я всегда готов по приказу Советского правительства выступить на защиту моей Родины – Союза Советских Социалистических Республик и, как воин Вооруженных Сил, я клянусь защищать ее мужественно, умело, с достоинством и честью, не щадя своей крови и самой жизни для достижения полной победы над врагами.
Если же я нарушу эту мою торжественную присягу, то пусть меня постигнет суровая кара советского закона, всеобщая ненависть и презрение советского народа!»…
Закончив читать Присягу, Гартин пронзил величественным взглядом победителя Юрия и Мэлса.
– Ну и от каких вра-гов (он сделал на этом слове насмешливый акцент) должна была защищать Родину армия? Чьи кишки мы обязаны были наматывать на траки танков, а? Кого убивать? Я не видел вра-гов (снова тот же насмешливый акцент) у Белого дома… Там были наши же люди… И никто не отдавал нам приказа убивать их! Мы не давали клятву убивать своих людей!
– Извините, но это лицемерная демагогия! – воскликнул Мэлс, – и эта ваша демагогия уничтожается простым вопросом!
– Каким же? – зло гаркнул Очерет.
– А вот таким! – ехидным тоном отозвался Мэлс. – Почему же вы октябре 93-го посреди Москвы убивали своих людей?
– Да-да, странно как-то получается, – добавил Юрий, до краев наливая водку в свою пузатую рюмку, – в августе 91-го вы вра-гов среди наших людей не видели, а в октябре 93-го браво палили по ним из танковых пушек!
В гостиной снова стало тихо.
Гартин, Хрулев и Очерет хмуро переглядывались. Первым после паузы заговорил Петр Петрович:
– Мой ответ тут прост: и в августе 91-го, и в октябре 93-го армия не должна была участвовать во внутренних политических разборках. Для наведения порядка есть внутренние войска и спецслужбы. А обязанность армии – защищать государство от внешних, – повторяю – от внешних военных угроз. И еще раз повторяю – от внешних военных угроз!
Гартин хотел еще что-то сказать, но вдруг глаза его наполнились смесью удивления, тревоги, и страха, – словно привидения в гостиную ворвались вооруженные люди в черном. Один из них грозно крикнул:
– Всем оставаться на местах! Руки за голову!
Гартин успел заметить, как Мэлс запустил руку во внутренний карман пиджака, резко наклонился и толкнул ногой под диван что-то черное и блестящее.
– Кто хозяин дома? – сурово спросил человек из этой внезапно нагрянувшей черной команды.
– Я, хозяин дома, – дрогнувшим голосом ответил Петр Петрович, – позвольте поинтересоваться, а в чем, собственно, дело?