Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 6 из 10

Притягательная сила, конечно, действует не на всех, так как во многих странах не признают, а часто и открыто осуждают американские ценности и суррогатную культуру этой страны. Но у нее несколько элементов, которые включают в себя мировую роль США, иммиграцию и гуманитарную помощь, которую Вашингтон оказывает многим государствам.

И, наконец, четвертая сила – гегемония основана на том, что мировой порядок, поддерживаемый США был признан легитимным и неизбежным38.

При этом острая, липкая и мягкая силы поддерживают силу гегемонии. «Это три разнородные силы, действуя совместно, теряют свою специфику, сливаются в синергетическом потенциале и образуют целое, превышающее сумму составляющих его частей»39 .

И даже военная сила, по мнению Мида, не является исключительно острой, так как имеет и мягкий компонент, связанный с сетью военных баз США, международным сотрудничеством, в том числе посредством НАТО, обучением специалистов со всего мира и гуманитарными программами.

Данный подход Мида показывает более широкий спектр возможностей, чем дихотомию на гуманитарные операции и ведение боевых действий.

Довольно показательной в плане обсуждений в среде военного сообщества США о значении той или иной силы, является монография Колина Грея «Жесткая и мягкая силы: утилита военной силы как инструмента политики XXI века».40 Колин Грей предлагает рассмотреть одиннадцать положений для более глубокого понимания политического феномена мягкой и жесткой силы, при этом, делая оговорку, что они имеют различный фокус и их можно определить, как правильные или неправильные, правильные, но вводящие в заблуждение, или неправильные, но поучительные.

1. Военная сила менее эффективна в качестве инструмента политики XXI в., чем это было в не в столь отдаленном прошлом.

2. Времена меняются: история следует хронологии, но совершенно не линейна.

3. Эффективность военной силы зависит от культуры и обстоятельств.

4. «Тяжелые времена способствуют появлению мягких принципов».

5. Война может оказаться стратегической хирургией, проводимая в соответствии с законом политических целей, но также грубой силой или насилием.

6. Мягкая сила не является существенно дискреционной, и ее концепция, скорее всего, может ввести в заблуждение, чем просветить.

7. Мягкая сила попадает под ошибочную характеристику (в целом неправильную) как альтернатива военной и экономической мощи.

8. Опасно основывать мягкую силу на расчетах и чувстве частого отсутствия мотивации других стран.

9. Сфера политики эффективности мягкой силы, как правило, либо структурно стимулирует легкий успех, либо излишне противостоит такому влиянию.

10. Жесткая и мягкая силы должны дополнять друг друга, только если они окажутся стратегически некомпетентными и не будут обладать высокой политической эффективностью как по отдельности, так и «вместе».

11. Мягкая и жесткая силы больше стимулируют друг друга, чем заменяют.

В итоге, считая жесткую и мягкую силу полными или частичными альтернативами друг друга, Колин Грей делает следующие выводы:

Есть случаи, при которых ни мягкая, ни жесткая силы не эффективны для получения преимущества, не говоря уже о победе. Кроме того, есть вероятность, что ни одна их комбинация не сможет принести успех. Ученые, как правило, в состоянии постулировать чудо исторического эффективного гипотетического вмешательства, которые должны были привести к успеху, но это могут быть лишь досужие домыслы.

Мягкая сила не имеет вариативности. Вполне возможно, что на протяжении большей части американской культуры распространяли и уважали этот факт, но он берется в расчет только в отношении политического выбора. Страны могут проникать друг в друга глубоко некоторыми своими ценностями и практиками, одновременно с этим находясь в весьма конфликтных отношениях, поскольку интересы их считаются несовместимыми.

Исторически контекст общего взаимного неуважения между антагонистическими обществами и их политиками – нечто необычное. Политика и интересы, которые движут ими – способ подавления многокультурности, не говоря уже о близости. Когда национальные интересы воспринимаются как столкновение, мягкая сила – неэффективна. Существует множество примеров, но самые яркие это: рост англо-германского антагонизма конца XIX в. и американо-японский антагонизм XX в.





В то время как теория мягкой силы предлагает предположение, что американские ценности и культура, как правило, некоторым образом способны кооптировать «другим» экономически привлекательным образом, исторические свидетельства могут указывать на другое направление. Более точно, в отношениях, где используется мягкая сила, есть свидетельства присутствия жесткой силы. Фукидид (около 400 г. до н. э.) более подробно описывает эти явления международных отношений и внешней политики, чем Джозеф Най.

Мягкая сила реально и, возможно, часто хороша в малом количестве. Но мягкая сила в основном считается пиритом, рассматриваемый как эффективный инструмент (американской) политики.

Но проблема эффективности мягкой силы не должна, таким образом, восхвалять эффективность военной силы. Задача политики XXI в. в действительности состоит в том, что ни жесткая, ни мягкая сила не являются надежными инструментами политики. Ключевая разница между ними двумя, однако, заключается в том, что в то время как необходимо практически рассматривать военную силу как инструмент политики, например, такой подход нельзя применить к мягкой силе. В отличие от американской мягкой силы, ее военная мощь не является присущей данностью. Возможность угрожать и использовать военную силу сильно варьируется даже с точки зрения контингента и требует централизованного направления. Мягкая сила в корне отличается. Это диффузная по существу «данность», которую нельзя изменить даже внезапным решением, и ее последствия (первого, второго, третьего порядка) в конкретной стране не всегда предсказуемы.

Кроме данных выводов Колин Грей по ходу рассуждений делает еще несколько важных замечаний.

·Мягкая сила культурных ценностей выражает то, что другие могут посчитать привлекательным, и всегда рискует исключить национальные черты, которые противоречат американской культуре.

Военная сила не просто соотношение качества/ количества, которое может рассматриваться как элементарная частица, неизменная в своей сущности.

Это комплекс, который поступает в упаковках различного размера и с разным содержимым.

Война может принимать различные формы и наиболее частые – это нерегулярная, гибридная, регулярная и совершенно иная война, когда применяется оружие массового уничтожения.

Эффективность военной силы зависит не только от своего качества и количества, а также, самое важное, от необходимого политического определения стратегической эффективности.

Один размер не может подойти всем. Несмотря на многие черты глобализации, которые потенциально сглаживают некоторые различия между политиками и их обществами, стратегические контексты и культуры реальных и потенциальных воюющих сторон несомненно будут более или менее асимметричны.

Даже если каким-то чудом, один размер эффективности/неэффективности военной силы подошел нескольким государствам, где политические системы почти полностью совпадали, как бы это ни было странным, то культурный фактор, несмотря на стратегические обстоятельства, остался чрезвычайно различным.

И, наконец, согласно этому короткому списку скептических мыслей, даже если кто-то подписался бы отстоять убеждения, что степень эффективности военной силы может выражаться количественно с течением времени, можно было бы утверждать, что существует неизменный показатель менее эффективной практической военной силы.

Подобные выводы дают основания судить, что даже теоретические вопросы применения обеих методик еще далеки до своего совершенства и, скорее всего, дебаты еще будут продолжаться, хотя сама терминология может претерпевать изменения.

38

Там же. С. 41.

39

Там же. С. 42.

40

Colin S. Gray, Hard Power and Soft Power: The Utility of Military Force as an Instrument of Policy in the 21st Century, SSI Monograph, 2011.