Страница 23 из 42
Я бросаю взгляд на пистолет, валяющийся на другой стороне комнаты, и пристальный взгляд мужчины следит за моим, пока тоже не замечает оружие. Похоже, что он как будто забыл, что у него был пистолет, перед тем как я резанула его и выбила оружие из его руки.
— Ты можешь взять его, если хочешь. Я не буду двигаться, — спокойно произносит он, его запах остаётся тем же. Его слова — правда.
— Ты с ним? — спрашиваю я, кивая на отвратительную груду плоти на полу с боку от него.
— НЕТ, — ещё больше правды.
Отступая к пистолету, я удерживаю взгляд на вновь прибывшем. Он пока мне не лгал и не пытался одолеть меня, что давайте посмотрим правде в глаза — он может сделать с лёгкостью.
— Мне нравятся туфли, — спокойно изрекает он, когда его взгляд наконец-то отрывается от моего, когда я наклоняюсь, чтобы подобрать его оружие, благодарная за то, что мой отец когда-то давным-давно научил меня стрелять.
Теперь я понимаю почему… мой отец очевидно был самым страшным монстром из них всех.
Когда я встаю с пистолетом в руках, мужчина не обеспокоен отслеживанием моих движений… он не боится, что я воспользуюсь его оружием. Вместо этого он уставился на русского с гримасой на его красивом лице.
Ага, всё верно, когда его черты лица искажаются от моих ужасающих действий, я решаю, что мужчина красив.
Я перевожу взгляд на мёртвого насильника на полу и принимаю всё, что я сделала.
Красные шпильки торчат из обоих его глазниц — пятидюймовые каблуки каждой туфли полностью протаранили их. Оба его глазных яблока были уничтожены какими-то дешёвыми подделками под дизайнерские туфли, вероятно созданные для таких женщин как я, в работающем за гроши, нищем, всеми забытом уголке мира.
Это то, как я скинула с себя ублюдка. Когда он «скидывал» свой грязный «груз» глубоко внутри моего тела, пока мои ноги были болезненно прижаты к голове, тогда я схватила свою левую туфлю (благодарная за то, что он приказал мне оставить их, пока он трахает меня) и направила её в самую мягкую часть его головы. В его глаз.
Треск и хлюп были удовлетворяющими, даже если он испортил этот звук своим визгом резанного поросёнка.
Но по крайней мере, теперь-то он точно заколотая свинья… то, что я сделала с ним необратимо.
Когда он упал на пол со всё ещё выстреливающим сперму членом, я начала двигаться, быстрее чем думала, что смогу, и схватила нож, который он бросил на пол у кровати. Прежде чем он престал кричать, я перерезала горло ублюдка, и пока я наблюдала за тем, как он истекает кровью, я сняла вторую туфлю и воткнула в его другой глаз так, чтобы мне никогда больше не пришлось заглядывать в его злую душу.
А в конце (и только по одной причине — месть) я отрезала его член и яйца и бросила их ему на грудь.
К сожалению, он не почувствовал эту часть, поскольку был уже мёртв.
Вы думаете, я чувствую к себе отвращение из-за того, что сделала? Нет, я никогда даже не посмотрю в его сторону ещё раз. Я сорвала с себя запятнанное красное платье и нырнула в старую окровавленную футболку, желая иметь что угодно покрывающее меня, кроме его спермы, даже несмотря на тот факт, что я по-прежнему глубоко в себе несу его грязь и она всё ещё стекает вниз по внутренним сторонам моих бёдер.
Через секунду после того как я натянула через голову на себя эту грязную футболку, я учуяла кого-то ещё и прижала свою спину к холодной кирпичной стене, поджидая, когда они появятся.
Как только в поле моего зрения появилась рука с поднятым оружием, я ударила ножом. Затем выбила пистолет движением, которое заставляло меня казаться профессионалом, когда фактически я действовала на чистом адреналине. Человек, которого я порезала, был мужчиной с покрытой щетиной челюстью и смотрящий на меня глазами, в которых светится доброта, несмотря на сдерживаемые невыразимые ужасы в их коричневых глубинах.
Я снова смотрю на вновь прибывшего темноволосого незнакомца и говорю:
— Мне они нравятся больше на нём. Они ему идут.
Затем я замираю. Аромат смерти и тьмы разноситься по воздуху, врезаясь в меня практически с силой грузовика.
Кто-то находится снаружи, скрываясь в тенях.
А над его запахом (поскольку это он) — густой аромат фиалок, и я хочу заткнуть свой нос.
Я крадусь и становлюсь сбоку от дверного проёма, оружие в моих руках, и я резко шепчу мужчине, сидящему в луже крови на полу:
— Если он с тобой, скажи ему войти невооружённым с поднятыми руками.
Он переводит взгляд от меня к дверному проёму, и я понимаю, что он видит того, кто бы не находился снаружи.
— Люк, — зовёт он. — У меня всё под контролем. Стой, где стоишь.
Я направляю на него своё оружие и рычу:
— Это не то, что я тебе сказала.
Аромат прячущегося мужчины становиться сильнее, и всё, что я могу сделать, — не согнуться пополам и не блевануть.
— Ты не одолеешь меня, девочка, — выдаёт интеллигентный голос с внешней стороны дверного проёма. — Мой друг может быть и желает сидеть в луже крови и дерьма, чтобы успокоить тебя, но запомни мои слова — я могу уничтожить тебя.
— Тогда твой друг получит пулю в голову, — рычу я, предупреждая его, мои руки вытягиваются, моя единственная цель — мужчина передо мной, даже если вес пистолета в моих руках заставляет их трястись. — Я хороший стрелок, — продолжаю я, неуверенная в том, кого пытаюсь убедить, их или себя. — Я не промахнусь.
— Люк, — кричит человек на полу. — Просто брось свой пистолет и входи. Она не собирается причинять тебе боль. Ты же, Лили?
У меня перехватывает дыхание.
— Откуда, чёрт возьми, ты знаешь моё имя?
— Потому что мы здесь, чтобы помочь тебе.
Его окровавленные ладони, выставленные передо мной, как два ярких предупреждающих красных символа: «Опасность. Не входить. Беги».
И прямо в этот момент тот, кто пахнет как смерть и фиалки, заходит в комнату, руки подняты вверх, шаги размеренные, глаза чёрные и всевидящие. Сначала он смотрит на своего товарища, затем на зарезанную свинью на полу, а потом наконец его проникновенные глаза опускаются на меня. Его взгляд поглощает — это как взглянуть в чистое ночное небо, увидеть мерцающие звезды над собой и ощутить себя незначительным. Или как будто посмотреть в кромешную тьму входа в пещеру. Тьма внутри манит тебя, совращает обещанием невыразимых сокровищ, но только там во мраке скрывается монстр, чтобы атаковать. Его челюсть широко открыта и готова сожрать Вас заживо.
Мужчина, окружённый смертью, оценивает меня, мои руки дёргаются, но я готова к этому. Я знала, перед тем как он вошёл сюда, он не сделает это безоружным.
Бабах.
Один выстрел.
Предупреждение.
Пуля задевает кожу на его щеке, перед тем как войти в стену за его спиной.
— Ты промахнулась, зверюшка, — мурлычет он, поднимая руку, чтобы прикоснуться к крови, которая расцветает на его идеальной, совершенно вылепленной скуле. — О, я собираюсь повеселиться с тобой.
Я не промахнулась.
Бабах.
В этот раз я срезаю кусочек ткани от рукава его чёрной рубашки, прямо возле бицепса. Ещё одна царапина на его коже.
Он глумится, его рука в секунде от вытаскивания его собственного пистолета, чтобы вернуть мне должок.
— Я не промахиваюсь, — произношу я с большей убеждённостью, чем чувствую. — Если захочу прикончить тебя — я это сделаю.
Его глаза вспыхивают, челюсть сжимается, и, когда я ненадолго перевожу взгляд на его друга, по-прежнему сидящего на полу около стены, я вижу что-то похожее на гордость в его взгляде. Ему нравиться, что я осадила его друга, Люка, и это подстёгивает меня.
«Я выберусь отсюда, ублюдки».
Я посылаю мужчине со смертельной аурой дикую улыбку и с пистолетом в одной руке поднимаю другую и салютую ему моим средним пальцем.
— А теперь расскажи мне ещё раз, как ты собираешься поиметь меня.
Глава тринадцатая
Люк