Дипломатическая кухня

Как-то Виктор попросил меня привезти из Заира статуэтку из слоновой кости. Конвенция СИТЕС торговлю слоновой костью запрещала, но ее еще не принимали всерьез, да и за ввоз этих изделий не карали так строго, как сегодня. В Габоне изделия из слоновой кости стоили дорого, а на рынке в Заире их можно было купить гораздо дешевле – в Заире собственная, мало чего стоившая валюта, и габонские франки там брали с удовольствием, потому что они обменивались на французские по фиксированному курсу. Подыскал я на рынке в Киншасе статуэтку посимпатичнее и привез ее Витьке.

– Ты зачем ему Теличкину привез? – Тамара вылетела на террасу, потрясая зажатой в кулаке статуэткой.

– Какую еще Теличкину? – удивился я.

– Нет, ты смотри, вылитая Теличкина! – апеллировала Тамара к моей жене.

– Пожалуй, и правда похожа, – согласилась та.

Конечно, я знал ведущих актеров страны. Но, не в обиду Теличкиной, ее как-то не запомнил. Поэтому сходства пышногрудой африканки, увековеченной в купленной мной статуэтке, с этой актрисой увидеть никак не мог. Виктор в претензии ко мне не был, однако статуэтка была Тамарой куда-то припрятана.

Виктор был малопьющим, но вкусно поесть любил. Хотя в еде был консервативен. Однажды в только что открывшемся корейском магазине в продаже появились лягушачьи лапки. Не из Франции, как можно было ожидать, а из Индонезии. Моя жена с Тамарой закупили большой пакет. Стали думать, каким образом уговорить Виктора попробовать этот деликатес. Решили, что никакими уговорами его не возьмешь, надо действовать обходным путем. Подгадали к приходу Витьки с дежурства. Лапки были обжарены в панировке, на стол выставили бутылку водки. Витька после дежурства проголодался и только спросил, в честь какого праздника выпиваем.

– Да просто так, без повода, – говорит Тамара. – Ты выпей да закуси, вот на блюде закусочка.

– А что это?

–А это, Витя, перепелиные бедрышки, видишь, они маленькие такие, – разливается Тамара, причем невыносимо фальшивым голосом Лисы Алисы.

Ничего не заметивший Виктор накладывает себе на тарелку изрядную порцию лапок и быстро их уплетает. Тянется за добавкой. Тамара, почувствовав, что такими темпами остальным ничего не останется, решает открыть мужу правду.

– Вить, а ведь это лягушачьи лапки.

– Чего? – увлекшись едой, Виктор не понимает сказанного.

– Витя, ты лягушку ешь! Это лягушачьи лапки, – вмешиваюсь я.

Виктор бросает вилку, багровеет, наливает себе полный стакан водки и одним махом его выпивает.

– Сволочи! – выдавливает он из себя.

– Да ладно тебе, разве не вкусно, – говорю.

– Вкусно, – отвечает честный Витька. – Но больше не буду.

Ну и замечательно. Мы с удовольствием доедаем то, что осталось.

Любил Виктор подтрунивать над Стасом. Того как раз начали учить чтению по букварю. Дело иногда шло туго, и потерявшая терпение Стасова маменька вылетала на крыльцо и выбрасывала букварь в мусорный бачок. Стас с воплем: «Я хочу учиться!» – бежал спасать букварь. А ведь в мусорном бачке водились злобные и кусачие черные муравьи. Их еще надо было стряхнуть с букваря.

– Стас, брось ты этот букварь, успеешь еще, надоест учиться, – увещевал ребенка Виктор.

– Витька, не смей вмешиваться в воспитательный процесс! – налетала на него Тамара.

Как-то вечером Стас был поставлен в угол за то, что сказал нехорошее слово «сволочь». Не помню, в какой связи. Стоял Стас в углу рядом с кухней, подвывал для порядка – не рыдал, а показывал, что его несправедливо обидели. Тетя Тамара и мама возились на кухне. А на улице бушевала гроза. В принципе, нормальное по вечерам явление. Но на этот раз гроза была какая-то особенно сокрушительная. Молнии сверкали беспрестанно. Однако не рядом с нами, разряды уходили в океан, и гром гремел далеко. И вдруг удар молнии и тут же мощнейший раскат грома.

– … твою мать, – от неожиданности Тамара присела и прикрыла руками голову.

– Тетя Тамара, а Вы знаете, что «сволочь» и «…твою мать» плохие слова, – сообщил Стас, просовывая голову в дверной проем. После чего был отпущен с миром.

Вообще говоря, если бы не наши соседи, то не было бы у нас возможности вести активную социальную жизнь. Дипкорпус в Либревиле был относительно небольшым, и на приемы и прочие мероприятия часто приглашали и младших дипломатов. Соседи охотно оставались с ребенком, а мы тем временем жили полноценной жизнью.

Крыса

Она повадилась к нам ходить по ночам. Здоровенная черная крыса. Вроде, такие называются гвинейскими. Первым с ней повстречался Кротов, вышедший ночью в туалет. Услышал, что на кухне кто-то шебуршит, пошел посмотреть, а тут она ему по коридору навстречу. И кинулась не от него, а под ноги. Кротов отреагировал адекватно – хотел дать крысе пенделя. Да был он еще полусонным и потому не попал. Пендель ушел в пустоту, а Кротов с грохотом завалился на спину. Обматерил крысу и ушел спать.

Наутро все жильцы дома узнали причину ночного грохота и огорчились. В нашем зверинце только крыс не хватало. Хотя до продуктов крыса добраться не могла – мы предполагали, что холодильник она открыть все же не сумеет, – сам факт присутствия в доме этого грязного животного не радовал. Решили следить за ситуацией. Какие можно принять меры, было пока не ясно.

Вторая встреча состоялась в том же составе участников и прошла по тому же сценарию. Ночь – коридор – пендель – мимо – падение на спину – мат.

Третья встреча прошла несколько иначе. Крыса не шмыгнула мимо Кротова к выходу, а забежала в ванную комнату. Кротов закрыл дверь ванной, принес лист бумаги и написал на нем «Осторожно, в ванной крыса». Утром направившаяся в ванную первой Марина спросонья надпись не заметила. Когда она открыла дверь, крыса проскользнула у нее между ног. Марина, как истинная жена своего мужа, тоже попыталась дать ей пендель. И тоже мимо. Хорошо, обошлось без падения. Осмотр ванной выявил нанесенный крысой ущерб – все, что стояло на полочке, было сметено на пол (пришлось все обдавать кипятком), низ двери был изрядно погрызен.

Решающим стал четвертый визит крысы. Кротов опять загнал ее в ванную комнату. В поисках выхода крыса заскочила в лючок под ванной. Тогда Кротов сходил к себе в комнату, вырезал из газеты «Правда» (где он только ее нашел) портрет Леонида Ильича Брежнева и заклеил этим портретом отверстие лючка. «Через это ни одна гадина не пройдет», – заявил он торжественно. Эта антисоветская выходка сошла Кротову с рук, поскольку никому не пришло в голову его закладывать. Не было среди нас таких.

Крыса просидела замурованной под ванной четыре дня. Мы уже решили, что она убежала, пока Кротов ходил за газетой. Но нет, на пятый день утром, когда Кротов стоял в ванной и чистил зубы, крыса со страшным шумом прорвала газету и выскочила в коридор. Кротов дать ей пенделя не успел и от неожиданности опять чуть не упал на спину.

Отсидка под ванной крысе не понравилась. Больше она к нам не приходила. Вместо нее, правда, приходила другая, но обычная, не черная. С ней поступили проще. Уборщица Рая изгнала ее шваброй.

Рыбалка на Капе

Излюбленным местом нашего отдыха был Кап Эстериас, в 20 километрах от Либревиля. Туда вела единственная за пределами столицы асфальтовая дорога, в то время еще не очень разбитая и проезжая даже в сезон дождей. Другой местной «магистралью» была тогда дорога в направлении города Канго, но она в сезон дождей местами становилась непроезжей из-за латеритового покрытия.

Собственно, Кап – это небольшой мысок у оконечности либревильской бухты. Вода там гораздо чище, чем на пляжах, примыкающих к городу. В прилив образуется заливчик, в котором можно безопасно купаться. Это важно – за Капом уже открытый океан, то есть Гвинейский залив, одно из самых акулоопасных мест. Тут водятся все самые опасные виды акул: белая, рыба-молот, тигровая и мако. Акул регулярно вытаскивают сетями рыбаки, а мелкие акулята попадаются на спиннинг при ловле с городских пляжей. Считается, однако, что крупные акулы близко к берегу не подходят, держась от него метрах в 500. Тем не менее, желающих поплавать вдали от берега как-то не наблюдается.