Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 16 из 29

Иоланта

Сделаем отступление. Интермеццо, так сказать.

В магазине дьюти-фри аэропорта, куда я ходил, как на работу, ко мне однажды подошла молодая и очень красивая африканка. Не квартеронка, как Суссу, а чисто черная, но с почти европейскими чертами лица. Кажется, такие встречаются в племени фанг. Одета в традиционное платье, представилась стюардессой. Зовут Иоланта. Спросила, откуда я, завела разговор. Немного поболтали и разошлись.

И стала она мне попадаться в аэропорту все чаще. Каждый раз поговорим, да и разойдемся. Пока однажды она мне не сообщила открытым текстом, что муж, пилот местной авиалинии, в полете, и не пригласила поехать к ней домой. Тут-де недалеко.

Сначала я просто опешил. Как-то не думал, что могу пользоваться успехом у африканок. (Хотя секретарши местного МИДа со мной с удовольствием расцеловывались; при этом удовольствие было взаимным – черная кожа очень приятна на ощупь). Честно признаюсь, что было заколебался. Уж очень хороша собой была Иоланта. Но советское воспитание, помноженное на чувство «атаса», взяло верх. От приглашения я вежливо отказался. После этого Иоланту я пару раз видел издалека, но ко мне она больше не подходила.

Потом я много раз спрашивал себя, был ли ее интерес искренним, или она была приманкой одной из спецслужб? Боюсь, что так. Жадность, женщины и выпивка – три крючка, которыми пользуются для вербовки.

И закончим про колонов

Доктор Стоффель. Мне стыдно, что я чуть не забыл про него. А ведь он столько раз спасал нас от всяких болячек. Неизменно приветливый и обходительный, он был выдающимся знатоком тропической медицины.

Стоффель был не только врачом, но и по совместительству почетным консулом Люксембурга. Поэтому его приглашали на все дипломатические приемы. Он неизменно появлялся в блейзере и бабочке – не современной, а старомодной, завязанной пышным бантом. Мужчиной он был импозантным, хотя выглядел много старше своих лет. Вся жизнь в тропиках… Женат был на конголезке, и у них было то ли пять, то ли даже шесть детей. Я у него как-то ужинал, все дети чинно сидели за столом. Все было очень буржуазно, пока жена Стоффеля не начала смеяться. Хохотала она, ей-Богу, как гиена. Что-то неописуемое… Впрочем, Стоффель даже бровью не повел. Видимо, привык. Кстати сказать, готовила его жена отменно.

У Стоффеля было одно большое достоинство, бывшее следствием его главного недостатка. В выходные все врачи уезжали из дома (либо на пляж, либо по магазинам), а Стоффель всегда был дома. Потому что был пьян. Он и в рабочие дни пил, начиная с обеда и до вечера. Поэтому во второй половине дня прием вел его напарник, а Стоффель сидел и пил в своей квартире на втором этаже клиники. Но в выходные, если была нужна неотложная помощь, на Стоффеля можно было рассчитывать. Я своими глазами видел, как он, будучи просто вдребезги пьян, моментально протрезвел, когда привезли пациента в тяжелом состоянии. Это было как в мультфильмах, когда красная краска отливает от лица вниз. Я был потрясен – его движения стали четкими, голос абсолютно твердым, медсестры получили нужные указания, и человека он с того света таки вытащил.

Взгляды Стоффеля на алкоголь были, соответственно, несколько нетривиальными по сравнению с традиционными подходами медиков. Приехал я к нему как-то с подозрением на бронхит. Недолго думая, Стоффель поставил меня под рентген, а потом стал разглядывать полученный снимок. Далее произошел следующий диалог.

– Мнэээ… Бронхит… Слушайте, мне не нравится Ваша печень. Вы много пьете?

– Доктор! (Я ошарашен). Нууу… как все.

– И что Вы пьете в обед на аперитив?

– Стакан мартини.

– Стакан?!

–Доктор! С тоником! (Показываю, что мартини там на два пальца). У меня же малярия была, вот печень и увеличена.

– А водку пьете?

– Бывает… Не каждый день.

– Мнэээ… Продолжайте.

– А бронхит?

– А, да. Вот рецепт, принимайте неделю, все пройдет.





Хорошим человеком был доктор Стоффель.

***

Считать ли колоном родезийца? Не было тогда никакой Зимбабве, а была Южная Родезия, где правил расистский режим Яна Смита. Ходил этот режим под санкциями ООН, и иметь с ним отношения африканским государствам не полагалось.

– Эй, парень, ты откуда? – рядом со мной у стойки бара примостился типичный англосакс. Обожженная, когда-то белая кожа, веснушки на лице и руках, неистребимый акцент. На голове –немыслимый розовый парик, одет в подобие женского платья. Вокруг шумное веселье – мы на костюмированной вечеринке в клубе моряков.

– Я атташе советского посольства. Советский Союз, знаешь? – Вопрос риторический. Белый не может не знать.

– Тогда тебе нельзя со мной разговаривать.

– Это еще почему?

– Я родезиец. Вам же нельзя с нами общаться.

– С чего ты взял? Я же вот с тобой общаюсь. А ты что тут делаешь?

Родезиец был вообще-то прав. Нам было не положено вступать в контакты с представителями расистских режимов. Но я почуял, что можно узнать что-то интересное.

Так вот откуда дважды в неделю на рынке Либревиля появляется парная вырезка, которая к тому же стоит меньше, чем капуста в супермаркете! Оказывается, габонцы подторговывают с расистским режимом. Санкции санкциями, а кушать хочется. Чтобы не светиться, товар доставляют ночью, самолетами без опознавательных знаков. Разгрузились – улетели, а утром на рынке – свежайшая вырезка. А мой собеседник – типа торгового представителя, отвечает за организацию поставок.

Кстати, в супермаркете продавались и товары из ЮАР. Южноафриканскую картошку было легко отличить по следам почвы (на французской следы глины, а на южноафриканской – латерита), а с ящиков с фруктами габонцы просто ленились сдирать наклейки.

При расистском режиме сельское хозяйство Южной Родезии процветало. Они кормили и себя, и половину континента как минимум. Потом Яна Смита прогнали, и к власти пришел прогрессивный Мугабе. Теперь Зимбабве – одна из беднейших стран мира. Это так, для контекста.

***

Отдельно придется рассказать о прожженном жулике и контрабандисте сеньоре Да Силва. Чей он был гражданин, я так и не понял, говорил он на чудовищной смеси французского, испанского и португальского (по-видимому, когда-то бывшего его родным). О, это был фрукт. Связаться с ним пришлось из-за острой необходимости. Но об этом таки отдельно.

Консул я или не консул

Официально занимать должность заведующего консульским отделом я не мог. Консотделом должен заведовать первый секретарь. В Африке назначали на эту должность и вторых секретарей. Но даже когда я получил и должность, и ранг атташе, заведовать консотделом мне было не по рангу. Поэтому на всех документах, которые я оформлял и подписывал, стояло скромное сокращение «и.о.». Считалось, что я только исполняю обязанности. Ответственности за работу с меня это никоим образом не снимало.

Консульская работа по природе своей шебутная. Консульский сотрудник – Фигаро здесь, Фигаро там. Либревиль отнюдь не был проходным двором, но встречи и проводы в аэропорту отнимали немало времени. Если, упаси Господь, еще и багаж потеряют – а случалось, – можно на несколько часов застрять.

Оформление и получение грузов на таможне – тоже сплошная головная боль. Нам из Москвы грузом присылали в том числе и скоропортящиеся продукты. Если растаможивать по правилам, пройдет не меньше двух недель. За это время копченую колбасу съедят муравьи, а черная икра в стеклянных банках превратится в несъедобное месиво. Потеряв таким образом часть грузов, мы решили искать ходы на таможне и в МИДе. Аргументы в пользу ускорения процедуры были пущены в ход обычные: водка «Столичная» и икра черная. Одна баночка в руки, чтобы не разбаловать. В результате груз нам выпускали на следующий день после прибытия, под честное слово, что документы будут. Слово мы всегда держали.

В руках консула находится изрядное количество так называемых бланков строгой отчетности. Это бланки дипломатических, служебных и общегражданских паспортов, свидетельств о рождении, браке, смерти, а в те годы еще и визовые бланки. За них надо периодически отчитываться. Если количество не сойдется, страшно себе представить последствия.