Руки, полные пепла

– Они же не боги.

– И не такие скромные.

Гадес улыбнулся, а бойкая официантка уже подавала им еду – но не успели они приступить, как Гадес ощутил присутствие другого бога. А через секунду его обвили тонкие холодные руки, которые несли смерть и аромат погребальных костров.

– Хель.

Она легко поцеловала его в щеку и уселась на свободный стул. Поздоровалась с удивленной Софи.

Очаровательно улыбнулась:

– У них же есть мясо? – и подозвала официантку.

Колокольчики звенели, вплетенные в ее волосы, косточки перестукивались друг с другом, а накрашенный угольным лаком пальчик летал по меню.

Гадес был знаком с Хель многие сотни лет и знал, что она ко всем относится достаточно фамильярно, как будто они старые друзья и близкие знакомые. И это тоже своеобразная маска – боги редко доверяют друг другу, чтобы показывать себя настоящих. И еще реже настолько храбры, что позволяют не носить масок.

Как-то раз Хель призналась Гадесу, что любит касаться богов и людей, потому что они неизменно вздрагивают, теряются: слишком ледяные у нее руки, навевают мысли о боли и смерти, о холоде и стонущих душах.

– Даже Зевс вздрагивает, – Хель усмехалась, когда рассказывала об этом Гадесу, – хотя никогда не признается. Даже боги боятся смерти – даже сильнее, чем люди. Боги теряют больше. Только ты всегда спокоен.

– Потому что сам несу смерть.

Хель не коснулась Софи в этом баре, хотя вряд ли Зевс рассказал ей, что она и есть Персефона. Гадес тоже не считал нужным делиться, но Хель все-таки уважала чужие выборы – в том числе спутников.

Она положила голову на сцепленные в замок руки:

– Я не помешала? – бросила короткий взгляд на Гадеса. – Могу вернуться позже. Я хотела поговорить… о некоторых профессиональных делах.

– Софи в курсе всего. Говори.

Хель пожала плечами: если Гадес считал, что при Софи можно, она не была против. Но прежде чем принесли заказанное жаркое, успела рассказать, что ей очень нравится Лондон: холодно, сыро, и город, кажется, не пытается выглядеть уютным.

Когда нож разрезал первый кусочек мяса, Хель серьезно произнесла:

– Не хотела говорить Зевсу, пока не обсужу с тобой. Что с твоим царством мертвых?

– В смысле? – осторожно спросил Гадес.

Хель вздохнула:

– Давай не ходить вокруг да около, а? Кто-то проверял на прочность границы моего мира мертвых. Что у тебя?

– То же самое. Не так давно. Не уверен, что кто-то хотел именно проникнуть, но небольшой подарок мне оставили.

– Что за подарок? – Хель попробовала первый кусочек мяса и одобрительно кивнула. Собрала на тарелке листья салата.

– Скелет. Скелет прошлого воплощения Персефоны.

Гадес видел, как взлетели брови Софи, и она торопливо взяла коктейль, чтобы отпить, как будто пряталась за ним. Опустила голову и с преувеличенным вниманием занялась собственной тарелкой.

– Неприятно, – сказала Хель. – Значит, этот кто-то хорошо тебя знает. Мне просто оставили послание.

Она сделала паузу, в этот момент удивительно похожая на Софи, слишком долго и тщательно отрезая мясо. Но потом все-таки вздохнула и посмотрела на Гадеса:

– «Держи своих псов на цепи».

Она вернулась к тарелке, а Гадес задумчиво отпил из стакана. Есть ему больше не хотелось.

– У тебя ведь тоже псы? – спросила Софи.

– Да. Мое царство охраняет Гарм, он похож на Цербера, пусть они и не ладят.

Гадес невольно улыбнулся: две собаки действительно не очень-то друг друга любили, при встрече выясняя, кто же из них мощнее – это было довольно бессмысленно, учитывая, что в мире людей оба не обладали полной силой.

– Он один?

– Думаю, в записке речь шла больше о моем брате.

Софи нахмурилась, явно не понимая, кто брат Хели, и почему о нем. Но Гадес отлично пояснил:

– Фенрир. Он один из немногих, кто в мире людей может быть как в человеческом облике, так и в… ином. Огромного волка.

– Где он сейчас?

– Если бы я знала, – Хель привычно улыбнулась, но Гадес видел, что ее задумчивый взгляд остается грустным. – Он исчез несколько лет назад. Ничего необычного, иногда он так делал. Но на этот раз… задержался. И не давал о себе знать. Даже мне.

Гадес хорошо помнил Фенрира – он один из немногих, кто не пытался казаться кем-то другим, а еще очень походил на сестру. И, пожалуй, они одни из немногих братьев с сестрами, кого знал Гадес, кто действительно был близок.

– Это угроза или намек, что кому-то известно, где Фенрир?

Хель пожала плечами:

– Не знаю. И не могу понять, зачем кому-то понадобились царства мертвых, да еще задевать лично их владык. Не знаешь, что у других?

– Осирис никогда не расскажет.

– Долбаный упрямец, – скривилась Хель. – На месте Сета, я бы тоже захотела его убить. С Осирисом невозможно договориться! Другие?

– Я спрашивал, но пока никто не ответил. А ты вместо ответа решила приехать сама.

– Только не говори, что не рад мне! – рассмеялась Хель. – Мне было скучно, а еще Зевс сюда собрался. Я решила, что пропускать веселье глупо. Помнишь, как…

И дальше Хель долго и в красках предавалась воспоминаниям. Гадес слушал ее вполуха, больше размышляя о Подземном мире и о том, зачем они кому-то нужны. В этом не было смысла – но также не было его и в убийстве богов.

И Гадес не мог не вспомнить, что изначально нападение у клуба тоже казалось не очень-то осмысленным. Пока ловушка за богами-лекарями не захлопнулась. Вот и сейчас Гадес мучительно ощущал, что они снова что-то упускают. Что-то важное, четкое, и сами себя тоже загоняют в ловушку – возможно, теперь большего размера.

Он очнулся на моменте, когда Хель в красках расписывала, как в Лондоне, но лет сто назад, она потащила Гадеса в местный бордель, чтобы показать «женщин эпохи». Она негромко смеялась, а ее пальцы легли на руку Гадеса.

Он мягко высвободился, сцепив ладони на почти пустом стакане.

– Это было давно, – коротко сказал Гадес. – Что сейчас? Что Зевс?

Прервавшись, Хель даже не пыталась скрыть недовольного выражения лица. Пожала плечами:

– Раз это касается всех, я расскажу ему о послании. И он уже обещал помочь с поисками Фенрира. Это важно.

Гадес не стал говорить, что Зевс может пообещать что угодно, особенно если дело было в постели. Но не сомневался, Хель и так в курсе.

Стул Софи оглушительно проехал по плитам пола. Она поднялась, сжимая в руках телефон.

– Мне пора.

– Куда? – не понял Гадес.

– Забрать кое-какие вещи из дома. Амон обещал помочь.

Ее голос источал лед и холод самых темных уголков Подземного мира. Она ничего больше не сказала и молча ушла под взглядом удивленного Гадеса.

Хель рассмеялась – как будто косточки перестукивались друг об друга, – и сказала негромко Гадесу:

– Я ей точно не понравилась.

Что-то было не так. Очень не так. Это ощущение проникало в Гадеса сквозь поры кожи, просачивалось с каждым вдохом.

И если до этого он думал о Персефоне, то теперь мог думать только об этом: что-то не так.

Ощущение настигло позже вечером, когда в квартире Сета, в комнате, которая теперь стала его, Гадес пытался понять, как закончить песню. Оно никак не давалось, зато отлично отвлекало. И тогда, в сумерках, когда пора было включать свет, Гадес ощутил на кончиках пальцев: что-то не так.

Он не мог усидеть на месте и ходил туда-сюда по комнате, пока ждал ответа от Харона. И надеялся, что тот не будет опять игнорировать телефон.

Когда его собственный наконец-то завибрировал входящим сообщением, Гадеса скрутила боль. Не резкая, а топкая, липкая, не накатывавшая волнами, а заполняющая целиком.

«Ты нужен здесь».

Кинув телефон на кровать, Гадес подошел к стене, где тут же замерцала вызванная дверь: она появлялась там, где он жил.

Что-то не так в Подземном мире, и он нужен там – теперь он ощущал это и без всяких сообщений. Это всегда отзывалось болью, и ему просто нужно попасть туда.