Страница 24 из 38
Пушкин удивительно точен. Счастие друзей… В этой формуле – еще не полное восстановление дружеской общности. Возрождая духовную ценность счастья друзей, поэт еще не видит возможности счастья для себя, не разделяет сам счастья друзей, но для него оно – утешенье. Тут есть развитие уже найденной формулы («И вашей радости беспечной / Сквозь слезы улыбнуся я»), именно развитие, поскольку «те» слезы уже высохли, прибавилось радости – в такой степени, что это помогает преодолеть собственные невзгоды.
Послания к друзьям – основной жанр последних лицейских произведений. И сколько сердечного тепла в этих дружеских признаниях!
Клятвенно звучат эти строки. Дружбе возвращаются первые места в иерархии духовных ценностей. Пушкину еще придется вносить определенные корректировки в оценку дружбы как нравственной категории в связи с конкретными ситуациями и поступками реальных лиц, но лицейское «святое братство» будет выделено и войдет в число неизменных ценностей, на которые надежно будет опереться в трудные минуты жизни.
В послании «Князю А. М. Горчакову», наряду с законами дружбы, восстанавливается поставленный было под сомнение «мой скромный дар». Дело не доходило до фактической реализации сомнения, но Пушкин настойчиво повторял, что его слабый дар исчез, как легкий дым. И вот сомнения преодолеваются, к Пушкину возвращается вера в свой дар. На повороте от безверия к вере дар еще именуется «скромным», но вскоре и эта церемонность будет отброшена.
Выделим послание «В альбом Илличевскому».
Тут прямым заявлением обозначается причастность к вероисповеданию (правда, с попутным словесным каламбуром, с возможностью иронического чтения: неславный – право славный) и признается основной догмат религии в воззрениях на человека (утверждение бессмертия души). Но и это признание делается холодно, принужденно: тут отношение к официально утверждаемой истине, с которой надобно считаться, но которая не определяет линию поведения. Пушкину в сравнительном плане понадобилось сослаться на нечто бесспорное (или признаваемое бесспорным, что поэт и принимает, не задаваясь надобностью проверки на истинность). У Пушкина забота поважнее.
Судьба стихов – вот забота Пушкина. Мысль, начинающая стихотворение, родственна утверждению послания «Князю А. М. Горчакову», где дар назван «скромным». Каков дар, таков и результат; с ним трудно рассчитывать на бессмертие. Однако лукавая ирония пронизывает весь фрагмент, смирение поэта немного наиграно. И вот – кульминационный всплеск:
Пушкин не судит с той же категоричностью, что в «Городке» («Не весь я предан тленью…»); не утверждение, но надежда движет его пером. Но какова надежда! Поэзия возвращается на высшую ступень в иерархии духовных ценностей. Попутно отметим: официальная вера хотя и стала предметом поэтических медитаций, но не заняла подобающего ей места в системе мировоззренческих ценностей. Предпочтение бессмертия души чему-то иному в глазах истинно верующего просто святотатственно. Но святыни превыше религиозных Пушкин обозначил твердо и ясно (что не умаляет духовности его позиции).
Мечта о бессмертии творений заявлена без кичливой заносчивости, но и без нарочитого смирения, с полной выверенностью чувства и слова. Но слишком интимные, заповедные переживания вырвались наружу, и Пушкин пытается переменить разговор: в арсенале его духовных ценностей есть заново обретенная – дружба: ей и отдается последняя здравица стихотворения:
Дружба как ценность жизни поставлена выше стихов как ценности литературной; хотя альтернатива, если разобраться, не очень четкая: «глас сердца» и звучит посредством стихов, – и не очень корректная: «живая» память не выходит за пределы жизни поколения, тогда как читательская память беспредельно переходит из поколения в поколение; но для Пушкина так характерно понижать прозвеневший высокий пафос, часто даже понижать иронически.
Роль послания «В альбом Илличевскому» в возрождении поэзии как дела всей жизни поэта и залога его бессмертия очень велика. Будет еще немало сомнений и поисков касательно целей и форм художественного творчества, но кумир самой Поэзии выстоит в самых суровых испытаниях.
Возрождение духовных ценностей в виде святынь поэзии и дружбы дает Пушкину возможность окрепнуть душой. Когда есть духовные опоры, уже можно прочно ощущать себя в жизни. Возрождается шутка, поэт ощущает себя своим среди дружеской компании, может подтрунивать и над товарищами, и над собой. Таков пафос послания «Товарищам». Поэт подсмеивается над теми, кому захочется делать карьеру, военную или чиновную. Большой фрагмент стихотворения отведен и автопортрету;
Заново встретились когда-то привычные формулы вроде «счастливой лени верный сын»! В самом деле, кончилось временное oцeпенение души, и зазвучали прежние интонации. Что тоже замечательно: наступает пробуждение души – и тянет к озорству, к вольнодумству.
Дружеское общение с братьями на выпуске из Лицея позволяет провести под кризисом окончательную черту.
Однако кризис нельзя понимать как спад, лишь замедливший творческое развитие поэта, который теперь всего лишь возвращается на оставленные позиции. Духовная стойкость и нравственное здоровье Пушкина находят свое выражение в том, что поэт даже из выпавших на его долю невзгод и страданий умел извлекать позитивный опыт. Из кризиса поэт выходит возмужавшим и умудренным. Даже горькая (выдуманная) любовь одарила поэта образом незабвенной и умением прощать, а не мстить за страдания. Широко образованный поэт будет знать, что такое «английский сплин», но что такое «русская хандра», он будет знать не из книг – по собственному опыту. Психологизм – тоже явление литературное, но ему проще проникать в литературу, когда поэт ведает, что сердце умеет жить только одной страстью, зато в ней одной различать бездну тонов и оттенков.
13
Первоначальное название "Кюхельбекеру".