Страница 20 из 38
О том же – размышление «В альбом Пущину»:
Но акценты здесь расставлены резче. Жизнь неумолима: что было – не будет вновь. Но полет воспоминаний всесилен, они побеждают жестокое время.
Сознание Пушкина фиксирует и такое важное обстоятельство, что память способна производить переоценку ценностей.
Здесь глубоко схвачено: был счастлив – не понимая счастья. Но то, что не понималось когда-то, может быть понято потом. И выясняется, что собственную жизнь можно проживать не единожды, а многократно; в ней ничего нельзя поправить фактически, но мысленно ее можно пробегать в любом направлении, иначе расставляя акценты. И обнаруживаются потенциальные возможности найти опору в пережитом, чтобы увереннее идти в будущее. Воспоминания играют позитивную роль на путях преодоления Пушкиным первого кризиса.
В «кризисной» лирике находит подтверждение и развитие уже вполне сформировавшееся представление о цикличности жизни. Такие размышления получают чеканность формулы:
Это убеждение для Пушкина в сущности непререкаемо – и поэтому служит аргументом в принятии жизненных решений, в уточнении нравственно-этических оценок.
Любопытно: и в послании «К Каверину» берутся как антитеза лишь полюса человеческой жизни (юноша – старик), и в «Стансах»:
Причем «каверинская» антитеза не исключает связующих звеньев («полудня» жизни); видимо, они подразумеваются, но опускаются за временной неактуальностью. Но в «Стансах» среднее звено нарочито отбрасывается, начало с концом связывается напрямую. В этом приходится усматривать отражение определенной аномалии, которая характеризует мечтательную жизнь поэта: совсем молодой человек, он лишен радости и веселья. Возникает чувствительное противоречие: молодой человек вынужден жить не по законам природы. В концовке «Элегии» («Опять я ваш, о милые друзья!») поэт констатирует: «И вяну я на темном утре дней». Ненормально, что утро «темное» (соответственно, приходится «вянуть», а не расцветать), но утро как указание на этап цикла жизни именуется своим словом. Однако ранее утверждалось:
Луч «утренний» бледнеет, пора веселости (= юности) ушла навек: но это если брать содержание жизни, а формально утру уходить рано. В типовую схему жизнь вносит вот такие неожиданные поправки.
Даже отмечая индивидуальную аномалию своей жизни, поэт все равно воспринимает ее в типологических градациях:
Однако на данном этапе индивидуальное подавляет типовое, поскольку соответствует типовому лишь формально, зато противоречит по существу.
В ранней лирике не проводилась грань между воззрениями поэта и его друзей; теперь судьбы недавних друзей дифференцируются.
Насколько усложнилось восприятие жизни! Прежде для Пушкина антитеза молодость/старость (в метафорическом выражении – рассвет/закат) была самодостаточна.
Но вот сопоставляются не предметы-антонимы, берется один предмет (заря), но в нем самом усматриваются контрастные признаки (весенняя – осенняя) – и сразу появляются новые оттенки, их много, их взаимодействие очень серьезно меняет прежний лик предметов.
Как объяснить противоречие? В послании «К Каверину» поэт утверждал, что смешон «юноша степенный». Но ведь, живя не по общему уставу, оставаясь молодым, однако утрачивая жизнерадостность юности, поэт и представал сам степенным юношей. Что есть, то и есть, только уточняется: степенный юноша смешон при взгляде на него извне, когда взгляд изнутри – совсем не до смеха.
Выпадение среднего звена и непосредственное соединение начального звена жизни с конечным («утреннего» с «вечерним» и «весеннего» с «осенним») – самое заметное изображение состояния, которое Пушкин несколько позже назовет «преждевременной старостью души».
Пушкин начинал широко и щедро. Для начинающего, причем совсем юного поэта круг его интересов удивительно разнообразен, особенно если принять во внимание, что в разработке основных мотивов – изобилие вариантов. Жадность на впечатления, нетерпение, побуждающее упреждающим образом духовно прочувствовать еще запредельный опыт, – все это черты складывающейся поэтической натуры, жизнерадостной и своевольной. И вдруг – как гром средь ясного дня.
Нет, жизнь не остановилась. Но поэт потрясенным сознанием ощущает: жизнь идетНадпись на обычным потоком, не переменилась, но он, поэт, какой-то силой выброшен из этого потока. Он одинок среди дружеского братства. Свет настолько ярок, что слепит, предметы теряют очертания. Широкий мир вдруг сгустился в одну точку: непрестанно болящее сердце. Только его голос слышит поэт. Конечно, когда голос сердца начинает перевоплощаться в поэтические звуки, возникает непроизвольная инерция движения, в орбиту разговора хотя бы сопоставительно втягиваются иные темы, концентрированный мир раздвигается. Все равно звучит доминирующая нота, и имя ей – Любовь.