Страница 19 из 38
Именно потому, что круг утверждаемых ценностей (применительно к личному опыту) резко сузился, мир на радости оскудел, представляет интерес, что для поэта сохранило хотя бы относительную привлекательность. Обратимся к принципиальному в этом плане стихотворению «Элегия» («Я видел смерть…»): здесь три последние «прости» – выделено самое дорогое. Исключим пока, оставив для отдельного разговора, третье, итоговое «прости», адресованное предмету роковой любви. Трудно комментировать первое – в силу его слишком широкой обобщенности: «Прости, печальный мир…» Второе «прости» неожиданное:
Задушевное обращение к природе неожиданно: обращение Пушкина к изображению природы до сих пор было эпично, служило преимущественно знаком времени и пространства; «лирически», как предмет непосредственного созерцания, природа практически не волновала поэта. Не происходит расширения зоны данного лирического мотива и в стихах рассматриваемого периода. «Осеннее утро», с которого уместно начать отсчет кризисного этапа, – исключение; кстати, это единственное стихотворение периода с «пейзажным» названием. Поэт старается оправдать название; правда, вначале картина утра не выходит за рамки типовой схемы, включающей пейзаж как знак времени:
Здесь на короткое время произошло вычленение и обособление пейзажной картины; но в целом для стихотворения более значимо совмещение изображения природы и выражения состояния поэта: перед нами психологизированный пейзаж:
Этот редкий, в своем роде уникальный фрагмент в поэзии молодого Пушкина позволяет поставить вопрос объективно широкого содержания. Стихи поражают исключительной непосредственностью, будто бы лирический дневник, по счастливому озарению, еще и набело, еще и в стихотворной форме, моментально фиксирует все переливы сиюминутных и впечатлений, и переживаний. Правда, стремительный полет мысли скрадывает, делает неприметным (и неутомительным) немалое расстояние, которое надо было бы одолеть пешим ходом: побывать у берегов (пруда? озера? реки?), в глухом лесу, у ручья. Но дело в том, что ощущение непосредственности – это побочный результат высокой эмоциональности авторского переживания.
Осенние ассоциации наиболее устойчивы в элегическом цикле. Другие времена года не прописываются. Зима обозначена косвенной деталью; в стихотворении «Пробуждение» заглавный акт (по тексту это очевидно) происходит утром, не средь ночи, но помечено: поэт пробужден «во тьме глубокой». Это – достоверная, реальная примета зимнего короткого светового дня.
Большинство произведений Пушкина – обдуманные, выношенные произведения. Но происходило чудо: в акте творчества темперамент поэта возрождал давно пережитое, делал его переживаемым заново. В жизни Пушкин, конечно же, выделялся индивидуально, но это были человеческие отличия, не было на нем Аполлоновой печати. Но ведя, пусть с поправкой на темперамент, обычную для людей своего круга жизнь, Пушкин обладал исключительным, если так определить, боковым зрением. Не делая этого специально, он жадно впитывал впечатления бытия; когда надо было, они восстанавливались и возрождали непосредственность переживания.
Вот так получилось, что впечатления от общения с природой, кроме «Осеннего утра», еще остались невостребованными; но понадобилось вообразить последнее «прости» – и пришли на ум пока еще не оставившие формы клише знаки природы как символы значимого в мире. Допускаю побочное обстоятельство: мир поредел на духовные ценности, и в новой иерархии дорогим стало то, что раньше не поднималось на такую высокую ступень, когда-то занятую другими ценностями, ныне значение потерявшими.
Впрочем, не исключено ситуативное, настроенческое, эпизодическое высветление устремлений к природе. Вслед за тем в «Элегию» («Я думал, что любовь погасла навсегда…») проникает резкий эпитет: «в бесчувственной природе» (и это тогда, когда именно в сочувствии поэт остро нуждался!). Да, таков Пушкин: даже из утверждаемых ценностей он не творит кумира.
Диалектичность мышления поэта можно наблюдать и на обозначившемся уже в ранней лирике мотиве воспоминаний. Изначально этот мотив сопровождался светлой поэтической дымкой, он гармонировал с общим жизнерадостным тоном поэзии. Теперь набегают воспоминания неоднозначные. Порой они затрагивают мучительную область переживаний и вызывают душевный протест:
Итак, мотив осложняется, как и все в жизни и в лирике Пушкина. Но не отвергается, напротив, в новых условиях еще резче подчеркивается мотив светлых воспоминаний. Об этом в частности дневниковая запись «В альбом»:
Как раз на фоне быстролетности жизненных переживаний, неизбежной смены ценностей воспоминаниям отводится роль константы. Но поэт не утяжеляет мысль: «легкий след» – не решение, а сама проблема; судьба воспоминаний уравнивается с судьбой самих переживаний – легкий след может исчезнуть, но может и не исчезнуть!