Страница 36 из 46
«Анна» заметила, как опять вздрогнула «мать» от её небрежного «ты». Что ж, пора приучать домашних к тому, что именно она богатая наследница. Немного жестковато, но правильно по сути.
Анастасия склонила голову в знак согласия и, не глядя на дочь, стала разливать чай по чашкам. Поставила одну перед «Анной», придвинула ближе вазочку с вареньем и блюдо с сахарным печеньем.
– Скажи, правда, что ты по утрам теперь кофе пьешь? Раньше ты не любила.
– У меня по утрам голова болит, а кофе помогает взбодриться.
Анастасия понимающе кивнула. Она уже знала (ничто в доме не скроется от взгляда ее верной Глафиры), что Павел по просьбе сестры привез кофе самого лучшего и дорогого сорта, какой только нашел. Еще отыскал мельницу для зерен, и теперь дочь сама или горничная с вечера мололи утреннюю порцию напитка. «Мать» еще не знала, что, кроме кофе, Павел привез (опять по ее заказу) разных специй, которые она добавляла в блюда. Она всегда любила душистые травки хоть в свежем, хоть в сушеном виде, и блюда без них ей казались пресными. Собираясь с «отцом» на ярмарку, она уже запланировала отыскать там семена пряных трав и посеять весной на огороде. Пусть это будет еще одной из её причуд.
За чаем Анастасия Куприяновна хотела продолжить разговор о финансах, но «Анна» перебила её:
– Мне еще со всем этим, – шлепнула ладонью по гроссбуху, – разобраться надо как следует. Давай лучше поговорим о князе, моем женихе.
Ее интонация не оставляла ни малейшего сомнения в том, как она относится к этому браку.
– Скажи, – запивая ложечку варенья, спросила «Анна», – у вас договор с князем?
– Да, я намекнула ему, что выдам тебя за него, – «мать» совсем отринула всякую деликатность в разговоре с «дочерью», – но он до свадьбы отдаст нам векселя на весь долг. Приданое за тобой богатое, с него не убудет.
– А что получу я, если выйду замуж?
Анастасия Куприяновна вся подалась вперед
– Княгиней станешь. А там, глядишь, молодой вдовушкой останешься, – «мать» замельтешила глазами, пальцы ее нервно теребили оборку платья на груди, щеки вспыхнули румянцем.
«Анна» чувствовала, что ее собеседница скрывает от нее что-то важное.
Знаешь и скрываешь. По всему видать, не дожить мне до того, как вдовой стану, скорее князь вновь вдовцом останется, да начнет новую жертву подыскивать.
– Я только стать невестой князя согласилась, – сказала она с усмешкой, – а ты меня уже вдовой сделала.
«Мать» отпрянула:
– Да, я так, что ты.. я в мыслях не держала…
– Ладно, не смущайся. Все правильно. Мы же понимаем друг друга. Я согласна выйти за князя, – «Анна» глянула ей в глаза.
Впервые в жизни Анастасия Куприяновна испугалась. И кого? Семнадцатилетнюю девчонку! Опять этот взгляд! Почему раньше она не замечала этого тяжелого взгляда? Может потому, что девчонка и глаз поднять не смела на нее раньше? Что же случилось сейчас? Откуда эта смелость? Откуда эта бездна, обдающая могильным холодом?
Женщина даже руку подняла, чтобы перекреститься. Но совладала с собой, взяла со стола колокольчик и резко позвонила. Минута прошла в молчании, потом послышались шаги, и в комнату вошла одна из девушек в белом переднике и розанчиком на голове.
– Пригласи барина сюда, да поскорей, – приказала «мать». – Скажи, что дело важное, откладывать нельзя.
Девушка заинтересовано взглянула на барышню, присела и исчезла за дверью.
– А ты, матушка, не поторопилась? Может, я еще передумаю? – «Анна» издевалась.
– Значит, мне показалось? – Анастасия мигом пришла в бешенство.
Она резко поднялась со своего места и заходила взад-вперед по кабинету. Дыхание ее было прерывистым, она судорожно выдыхала из себя воздух, выражение лица уже не контролировала. Куда подевалось её спокойствие и достоинство, надменность и самомнение? «Анне» стало ясно, что нервы «матери» на пределе. Страх перед разорением, исчезающая мечта открыть Павлу путь в высшее общество, потеря контроля над беззащитной прежде дочерью – все навалилось на Анастасию Куприяновну и грозило лишить ее самообладания, а может, и рассудка. «Анна» в глубине души даже пожалела несчастную, запутавшуюся женщину.
Если все-таки именно она столкнула дочь с лестницы, то представляю, какой ад сейчас в ее душе. Можно, конечно, в состоянии аффекта убить человека, но жить рядом с тем, на кого покушалась, каждый день бояться, что правда всплывет, кому под силу? Как бы она с психу еще чего похуже не натворила. Лучше всего сейчас для нас обеих заключить соглашение о добрососедских отношениях. Я пойду ей на уступки, но попрошу и ее уступить мне в кое в чем.
– Я выйду замуж за князя, – «Анна» смотрела на «мать», – но дай мне слово, что с этого дня ты не станешь вмешиваться в мои дела.
Анастасия на это только головой качнула.
Никто и никогда еще не брал верх над нею. Ну, может, в свое время свекровь. Да когда это было! Она всегда была уверена, что справится с любой проблемой, сметет любого, кто встанет ей на пути. А тут! Девчонка, калека ушибленная подчинила себе, диктует свою волю. И главное, она не может не подчиниться ей. В дочери пробудился характер Лыковых. А она, Анастасия, имела возможность убедиться в его силе и непобедимости в первые годы жизни с Афанасием. Лыковым перечить – себе дороже!
– Звала, матушка? – в дверях переминался с ноги на ногу Афанасий Петрович. Его глаза перебегали с лица жены на лицо дочери и обратно. Он понял, что Анастасия не в себе, а вот «Анна» спокойна как никогда. Неужели ему опять придется выбирать между ними двоими? Опять сердце надвое резать?
– Батюшка, мы вас позвали, чтобы сказать, что я согласна выйти замуж за князя. Благословите.
«Анна» ожидала, что при этих словах «отец» обрадуется, но не тут-то было. Он в отчаянии взмахнул руками, лицо его покрылось красными пятнами, а губы под пшеничными усами задрожали.
– Да как же ты надумала, доченька, – Афанасий приблизился к «Анне», бережно взял ее руку. – Не пара он тебе по всему. Это мать тебя уговорила, а я не согласен. Тебе ли красавице, умнице да в кабалу к подлецу и тирану! Чтобы жизнь свою в самом начале загубить? Не будет этого!
Отец говорил все громче, бросал сердитые взгляды на жену, а та так растерялась от невиданного раньше неповиновения со стороны мужа, что молчала, хлопала своими длинными ресницами и судорожно поправляла волосы.
– Я был плохим тебе отцом, – распалился Афанасий Петрович, – вся забота о тебе была на покойной Елизавете Федоровне. Она бы не допустила, чтобы ты связала жизнь свою с этим чудовищем. Молчать! – закричал «отец», увидев, что Анастасия Куприяновна пытается возразить. – Раньше я молчал, соглашался, но теперь мое слово твердое: выйдет Анна замуж только за того, кого сама выберет!
Афанасий крепко сжал локоть «дочери» и повернулся лицом к жене: голова упрямо наклонена, усы воинственно топорщатся, глаза густыми бровями занавесились.
Вот это тихоня, вот это подкаблучник! Где ж ты раньше был, почему своего слова раньше не сказал? Нужно было дочери калекой стать, чтобы ты вспомнил о своих правах хозяина и мужчины!
– Ты…ты..ты.. – только и смогла вымолвить «мать».
– Я сама так решила, отец, – «Анна» строго посмотрела на Афанасия. – Уговоры здесь нипричем. Скрывать не буду, раньше была против этого брака, но по трезвому размышлению пришла к убеждению выйти именно за князя. И не ругайтесь, – «Анна» подвела «отца» к стоявшей столбом «матери», – поцелуйтесь и благословите меня с легким сердцем. Господь меня не оставит, да и сама я себя в обиду не дам.
Но в последнем своем утверждении «Анна» не была так уверена, как бы ей хотелось, и за преждевременное бахвальство могла поплатиться. Не видела и не знала она князя Ногина, но чувствовала, что ее жизни и здоровью грозит серьезная опасность. Может, она еще пожалеет о своем решении, но сейчас у нее выхода нет: или князь с бабушкиным наследством, или тайная смертельная битва с «матерью» за то же наследство. Кто даст гарантию, что в этой битве победит она, семнадцатилетняя девушка, потерявшая в результате падения память? Анастасия Куприяновна не испугалась столкнуть дочь с лестницы, так побоится ли она её, например, отравить?