Страница 13 из 46
Ужас шевельнул ей волосы на голове. Дыхание прервалось, она не выдержала и со сдавленным криком бросилась вон из комнаты.
…И вот теперь, глядя на первые признаки жизни в Анне, Катя вновь задумалась. Столько странного произошло за эти дни. Неожиданное падение барышни, таинственное появление у постели больной Анастасии Куприяновны, подушка, невесть откуда взявшаяся и чуть не задушившая девушку. За целую неделю барыня только два раза и приходила навестить дочь, и не видать по ней, что убита горем, а словно озадачена.
Нет, Кате не хотелось бежать с радостной вестью к барыне.
Но и страшно было ей оставаться в комнате наедине с больной. Смутное чувство тревоги и безотчетного страха, какой бывает в темном месте или ночью на улице, когда чудится, будто кто-то идет за тобой, охватило все ее существо. Если бы сейчас сам Господь явился перед ней, она сочла бы это естественным. Глубинной сутью своей девушка чувствовала: что-то происходит сейчас здесь, в этой затемненной комнате. Что-то необъяснимое, не подвластное воле человека.
Задохнувшись от беспричинного страха, Катя пулей выскочила за дверь и торопливым шагом направилась вниз. Поближе к людям с их заботами, понятными чувствами и привычными делами.
…Ё-моё, что за дела? Я думала, что это бред, сон кошмарный, а это что, взаправду? Ну и кто мне скажет, где я? И что за барахло висит надо мной?
Наталье в минуты просветления, когда сознание на секунды возвращалось, все чудилась стена, оклеенная обоями в мелкий цветочек. Но стена все время колыхалась, и Наталья воспринимала ее как часть бреда.
Еще ее в кошмарах преследовала серая громадина, от которой исходила смертельная опасность. Наталья отчаянно пыталась избежать столкновения, изо всех сил выворачивала руль вправо, но с ужасом понимала, что столкновение неизбежно. Кошмар заканчивался резкой болью в левом виске и бесшумным фейерверком. А через какое-то время появлялась эта слегка колышущаяся стена с непритязательным рисунком.
Но сейчас она точно знала, что находится в сознании.
Наталья прислушалась. Странные звуки доходили до нее, но их происхождение было непонятно. Ну, например, что это потрескивает? И чье дыхание за стеной? Или откуда в городе, даже таком небольшом, как их, столько певчих птиц?
От напряжения голова закружилась и подступила тошнота. Кровать дернулась и стала наклоняться, грозя скинуть ее. Женщина инстинктивно схватилась за края, чтобы удержаться.
Так, понятно, сотрясение мозга. Это мы уже проходили. Давно, в классе девятом или десятом, она грохнулась со всей силы башкой об лед на городском катке. А так как форс морозу не боится, то была она не в зимней шапке, которая, как она считала, старила ее, а в кокетливом беретике из нежного белого пуха. Беретик нисколько не смягчил удара, и очнулась она уже в реанимации. Тогда так же, как сейчас, кружилась постель вокруг своей оси, постоянно тошнило, и больно было моргать.
Наталья беспокойно пошевелила пальцами ног, рук, проверяя, что еще повредила. Вроде ничего. Но, когда она попробовала чуть согнуть колени, резкая боль обожгла спину от шеи до копчика, словно спина была истоптана копытами лошадей.
Так, почему спина? В меня въехали слева. Болеть должен левый бок, пусть вся левая сторона. А тут спина. А, наверное, я стала резко тормозить, и следующий за мной автомобиль ткнул меня в зад. Но в таком случае я вообще должна была в лепешку превратиться! – А-а-а-а! У-у-у… – вне себя закричала, завыла Наталья. Как молнией, высветились последние моменты перед роковым столкновением: испуганные глазенки Маринки, и ее, Натальин, невероятный по силе и быстроте рывок ребенка правой рукой с переднего на заднее сиденье.
– У-у-у-у – раненой волчицей выла Наталья. Что стало с дочкой, если в машину врезались не только сбоку, но и сзади?
Внезапно стена перед ее взором разъехалась, и показалось лицо с округлившимися от страха глазами, приоткрытым ртом и с фитюлькой из белого кружева на голове. Лицо так неожиданно появилось, что Наталья захлебнулась собственным криком и страшно закашлялась, как при попадании крошки в дыхательное горло. Кашель, зародившийся в горле, перешел в бронхи, а потом поразил легкие. Дышать стало нечем, удушье усиливалось, и каждое движение мучительной болью отдавалось в спине.
Сейчас умру, не раздышусь!
– По-мо-ги… – захрипела она.
В один момент две маленькие, но сильные и проворные ручки просунулись ей под спину и резко всколыхнули ее. Голова запрокинулась, и живительный поток воздуха проник внутрь. Наталья жадно заглатывала его, старалась подавить позывы кашля, сжимала руками горло, словно боялась, что оно сейчас разорвется.
Через какое-то время кашель стих, оставив после себя липкий пот по всему телу. Зато теперь у нее была возможность повернуть голову к неожиданно возникшему перед нею лицу.
– Ты кто? – хрипло проговорила Наталья.
– Барышня, Анна Афанасьевна, да это же я, Катя.
– Катя? Какая Катя?
– Катя, горничная. Дочь пасечника Тимофея.
– Ничего не пойму. Где я? – попыталась заглянуть за раскрывшуюся стену, оказавшуюся пологом.
– Вы дома, в своей комнате, – глаза у девушки раскрылись еще шире, хотя это вряд ли было возможно.
Наступило молчание. Девушка вопросительно глядела на лежавшую, лицо которой было покрыто мелкими бисеринками пота и выражало крайнюю степень непонимания.
– Убери это, – наконец произнесла Наталья, кивнув на складки полога.
Катя потянула за шнурок, и полог разъехался в стороны. Наталья увидела просторную комнату с одним низким, но широким окном. За окном, по всему, ранние сумерки или раннее утро. Видны пышные кроны деревьев, и птичьи голоса доносятся именно оттуда. Справа от окна, в углу, богатый иконостас с десятком старинных икон, негасимой лампадкой и маленьким столиком, на котором лежала в солидном переплете библия. По другую сторону окна стоял пузатый, изукрашенный деревянными и металлическими накладками комод. Над комодом висело зеркало в прямоугольной металлической раме с закругленными углами. С одной стороны комода стояло кресло, рядом стол на толстой ноге, покрытый скатертью. На столе стояла свеча и тихо потрескивала.
Что было с другой стороны кровати, Наталья не видела. Для этого нужно было повернуть голову влево. А она по прежним попыткам знала, что малейшее движение приведет к головокружению и тошноте.
Потом. Сейчас бы главное выяснить.
А что главное? Давай рассуждать: произошла авария. Если она осталась жива, значит, ее, раненую, должны отправить в больницу. Это, судя по интерьеру, не больница. Дальше. Если она умерла, то должна попасть в ад, чистилище, рай или еще куда, а здесь просто домашняя обстановка. Правда, довольно необычная. Как в фильмах о старине. Вопрос: где она? Круг замкнулся. Спрашивать это чудо с глазами по шесть копеек бесполезно, опять ответит: дома. А чей это дом?
– Чей это дом? – вслух произнесла Наталья, чем окончательно обескуражила девицу с фитюлькой на голове.
– Ну, как же это… Дом вашего батюшки, барина Афанасия Петровича Лыкова.
– А я кто? – постаралась смягчить интонацией не совсем нормальный вопрос Наталья.
– Господи, Боже мой, – вскинула руками горничная. – Анна Афанасьевна, да что же вы так пугаете меня. Неужто имени своего не помните?
Девица заплакала. Если бы можно было без последствий поднять руку и почесать в затылке, Наталья, наверняка, так бы и поступила. Но тошнота, но головокружение…
– Как тебя зовут, ты говоришь?
– Катя, – громко шмыгнула носом девица, – ваша горничная, Тимофея…
– Да слышала я уже про Тимофея-пасечника. Катя, ты не пугайся. Ты, милая, расскажи, что со мной произошло, может, я и вспомню что-нибудь.
Катя с готовностью приблизилась к изножью кровати, вопросительно глянула на Наталью
– Садись, – моргнула та.
Девушка удобно устроилась в ногах больной и начала рассказывать.
Наталья слушала о том, как некая Анна Афанасьевна, дочь хозяина дома, год назад сделалась богатой наследницей после смерти своей бабушки. Узнала также, что родители решили ее отдать замуж за князя Ногина, а она и видеть не хочет этого жениха. Катя подробно рассказала и о скандалах, что ежедневно закатывает мать бедной Анны, и о тайных свиданиях с соседом по имению.