Страница 14 из 46
Когда подошли к событиям недельной давности, то горничная стала хлюпать носом, тереть кулачком глаза и тяжело вздыхать. Именно неделю назад Анна упала с крутой лестницы и сильно зашиблась. Слуги перенесли ее сюда на руках. Вначале у нее открылась горячка, а потом, наоборот, вся похолодела и несколько дней лежала, как мертвая: не шевелилась, не дышала. Приезжал важный доктор, но не сказал ничего утешительного. Павел, её брат, сильно переживал, а отец, Афанасий Петрович так просто слег от горя. Все уже думали, что помрет бедная Анна, но через шесть дней у нее появились первые признаки жизни, а сегодня, милость Господа, она вообще глаза открыла да разговаривает.
– Все это интересно, Катя, что ты мне рассказала. Но это все про Анну Афанасьевну. А я-то как здесь оказалась?
Катя охнула испуганно, стала креститься, поглядывая то и дело на иконы. Потом у нее на глазах показались слезы и крупными горошинами покатились по румяным щекам. Она упала на ноги Натальи, обхватила их крепко, зарылась лицом в покрывало и в голос заплакала.
Истерика. Подождем и начнем еще раз.
– Барышня, – подняла голову Катя, – так вы памяти, знать, лишились, раз и своего имени не помните.
Наталья собралась возразить, что с памятью у нее как раз все в порядке. Она помнит все, что касается работы, семьи, хоть сейчас перескажет основные положения последней своей статьи, ушедшей в набор. Она помнит, как ее зовут и даже свою девичью фамилию готова назвать. Она не понимает, что произошло!
Как она оказалась в чужом доме, почему эта девушка называет ее Анной. Аварию помнит, а лестницы никакой не было.
Потом ее посетила вполне здравая мысль.
– Катя, подай мне зеркало, гляну, все ли в порядке с лицом. Все-таки, – ухмыльнулась про себя, – упала с крутой лестницы.
Катя ринулась куда-то в сторону, приговаривая, что у барышни не только на лице, но и на теле нет повреждений. Только ссадины на спине, да шишка на затылке величиной с ладонь.
Зеркало было размером с небольшую тефлоновую сковороду: червленое серебро служило ручкой и оправой, в которой хрусталем светилось само зеркало. Вначале Наталья увидела только часть лица, от кончика носа до подбородка. Заостренный, какой-то детский подбородок, бледные губы, над ними почти незаметный пушок, какой встретишь у брюнеток.
Это не она, – чуть не сказала вслух Наталья. Но за плечом никого нет, значит, изображение её.
Рука дрогнула. Пересиливая слабость, подняла зеркало повыше: на нее глядели темно-карие в сиреневых веках глаза, брови затейливой дугой устремлялись далеко к вискам, черные острые ресницы при малейшем движении колыхались, как крылья бабочки.
Наталья со стоном опустила руку. Так не пойдет. Нужно целиком видеть лицо. Хотя и то, что она разглядела, было не ее. Уж свое лицо она знала в мельчайших подробностях. Недаром в последнее время так много внимания ему уделяла.
Ё-моё, приехали. Я не я, и рожа не моя! Ничего не понимаю, надо сосредоточиться.
– Катя, я устала. Ты иди, а я посплю.
– Спите, барышня, а я от вас никуда, ни на шаг. Мало что может случиться. Я вас закрою, и будьте покойны. Не прикажите, родителям сообщить, что вы очнулись? Может, еще не спят…
– Не надо. Пусть отдыхают. Утром сообщишь.
– Как скажете, барышня, – согласилась Катя.
Она потянула шнурок, края полога сошлись, образуя стену в мелкий цветочек. Но стена уже не волновала Наталью, как прежде, в бреду. Теперь ее волновало фантастическое перерождение в Анну Афанасьевну.
Она, Наталья Николаевна Бегунова, попала в автомобильную аварию. Она может быть живой или мертвой. Но живая или мертвая, она по всем законам физики должна иметь свой собственный облик, пусть даже покореженный. И зваться должна собственным именем, и в документе о смерти должна стоять ее фамилия – Бегунова. Она же, сменив внешность, имя, дом и, очевидно, судьбу, оказалась примерно в 19 веке. Значит, ее внутренняя сущность, ее память о прежней жизни, ее убеждения и знания остались с ней, но поселились в другом времени и в чужом теле.
А Женька еще не верил в переселение душ. Вот бы его сюда сейчас.
Вспомнив о муже, Наталья застонала от внутренней боли. Вдруг она никогда его не увидит, и дочку не увидит, и никого из близких и родных? И не будет она журналистом, и все годы упорного труда по устройству жизни напрасны.
Слезы защипали в носу и струйками потекли из уголков глаз к ушам. Ну почему, почему она ругала Женьку, почему всегда была недовольна всем, придумывала себе проблемы. Не могла жить по-хорошему и наслаждаться каждым днем, каждым часом. А теперь поздно. Мариночка, детка моя…
Горечь утраты душила ее, выворачивала нутро. Ей теперь казалось, что смерть милосерднее. В смерти ничего не чувствуешь, ни о чем не сожалеешь.
Наталья плакала неслышно, чтобы сидящая по ту сторону полога девушка не нарушила ее одиночества, сродни могильному одиночеству. Одна. Одна.
От долгого плача заболела голова.
Пора успокоиться. Слезами горю не поможешь. Что случилось, то случилось. Значит, судьба такая.
Краем покрывала Наталья вытерла мокрое лицо. Убрала с лица прядки темных волос. Одну прядь она даже поднесла к глазам, чтобы лучше рассмотреть.
Волосы – высший класс. Гладкие, блестящие и пахнут приятно – свежим сеном. Господи, причем тут волосы и сено, когда речь идет о жизни. Ну что теперь делать? Удавиться на этих шикарных волосах? А если жить, то как? Под чужим именем, ничего не зная, не разбираясь в этой жизни, отделенной от её собственной двумястами годами? Здесь все ей чужое, и она чужая. Здрасьте, я ваша тетя из будущего!
Она долго лежала, обдумывала создавшееся положение, пытаясь хоть что-то понять во всей этой метафизике с переселением душ, но результат был один – полная растерянность!
Кстати, а где душа несчастной девушки, Анны Афанасьевны? Горничная сказала, что она грохнулась с лестницы, и, судя по шишке, удар головой был не слабый. Вероятно, ее душа вылетела из разбитого тела и устремилась к небесам (недаром горничная сказала, что она шесть дней мертвой лежала). Моя же душа покинула мое несчастное тело, видимо, во время аварии. Где-то там, в заоблачных далях, произошел сбой, и они – Наталья с Анной, вместо того, чтобы прикорнуть у пьедестала Господа, возвращаются на землю. Но второпях теряют ориентировку: она влетает в тело Анны, а та, наоборот, в её. Другого объяснения нет. Ау, у кого версия лучше?
Как всегда в трудные моменты жизни Наталья не теряла твердости духа и чувства юмора, хотя на этот раз ей было в тысячу раз тяжелее и больнее, чем за всю прошедшую жизнь.
Самое страшное, что ничего нельзя узнать о своих. Она умрет от неизвестности. Что с Маринкой? Одно успокаивает, что не её спина болит, а неведомой Анны, значит, можно предположить, что с Маринкой ничего дурного не приключилось. Машину ударило в левый бок, а дочка была сзади и справа. Большая вероятность, что с ней ничего плохого, если только машина не загорелась. Тогда все. Господи, убей меня, но сохрани жизнь и здоровье Маринке!
Ночь истекала. А Наталья все еще надеялась, что все, с ней произошедшее, – кошмарный сон. Она проснется со звоном будильника, и жизнь потечет как прежде. Но теперь все будет по-другому. Она будет ценить каждое мгновение рядом с теми, кого любит. Прочь недовольство, пустые упреки, обиженное самолюбие. Она попросит у всех прощения, и они никогда больше не поссорятся. Этот сон многому научил её.
Но разум говорил другое: к прежней жизни она уже не возвратится. Теперь ей жить здесь, среди чужих людей, чужой обстановки. И она была не готова встретиться лицом к лицу с новой жизнью. Что ждет ее? По-видимому, её придется быть Анной Афанасьевной, занять ее место в семье, взять на себя ее обязанности и ответственность за прошедшую и будущую жизнь. Не может она сказать, кто она на самом деле. Попробуй скажи, и тебя тут же упекут в сумасшедший дом. Перспектива похуже смерти. Остается одно: согласиться, что она Анна, которая в результате падения с лестницы и удара головой потеряла память.