Страница 14 из 24
Именно это особое мироощущение нашло себе отражение в «Слове о погибели земли Русской». Именно оно предопределило своеобразие Руси и особенности ее рецепции византийского наследия как в киевский, так и во владимирский и московский исторические периоды.
Из законов императора Юстиниана, относящихся к религиозной сфере, выводились общие принципы теоретического характера, которые обуславливали взаимоотношения между basileia и sacerdotium не только в Ромейской империи, но и в государствах византийского культурно-исторического круга. «В самом управлении империей Юстиниан преследовал две основные цели: 1) восстановление и продолжение древней императорской власти “избранной римской расы” и 2) достижения единства Церкви и государства. Общий девиз внешней и внутренней политики Юстиниана был: “Одно государство, один закон и одна Церковь”»[75] [75]. Один народ, одна Церковь, один Царь – вот политический идеал Византии, ставший формообразующей идеей для русской государственности в период кризиса, связанного с монгольским нашествием, и во время выхода из этого кризиса к единодержавной власти московских великих князей.
«Согласно взглядам Юстиниана-богослова, Церковь Христова есть “Единая Святая Кафолическая Божия Церковь”. Она слагается из различных поместных церквей, обладающих единством веры, учения и власти»[76] [76]. Из последнего постулата вытекает важная мысль о том, что поместные церкви обладают всей полнотой Вселенской церкви. Вывод этот весьма важен в вопросе о том, каким было воззрение на вопрос церковного единства всех поместных церквей в тот период, когда национальная государственность православных народов перестала существовать. Совершенно естественно, что в момент утраты национальной государственности Церковь становилась фактором, не только сохраняющим национальное единство, но и сохраняющим имперское поле византийского культурно-исторического круга народов и государств. В отношении воззрения на верховную власть Церкви того периода будет важным привести отрывок из письма папы Иоанна III Юстиниану от 15.03.533, свидетельствующий о полном согласии папы с декретом Юстиниана о богословской формуле «Один из Святой Троицы был распят». Мнение папы в данном случае разделялось и первоиерархом цареградской церкви. «Сердце царя – в руке Господа… и Он направляет его, как Ему угодно. В этом основа мощи твоей империи и крепости твоего правления… Сила Божия никогда не оставит того, кто защищает Церковь от зла и раскола, ибо написано: когда справедливый царь сидит на троне, никакое зло не сокрушит его»[77] [77]. Излишне говорить, что подобное воззрение на верховную власть целиком разделялось князьями Рюрикова дома едва ли не с момента крещения Руси при князе Владимире. И конечно, мы можем быть уверены, что идея симфония властей, ценнейшее наследие византийской политической мысли не могла быть не известной на Руси.
«Свою религиозную политику Юстиниан основал на принципе гармонии (symphonia) между Церковью и государством. Согласно этому принципу, оба эти источника власти не созданы людьми, но получены ими свыше, из источника всей власти, то есть от Бога. Происходя от одного источника, эти власти, если их использовать правильно, не могут прийти в столкновение друг с другом. То обстоятельство, что в Византии подданные государства одновременно образовывали и церковную общину, обусловило необходимость соглашения между Церковью и государством. Немыслимо было иметь для одной и той же общности людей две противопоставленные и одновременно действующие власти. Церковь была как бы душой, государство – телом. Здоровый союз этих двух организмов Юстиниан считал необходимым условием функционирования каждого из них, ибо только при этом условии могло осуществиться гармоничное сотрудничество. Цель у обоих организмов была одна – спасение народа и слава Божия. Следовательно, конфликт между ними был немыслим, так как он означал бы разделение целей»[78] [78].
Таким образом, основанием принципа гармонии между Церковью и государством стали стабильная вера и святые церковные каноны. Отсюда происходило и светское законодательство империи, которое своим началом и концом имело церковные каноны. «С тех пор каноны церкви и законы государства составили целостное законодательство Византийской империи и духовно объединенных с нею соседних народов, особенно славян»[79] [79]. Естественно, эти законы в сильнейшей степени повлияли не только на законодательство Древней Руси, но и в целом на древнерусское мировоззрение. «Учитывая все вышесказанное, мы не можем говорить о цезарепапизме Юстиниана, поскольку он не составлял законов для Церкви, но, предоставляя ей политическую власть, возводил существовавшие церковные каноны в ранг законов империи. Инициатива Юстиниана в этих вопросах проистекала из принципа гармонии между Церковью и государством – принципа, опиравшегося на длительную политическую и церковную традицию»[80] [80]. Принцип этот не раз воплощался во всей своей возможной полноте в русской истории.
Византийцы верили, что именно Константинополь был просвещен проповедью апостола Андрея, чем определялась его центральная роль в истории. В древней Руси произошла своеобразная трансформация этих воззрений. Мы видели, что уже в начальной летописи встречаем повествование о плавании апостола Андрея вверх по Днепру и Волхову до Новгорода и Ладоги. Предания повествуют о посещении апостолом острова Валаам. Таким образом, за этой легендой угадывается желание преуменьшить значение греков в деле христианизации Руси, показав апостольское преемство в деле просвещения, что делало Русь равновеликой Царьграду. Уже в одном этом повествовании мы обязаны усматривать семена той идеологии законного, но, главное, промыслительного преемства, которая постепенно будет набирать силу в русском сознании. Мы можем уверенно говорить о том, что уже после Флорентийской унии мысль о том, что культурная и политическая харизма Второго Рима окончательно перешла на Русь. Но важным, переломным моментом в формировании этой теории, подкрепленной безусловной уверенностью в этом всех образованных слоев русского общества, был XIII век, начавшийся с падения Царьграда под ударами латинян.
Создавая парадигматичную, идеальную систему властных отношений, византийцы обращались к древним, ветхозаветным пластам политической культуры, к праобразам более древним, чем даже собственная античная история эллинов. При этом необходимо учитывать, что ветхозаветные тексты воспринимались как эталон исторических образцов и ситуаций, как единственно возможная легитимная типология, которая позволяет оценочно подходить к прошлому, настоящему и будущему. Неслучайно именно ветхозаветные реминисценции нашли отражение в Житии Александра Невского. Но, конечно, главным наследием Византии, предопределившим всю отечественную историю и ставшим фундаментальной основой идеологической парадигмы древнерусской мировоззренческой системы, было, конечно, православие. Мы можем следующим образом определить смысловое ядро византийской цивилизации, оказавшее столь значительно влияние на становление древнерусской политической и духовной культуры, которое определяется законченной целостностью и внутренней органичностью всей ее духовной и политической жизни.
Природа этой «органики» открывает внутреннюю силу и опору Византии, заключавшуюся в личном религиозном сознании «homo byzantium». Важно понять Византию, исходя из идеала, которым она жила. Главным и определяющим фактором единства и цельности державы ромеев было православие как основная стихия как народной жизни, так и жизни аристократии. В Византии сложилось единство церкви и государства. Византийскую империю возможно определить как идеократическое государство, к властным полномочиям ее автократоров вполне применим тезис о «делегированной теократии».
75
Геростергиос Астериос. Юстиниан Великий – император и святой. М.: Изд-во Сретенского монастыря, 2010. С. 29.
76
Там же. С. 94.
77
Там же. С. 107.
78
Геростергиос Астериос. Указ. соч. С. 137.
79
Там же. С. 139.
80
Там же.