Страница 44 из 64
Она попыталась отстраниться, когда он взял ее за плечи и заглянул в глаза.
— Она победила.
Несколько секунд Белоснежка не шевелилась, кажется, и не дышала. Потом темные глаза посуровели.
— Она не должна ничего знать. О том, что мы сделали для нее. Ничего.
Дэвид медленно выпустил ее плечи.
— Однажды она все узнает. Эмма через многое прошла, она сможет понять.
— Не сможет.
Белоснежка порывисто потянулась к нему, приникла. Он обнял ее, а она еще раз горестно, безнадежно, шепнула:
— Не сможет.
***
Насыщенная, угольно-черная мгла. Слабый предутренний ветерок затихает, точно ошибся часом, и вновь неподвижны четко вырисовывающиеся на фоне беззвездного неба ветви вяза.
— Реджина, — позвал Румпельштильцхен.
Она обернулась; он протягивал ей пистолет рукояткой вперед.
Реджина послушно сжала рукоятку, потом подошла и выронила пистолет возле трупа Кита.
Румпельштильцхен еще раз осмотрел кухню, перевернутый стол и удовлетворенно кивнул.
— Ты скажешь, что после того, как убила его, позвонила мне, — не глядя на нее, проговорил он.
— Я все запомнила с первого раза, — уронила Реджина.
— Отлично,— помолчав, он глянул на часы. — Смена конвоя через два часа, у нас есть время. — Не меняя тона, он отрывисто проговорил: — Что случилось с Проклятьем, Реджина?
Реджина в упор посмотрела на него, подчеркнуто удивленно подняла брови.
— А ты что, чем-то недоволен? Ты хотел власти и могущества, ты их получил.
— Это, — он указал на полуоткрытое окно, на проглоченный тьмой Париж, — не то, чего я хотел, да и ты, думаю, тоже.
Реджина не помнила, чего она хотела. Может, именно этого. Может, нет. И не хотела вспоминать.
— Проклятье создал ты, — передернула она плечами. — Тебе виднее, что ты такого туда намешал.
Стараясь держаться прямо, как бы сильно ни ныли мышцы спины, она прошла в комнату, остановилась у буфета.
Ломило виски. Хотелось тишины. Покоя. Она чуть не подумала «и забвения»; занятная мысль. Вот забвения с нее, пожалуй, точно хватит. Или нет?
— Ты выполнила условие? — Румпельштильцхен говорил так спокойно, что казалось, будто все, что они обсуждают, это ложь, какой-то странный сюжет, к которому они не имеют никакого отношения. Вот только сюжет этот надежно, прочно владеет ими. Сюжет и вернувшаяся память.
Реджина до боли в веках зажмурилась, чтобы многоцветьем оранжевых, зеленых и пурпурных пятен отогнать ту, темнейшую из всех ночей.
Голодное пламя костра. Клубы дыма. Трепещущее сердце на ладони.
Тянуло зажать уши, не услышать вопрос, что вот-вот прозвучит.
— Кого ты принесла в жертву, Реджина?
Она открыла глаза, усмехнулась широкой усмешкой, сжигающей выступившие никчемные слезы.
— Своего отца.
Тишина за спиной, точно она осталась в комнате одна. Если бы.
Безбоязненно, плавно Реджина обернулась, не дожидаясь, когда высохнут слезы.
Румпельштильцхен смотрел на дрянную картину на стене напротив. Лицо непроницаемо как всегда, но Реджина вдруг поняла: если есть вопросы, а они есть, самое время их задать.
— Почему я потеряла память? Ты говорил, что этого не произойдет.
Не сводя глаз с пейзажа, едва разжимая губы, он ответил:
— Ты хотела получить свой счастливый конец. Может, это и стало им. Ты хотела забыть.
— Себя? Едва ли.
Румпельштильцхен наконец взглянул на нее.
— Нет, то, какой ты стала. Реджина, — она вскинула брови, услышав в его голосе непонятное, несуразное волнение. — Проклятье меняло многое, но не сущность. Забыв свою боль, свой гнев, ты стала…
— Предательницей, — закончила Реджина и сладко улыбнулась.
— У тебя не было выбора,— сухо ответил он. — Я заставил тебя.
— Выбор был.
Реджина выждала несколько мгновений, пытаясь не поддаться разливающемуся медвяным ядом в груди упоению. Не вышло, и она шагнула к Румпельштильцхену.
— Был, — повторила она. — Я этого хотела. Сдать всех, отомстить. Браво, Румпель. Ты во всех мирах знал, чем меня приманить. И кстати, — отвернувшись, скучающе бросила она, — что это было на складе?
— Ты хотела убить, не потому что это было необходимо, — хрипло отозвался он. — Тебе нужно было другое.
Она легко, победно рассмеялась.
— Больше нет. Реджина Миллс мне уже не помеха.
Реджина рассеянно взяла с буфета дешевую безделушку — грубую, аляповатую розовую морскую раковину.
— Бедняжка Робин, полюбил Злую Королеву, — протянула она, оплетая пальцами ракушку. — Впрочем, уверена, долго страдать ему не придется.
— Реджина, — с непонятной ей интонацией прервал ее Румпельштильцхен.
Реджина с непонятным ей самой нетерпением ждала продолжения, но Румпельштильцхен молчал.
Наконец раздались его удаляющиеся шаги. Он вновь остановился.
— Не отталкивай того, кто поверил в тебя, Реджина. В каком бы мире это ни произошло.
Пальцы точно судорогой свело, скрючило.
Хруст — Реджина опустила глаза на расколовшуюся ракушку.
— Тебе-то что?! — резко обернулась она. — Я была твоим орудием во всех мирах!
Сказала и осознала, насколько это было правдой. Кто из них на самом деле хотел попасть сюда?!
Она размахнулась: обломки ракушки полетели в стену. Реджина крупными шагами пересекла комнату, вплотную подошла к Румпельштильцхену.
— Не любишь, — прошипела она, — когда твои игрушки ломаются раньше тобой определенного срока?!
Она ждала насмешливого ответа, уклончивого, сухого, какого угодно. Но Румпельштильцхен как-то странно отпрянул от нее. Перевел дыхание.
Она смотрела, как он уходил, тяжело опираясь на трость.
***
Марлин Флессе вошла в здание, поднялась на третий этаж. Движения, как всегда, точны, выверены, ровны.
Дверь за собой она захлопнула с грохотом. И уже чувствуя, как раздуваются ноздри, точно из них вырывается незримое в этом мире пламя, Малефисента обернулась к Румпельштильцхену.
— Не стоит даже спрашивать, вспомнила ты все или нет, — заметил он.
— Я все вспомнила,— отчетливо произнесла Малефисента. — У меня много вопросов, но сейчас знаешь, что я больше всего я хочу сделать? Отыскать твою секретаршу и испепелить Белоснежку.
На лице Румпельштильцхена отразилось недоумение.
— Вот как? — протянул он. — Не припомню, чтобы в Зачарованном Лесу Чарминги стояли в первых строчках списка твоих недругов.
— Ты не можешь не знать. В нашем мире тебе все было известно.
Он нетерпеливо взмахнул рукой.
— В последние месяцы перед Проклятьем я был несколько ограничен в информации.
Это удалось выговорить недрогнувшим голосом:
— Чарминги украли моего ребенка.
Она сухими глазами смотрела, как Голд подходит, останавливается между ней и дверью. Он хотел заговорить, но остановился.
— Теперь ты понимаешь, почему я ищу Мэри-Маргарет Бланшар, — с едкой горечью уронила она.
— Не трогай ее, — отозвался Румпельштильцхен слишком спокойно для вызова и слишком властно для просьбы.
— Нет? — она качнула головой. — Ну конечно, Чарминги всегда были твоими ручными зверушками.
— Ты же не думаешь, что они и впрямь убили твоего ребенка? — нетерпеливо прервал он ее. — Не забывай, они, — Румпельштильцхен насмешливо подчеркнул следующие слова: — ручные зверушки. Послушай, обещаю, что твоя дочь…
У нее вырвалось полувосклицание, полувсхлип, и Румпельштильцхен остановился.
— Я ведь даже не знаю, кто у меня был, — тихо объяснила она.
— Чарминги были нужны мне в нашем мире и нужны сейчас, — после долгого молчания произнес Румпельштильцхен. — Когда в этом мире появится магия, ты сможешь узнать, что стало с твоим ребенком.
Она засмеялась, не без горечи, но беззлобно.
— Ты хочешь, чтобы я доверилась Румпельштильцхену?
Он усмехнулся ей в тон.
— Марлин Флессе доверяла Голду. Малефисента, дай мне час времени, и я выясню что произошло.
***
Белоснежка сложила отпечатанные листы в стопку, еще раз проверила документы, переданные ей три часа назад. Поднявшись от машинки, она направилась к Румпельштильцхену в кабинет. У двери столкнулась с ним.