Каштаны цветут дважды

— Кто ими занимается?

— Оберштурмбаннфюрер Голд. И он явно никуда не торопится.

— С чем это связано?

Ноттинг пожал плечами.

— Черт его разберет. У Голда свои правила, да и мало желающих сунуться к нему с вопросами, кроме начальства, конечно. Но дело «Сторибрука» сильно застопорилось, арестованных никто толком не допрашивает, — Грэм, забывшись, резко дернул за травинку, и лезвие осоки врезалось в нижнюю губу, во рту разлился металлически привкус, — и арестовывать уцелевших после первой волны он явно не спешит.

— Так уверен, что всех накроет? — выплюнув травинку, хмыкнул Грэм.

— Вроде того, — еще выразительнее прежнего пожал плечами Ноттинг.

—Ты видел кого-то из арестованных? — приглушенно спросил Робин.

Ноттинг покачал головой.

— Только списки и то мельком. Но уточнить смог, — Ноттинг кивнул в сторону Грэма, — Нил Кэссиди в них не значится. Если что еще накопаю, как с вами на связь выйти, ребята?

Грэм не успел ответить, встрепенувшийся Робин качнул головой.

—Мы сами свяжемся с тобой.

—Ладно, — Ноттинг поднялся, небрежно одернул воротник черной куртки. — Если это пока все…

— Нет, не все…

Неожиданно шагнув вперед, Робин загородил дорогу Ноттингу. Несколько секунд они смотрели друг другу в глаза, взгляд Ноттинга не утратил ни толики присущей тому развязности, сочетающейся с недюжинным умом.

— Это опасно для нас всех, — негромко произнес Робин. — Но для тебя, в самом их гадюшнике, это смертельно опасно.

— Приятель, скажи мне то, чего я не знаю, — лениво усмехнулся Ноттинг.

— Вот об этом я и хотел поговорить, — голос Робина, все еще негромкий, зазвенел сталью. — Как ты оказался в СС?

— По своей воле, —с усмешкой, которая стала еще шире, отозвался Ноттинг. — Нет, привирать не стану, отнюдь не с благой целью поработать двойным агентом. Но кое-что изменилось, — усмешка сползла с губ Ноттинга, а на лице сквозь вызывающую самоуверенность проглянула на мгновение черная как немочь тоска. — Случалось тебе терять любимую женщину? — тихо спросил Ноттинг Робина. — Это многое меняет. Вот и меня изменило.

Ноттинг ушел слегка раскачивающейся походкой, что-то насвистывая, и ни Грэм, ни Робин не смотрели анвертеру вслед. На Робина Грэм тоже несколько секунд не смотрел.

***

Вечер. Прохладный шелк неба, легкое, сквозное кружево сумерек.

Белль замедлила шаг, остановилась, глядя на высокий, раскидистый каштан — сегодня ветер не оборвет последние нежно-розовые соцветья. Тих, неподвижен воздух.

Кружилась голова то ли от густого аромата выставленных на продажу в магазинчике напротив нарциссов, то ли от попыток примирить, сплести воедино две жизни, два мира, две Белль.

Шли вторые сутки ее пробуждения.

Она задавала вопросы, на которые Голд — Румпельштишльцхен — почти не отвечал. Она не настаивала — все было слишком неожиданно, слишком фантастично. И еще вчера Белль было не до этого. В третьем семестре им рассказывали, что порой, когда люди не в силах выдержать чудовищность окружающей их действительности, они сбегают в альтернативный мир.

Что же, Белль повезло. Ее альтернативный мир, мир, в котором человек, в которого она влюбилась, оказался не нацистом, а всего лишь — Белль подавила судорожный смех — чудовищем, был не иллюзией, не фантомом и не бредом.

Это все меняло для Белль, но ничего не меняло для этого мира.

И, наверное, ничего не меняло для Голда.

Он повернул ее руку ладонью кверху и коснулся шрама на запястье.

— Я в пятнадцать лет погладила волкодава, — тихонько рассмеялась Белль. — Я была почему— то уверена, что он возражать не станет. Он и не возражал сначала. А потом…

Румпельштильцхен смотрел на ее руку, и она не могла прочесть выражение его лица, когда он заговорил:

— Значит, я не первое чудовище, которое ты пыталась… — он взглянул на нее, и Белль ясно услышала на мгновение ворвавшиеся в голос недобрые нотки, — приручить. Это опасно, Белль, — она, прикусив губу, смотрела, как он снова коснулся шрама, точно сглаживая его. — Очень опасно.

В его тоне и словах было нечто, чему Белль не смогла подобрать названия, и она заставила себя ответить с легкостью, которой не чувствовала:

— Ты помнишь, чем закончилась сказка о Чудовище…и Красавице?

— Мы встретились не в сказке, Белль, — Румпельштильцхен наконец взглянул ей в глаза, и вдруг словно что-то отлегло от сердца Белль. Она положила свободную руку поверх его.

— Я помню, что земли моего отца были окружены врагами. Может быть, если бы не это Проклятье, рано или поздно он позвал тебя, и мы познакомились.

— Я бы потребовал тебя в обмен на помощь, — подделываясь под ее тон, с той же ласковой грустью подхватил он.

— И я бы ушла с тобой.

Она перевела дыхание и негромко закончила:

— Навсегда.

Ей на плечо легла рука, и Белль, вздрогнув, обернулась.

— Руби.

И без того огромные глаза Руби расширились. Едва сдерживаясь, та быстро огляделась и, ухватив Белль за руку, потащила за собой.

— Вот и хорошо, бабушка тебя давно в гости ждет,— приговаривала Руби на ходу, и Белль, оставив попытки объяснить, что ниоткуда она не сбегала, и опасность ей не грозит, послушно пошла следом.

Руби втолкнула Белль в крошечную прихожую, заперла на ключ дверь и, обернувшись, стиснула ее в объятиях, а потом тут же выпустила, окинула быстрым, внимательным взглядом — и все это за пару секунд.

— Где ты пропадала? Все были уверены, что с тобой беда стряслась, а ты разгуливаешь по Рю де Саре! Когда тебя отпустили? И как?

— Нет, я… — Белль непроизвольно взмахнула руками, не то отодвигая любопытство Руби, не то собственное нежелание объяснять то, в чем сама пока не могла разобраться.

— Белль?— проговорила Руби встревоженно, — Белль, что с тобой случилось? Где ты была?

Выслушав предельно краткий рассказ Белль, Руби полувосхищенно, полувстревоженно присвистнула.

— И ты что, сбежала?

— Нет, нет, — торопливо покачала головой Белль. — Я просто ушла на прогулку, — неуклюже закончила она.

— На прогулку? Из квартиры эсэсовца? Белль, чем он тебе угрожает?

— Угрожал. Больше нет.

Руби зорко взглянула на Белль.

— Белль? — вопросительно произнесла подруга.

И снова Белль сбивчиво произнесла несколько фраз.

На этот раз, когда она замолчала, за ее спиной кто-то громко фыркнул. На пороге стояла, грозно сверкая глазами, Октавия Лукас.

***

— А ты, я вижу, больно сказками увлеклась, девочка, — вновь фыркнула бабушка, проходя в комнату и останавливаясь перед Белль.

Бабушка уперлась руками в бока и неодобрительно окинула Белль взглядом с головы до ног.

— Знала я, что тебя на геройство тянет, да не думала, что в тебе сумасбродства на подобное хватит, — протянула бабушка. — Неужто веришь, что в звере что-то человеческое отыскать тебе под силу?

При последних словах Белль упрямо вскинула голову.

— Это он прекратил ваше с доктором Принсом дело. Если бы не он, вас не отпустили бы.

— И что с того? Того, кто кровью залит, два-три добрых дела не отмоют. Жаль мне тебя, девочка, — бабушка горестно вздохнула. — Несмышленыш ты.

Руби видела: бабушке и впрямь жаль Белль, а вот ей самой подругу нисколечко не жаль, наоборот. К горлу подступил обжигающий ком, много в нем было всего намешано, но она отчетливо ощущала одно: перекрывающую все враждебность.

— А мне нет, — резко, зло бросила вдруг Руби.

Белль, вздрогнув, перевела на нее взгляд. Снова вздрогнула, но глаз не отвела.

— Люди могут измениться, — тихо, твердо, со вдруг словно прорезавшейся от ее тона силой и уверенностью заговорила Белль. — Никто не обречен на тьму. Он сам так считает, но это не значит, что это правда.

Руби промолчала, кусая губы, приказывая кому в горле раствориться, откатиться назад, отступила ближе к стене.

Опустившись на диван рядом с Белль, бабушка с неподдельной печалью заглянула той в глаза.

— Тьма прилипчива, ох как прилипчива, девочка, — тихо сказала бабушка. — А сочувствие таким, как он, может обернуться потерей себя. Ты готова на такую плату?