Страница 24 из 64
— Попробуй.
========== Глава 28 ==========
Мэри-Маргарет, полускрытая за охапкой бумаг, перешагнула порог и, пискнув «Добрый вечер», с испугом уставилась на Эмму.
Эмма перевела взгляд на свои руки и только сейчас заметила в левой револьвер — похоже, она прихватила его со стула, отправившись открывать дверь. Наверное, вид у нее довольно грозный, подумалось ей; Мэри Маргарет не сводила с Эммы испуганного взгляда. Так смотрела, точно Эмме кровавого фартука не хватало. Впрочем, — резко, жестко одернула себя Эмма, — на допросе Лэко фартук как раз не помешал бы.
Секретарша что-то тихо спросила, и Эмме понадобилась пара секунд, чтобы понять, что вопрос был чем-то вроде: «Все в порядке?»
— Лучше не бывает, — Эмма почувствовала, как холодная уверенная улыбка растягивает губы.
Ну вот, кажется, теперь Мэри-Маргарет испугалась всерьез.
***
Эмма все не возвращалась.
Дэвид Нолан выглядел, пожалуй, еще хуже Эммы: та просто казалась потерянной, а он был похож на человека, который, проснувшись, понял, что кошмар продолжается.
— Что-то случилось? — вдруг прекратив раскладывать стопками принесенные бумаги, обернулась к нему Мэри-Маргарет и извиняющимся тоном добавила: — Эмма выглядит расстроенной, да и вы тоже.
Дэвид не ответил. Он так долго молчал, что Мэри-Маргарет вздрогнула, когда он наконец заговорил:
— Вам случалось признаться себе, что вы бессильны что-то исправить?
Бумаги рассыпались по столу. Листок упал на пол. Так легко наклониться, поднять бумажку, а потом, выпрямившись, сделать вид, что забыла вопрос. Если ответить, ничего легкого не будет. Если промолчать… Но она уже знала, что не промолчит.
— Однажды, — тихо сказала она.
— Чем это было?
— Я… причинила зло одному человеку.
Мэри-Маргарет убрала руки со стола, заставила себя шагнуть в середину комнаты, но Дэвид больше ничего не спросил.
— Я причинил зло своей дочери.
На полу так и остался лежать листок бумаги.
А Дэвид продолжал, не глядя на нее и стараясь усмехнуться:
— Ирония, да? Я провел половину жизни, сражаясь с фашизмом, а моя дочь избрала себе в образец для подражания эсэсовца.
Стало легче дышать, когда он заговорил об Эмме, стало легче думать.
— Вы думаете, для Эммы все так просто? — тихо спросила Мэри-Маргарет. — Вы не приглядывались к ней? Она боится, — еще мягче продолжила Мэри-Маргарет. — Боится поверить вам и боится взглянуть на себя вашими глазами. Тогда ей придется слишком многое возненавидеть в себе. И… и еще: понять, что она заслуживает прощения.
— А я? Я его заслуживаю? — вдруг тихо, так тихо, что она едва расслышала его слова, спросил Дэвид.
Мэри-Маргарет замерла. Глухо, гулко стучало сердце.
— Не мне… — с трудом начала она, и вдруг заметила, что он смотрит ей в глаза. Остановилась, попыталась отвести взгляд и не смогла.
Видела, как дрогнули его губы, как пониманием, сочувствием и теплом наполнился взгляд.
Она не помнила, кто к кому потянулся первым.
Но первой заметила замершую в дверном проеме Эмму.
***
— Да успокойся ты уже! — не выдержал Грэм, когда Робин, в очередной раз вскочив, принялся метаться от отбрасывающего гигантскую тень дуба к валуну. Зря заговорил: рука сорвалась, лезвие вошло в ладонь, и Грэм, чертыхнувшись, промокнул порез полой куртки.
— Я вторую неделю не могу выйти ни с кем на связь, потом появляешься ты, сообщаешь, что у тебя есть контакт, ничего толком не объясняешь, тащишь меня спозаранок чуть ли не в… — Робин окинул неприязненным взглядом дубовый перелесок, — Шервудский лес и предлагаешь заняться чем, вырезыванием свистулек?!
Грэм подавил готовый сорваться с губ преувеличенно шумный вздох. Он украдкой взглянул на Робина: в ярком утреннем солнце отчетливо видны темные круги под глазами, и взгляд какой-то неопределенный, отчаянная решимость переплетается с не менее отчаянной растерянностью. Руки слегка дрожат — скверный знак. Робин вымотан бездействием, и добром это не кончится.
Размышления Грэма прервал раздавшийся неподалеку замысловатый свист. Прислушавшись, он поднялся и, заложив пальцы в рот, ответил не менее причудливой трелью.
Когда на поляну шагнула фигура в черной униформе, Грэм с готовностью пояснил схватившемуся за импровизационную портупею Робину:
— Кит Ноттинг — анвертер СС и наш связной.
***
— Остановить Хельмута? — Кора рассмеялась, надеясь скрыть за продолжительным смехом нарастающую тревогу. — Как ты себе это представляешь?
— Тебе виднее, дорогуша, — равнодушно отозвался Румпельштильцхен. — Ты умна, придумай что-нибудь.
— И чем ты пока будешь заниматься? — Кора вопросительно выгнула бровь.
Румпельштильцхен бросил на нее скучающий взгляд, точно она была не более чем нерадивая ученица, отказывающаяся выполнить домашнее задание.
— Поиском магии. Ты не хуже меня знаешь, как это важно.
— Да, и еще я знаю, что ты можешь вытащить Реджину раньше, чем найдешь магию. У тебя для этого достаточно власти.
Губы Румпельштильцхена растянулись в широкой, безжалостной усмешке.
— С какой стати мне так рисковать?
Она бы много отдала сейчас за возможность улыбнуться так же холодно, спокойно и жестоко, как он. Кора на мгновение прижала руку к груди.
Сердце бьется. С точки зрения анатомии, оно на месте, и Кора готова поклясться, что Проклятье не только выбросило ее в этот странный мир, наделило новой личностью, но и вернуло ей сердце.
Кора отняла руку от груди. Это иллюзия, повторила она про себя. Ее сердце осталось в Стране Чудес, но на мгновение ей стало страшно при мысли о том, до какой степени возрос бы страх за дочь, обладай Кора сердцем.
Внезапно она взглянула в глаза Румпельштильцхену. Он сердце не вырвал.
Она почувствовала, как ее губ коснулась та самая, желанная, жестокая улыбка, но все же смешанная с грустью. Следя за тем, как равнодушный интерес во взгляде Румпеля сменяется настороженностью, Кора подошла к нему поближе, протянула руку и коснулась его щеки.
— Знаешь, — тихо проговорила она, — я не сказала тебе этого тогда. Но ты — единственный, кого я по-настоящему любила.
Он не шевельнулся. Кора медленно опустила руку.
— Не тяни, Кора, — сухо посоветовал Румпельштильцхен. — К чему все это?
Она физически ощущала, как струится, разливается по венам возвращающееся самообладание.
— Хочу сделать тебе подарок, — она, прищурившись, сделала шаг назад. — Тогда, много лет назад, я выполнила свою часть сделки. — Уже видя, как меняется лицо Румпеля, Кора тихо добавила: — Реджина — твоя дочь. Не Генри. Твоя.
========== Глава 29 ==========
Румпельштильцхен наклонил голову, и несколько секунд Кора смотрела на его исказившееся лицо, слышала сбившееся дыхание, видела, как он пытается заговорить.
— Ты… — Румпельштильцхен наконец заговорил свистящим шепотом, разделяя слова длинными, наполненными тяжелым дыханием паузы, — ты даже не представляешь, что я с тобой сделаю.
— Ты ничего мне не сделаешь, — так же тихо, как он, так же выделяя каждое слово, с той же рвущейся наружу яростью произнесла Кора, делая к нему шаг.
На мгновение она ощутила исходящую от него смертельную угрозу, но Румпельштильцхен отпрянул от нее, отвел взгляд.
— Мне нужна магия, — глухо произнес он.
— Мне тоже,— уронила Кора. — Но больше всего мне нужна моя дочь.
Когда Румпельштильцхен наконец взглянул на Кору, она уже не сомневалась: у нее есть союзник в борьбе за Реджину.
Ненадежный, всегда ведущий сражения на своей стороне, но все же союзник.
Пока этого достаточно.
***
Робин задавал усевшемуся на валун под дубом Ноттингу вопросы сухим, деловым тоном, через который проступало недоверие. Еще бы, наклонившись, чтобы сорвать былинку, снисходительно усмехнулся Грэм. Робин — парень не из доверчивых, ясно, что Ноттинг с взлохмаченными, влажными точно после бриолина волосами, прищуренными глазами, с характерным, не задерживающимся подолгу на одном предмете взглядом и то и дело отирающей губы правой рукой, пришелся Гуду не по душе.