Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 15 из 23

– А кто же мне всё-таки расскажет правду, только правду и ничего, кроме правды? Я устал ждать откровения! Мисюсь, где ты? – Царь царей как будто позвал кого-то. Жалобно-жалобно, тоскливо-тоскливо, печально-печально. И даже с надрывом.

Про себя помолившись Великому Авестийцу, вперёд вырвался очередной правдолюб и правдоруб: от судьбы всё равно не уйдёшь, помирать так тоже с музыкой.

– Только я смогу рассказать так, как было на самом деле, ни на йоту не отклоняясь от истины. Папак был не Папаком, а Пабеком или, того прекрасней, Бабеком! Он был сапожником, мастером своего дела, никто лучше него не умел делать великолепные царские, боярские и дворянские сандалии-лабутены! В свободное от работы время он шил ослепительно-восхитительные штаны, ведь у каждого великого и уникального человека есть своё любимое хобби! Правда, матерился он страшно и неподобающе для слуха царей. Как настоящий сапожник, а не какой-нибудь там пирожник! Вот он был каков! А ещё он был астрологом, поэтому много смотрел на звёзды, он ведь ещё и романтиком был! Боги позволили ему заглянуть в блестящее будущее простого, но смелого воина Сасана, который гостил в доме Пабека-Бабека. Чтобы не упустить и успеть ухватить на хвост синюю птицу, птицу счастья, сапожник свёл Сасана со своей единственной и любимой женой – другой женщины под рукой не оказалось, а реакция требовалась молниеносной, ибо завистники могли перехватить и опередить. От этого сводничества у Сасана родился сын Ардашир, он же Артаксар! Сасан и Пабек-Бабек стали сначала ругаться, а потом и драться за право называться отцом мальчика. Каждый жаждал стать родоначальником царской династии Сасанидов. Как быть, ведь оба великие? Но в мире всегда есть место не только подвигу, но и здоровому компромиссу, который позволяет никому не поступаться принципами и при этом творить чудеса! Они договорились, что будет так: Ардашир – сын Пабек-Бабека, но свет увидел благодаря семени Сасана. В сухом остатке: оба – счастливые родители, шведская семья! Ахура Мазда сделку одобрил. Так твой дед навеки веков и стал Сасанидом! О великий Царь царей, ты вышел родом из народа и, как говорится, парень свой! Каждому бы такую родословную – ею стоит гордиться, о повелитель!

– Это всё правда боголюбивых ромеев… эээ… римских нечестивцев? А значит, для нас, зороастрийцев – ложь! Да ты никакой не биограф, а сказочник-корыстолюбец! – холодея в процессе рассказа, а потом, снова набирая температуру тела, прокричал Нарсе, и затем спокойно приказал страже. – Растерзать его! Вырвать глаза и сердце этого чудака. На золотом блюде приносить мне их не надо, насмотрелся уже вдоволь!

– Но я ещё не всё рассказал! – прокричал правдоруб и правдолюб, вытаскиваемый охраной из тронного зала: этот сопротивлялся, отбиваясь руками и ногами, попутно вспоминая детство. – Я в домике, я в домике, хочу к маме!

Все поняли, что чувак умопомрачился.

– Того, что я услышал, мне от тебя уже достаточно! – пробубнил Царь царей вслед пока что живому мясу. – У кого ещё какие версии имеются? Из всего, чем я в итоге сегодня напитаюсь, сложим классическое и единственно верное понимание исторического процесса, биографии моего деда и роли его личности в истории. Отольём в граните, поставим дедушке Ардаширу бюсты, памятники и монументы!

Добровольцев больше не находилось: учёный народ снова безмолвствовал.

– Вот ты! Именно ты излагай, что знаешь о моём великом деде! Да-да, ты! – ткнул пальцем в персонально пока не пуганого дядьку-биографа с кризисом среднего возраста в горящем взоре.

Упираться было бессмысленно, ибо без сердца и глаз можно было остаться даже раньше и быстрее, чем если начать хоть что-то молоть языком. И дядька средних лет заговорил, тщательно подбирая слова, словно был на допросе:

– В Парфии-Парсе царствовал шахский род Базрангидов. Жрец Храма Ардвисуры Анахиты Папак, который одновременно правил одним из парфянских городов с названием Истарх, взял в жёны девушку из этой славной шахской фамилии. Истахр – город древнейший, священный, сердце зороастризма, в нём испокон веков хранились наши заветные, сакральные и божественные тексты – подлинник самой «Авесты»…

– А что за Ардвисура Анахита такая? Никогда не слышал, – неожиданно перебил биографа Царь царей.





– Богиня воды и плодородия, мудрости и медицины.

– Ты отрицаешь Ахура Мазду, возвеличивая какую-то диву сомнительной репутации и непонятного происхождения?

– Нет, нет, нет, что вы! Ахуда Мазда – наше всё! А Ардвисура Анахита – это посконная авестийская Богиня! Она – Сура, сильная! Она в вечной дружбе с Ахура Маздой – не разлей вода до гроба! Её семьсот лет назад очень почитал Артаксеркс II Ахеменид, а империю Ахеменидов восстановили Сасаниды! В «Авесте» даже отдельный гимн в честь Ардвисуры Анахиты сложен. Могу спеть! Даже нечестивые ромеи почитают её в образе Анаитис! Да и вообще Храм Ардвисуры Анахиты – это родовое святилище рода Сасанидов, кхе-кхе…

– С этого и надо было начинать! Оказывается, она глобальное экуменистическое Божество и к тому же ещё и наше родовое? Вот те раз! Правда? Ну, тогда ладно, одобряю, надо будет при случае ей тоже помолиться и «Авесту» заодно почитать. Сейчас петь не надо, по глазам вижу, что тебе в детстве Медведев … эээ… медведь из Гипербореи, возможно даже, белый, на ухо наступил. Продолжай по делу срочно!

– Эээ… эээ… кхе… кхе… – проэкался и прокхекался дядька-биограф с кризисом среднего возраста во взоре, внутренне изумляясь самому факту того, что родные глаза и сердце до сих пор при нём. – Папак был вашим прадедом, о повелитель. А Сасан вообще был отцом Папака, то есть вашим прапрадедом! Ваш же дед Ардашир был сыном Папака. Вот такая прямая линия! Но воспитывал вашего деда не Папак, а другой шах, а может, и не шах, а мэр города Дарабгирда. А потом ваш дед возьми да и соверши в Парфии-Парсе государственный переворот… эээ… оговорился, с кем ни бывает… прежний Царь царей и прочие шахи добровольно передали власть Ардаширу, осознав, что лучшего владыки им во всём свете не сыскать! И Ардашир оправдал надежды всех: он расширил державу так, как ни у какого Артабана Аршакида ни за что силёнок бы не хватило! Ваш дед сначала укрепился в Истахре, потом раздавил и подмял под себя все кланы Парфии-Парса… эээ… они сами под него раздавились и подмялись. А потом началось: походы от Парса до самых до окраин, с южных гор до северных морей. Везде он, Человек с большой буквы, прошёл как хозяин необъятной Родины своей. Аж до самого Кермана и Мекрана! Мерв, Балх Хорезм, Гурган, Абаршахр – все легли под копыта коня и под воинов грозного шахиншаха. Цари кушан, Турбана, Маркурана и Апренка признали наш суверенитет и, словно прислуга, толкались при дворе Ардашира, заискивающе ловя его взгляды и каждое слово! Царства всей Месопотамии стали частью Ирана и не-Ирана. Ардашир два раза щёлкнул по носу римского царя-нечестивца Александра Севера. Второй раз ваш дед так гнал его, что дошёл до Антиохии! А между тем этот город для ромеев сакрален, ибо периодически становится столицей их державы. Вот как было дело!

Попутно наблюдая за реакцией Нарсеса, не чувствуя отклика и продолжая изумляться тому, что всё еще жив, дядька-биограф продолжил:

– У меня есть доказательства правдивости этой истории! Вот монета Базрангидов! Я не только историк и биограф, но и филателист… эээ… нумизмат и педагог!

– Любая шишка на ровном месте монеты чеканить может. Все норовят в вечности задержаться. Что доказывает денежка, которую ты держишь в руках?

– А то, мой повелитель, что род Базрангидов реально существовал. Следовательно, если помыслить логически, Папак не мог быть женатым ни на ком ином, кроме как на девице из этого клана и у них не могло быть никакого иного сына, кроме Ардашира, вашего деда! Ведь это же ясно, как пень и Божий день, и очевидно, как дважды два – четыре! Ну, в крайнем случае, пять!

– И, правда, логика безупречна, – кивнул головой Нарсе, словно восхитившись, и достал из своих карманов горсть золотых и серебряных монет. – У меня вот тоже есть ликвидность с нетленными ликами Ардашира и Шапура на аверсах и с горящими факелами на реверсах. Мне кажется, это тоже убойное доказательство того, о чём ты только что поведал, учёный! Не будь тебя – как не впасть в отчаяние при виде всего, что совершается дома!