Из свитков Клио

– Подойди поближе, славный юноша. В твоём лице я вижу отблеск величия. Если ты дашь мне свою правую руку, я расскажу, что приготовила тебе судьба.

Энцо помедлил одно мгновение, а потом протянул рыжеволосой руку. Женщина взяла его кисть своими длинными пальцами и развернула к себе внутренней стороной. Через мгновение её лицо помрачнело:

– А можно левую?

Изучив вторую ладонь, незнакомка отпустила руку Энцо и зажгла свечку на столе. Скатав шарик из каких-то трав, женщина бросила его в огонь, затем, уставившись на дым и пепел, изрекла:

– Ты рыцарь и поэт. Тебя будут страстно любить женщины, и ненавидеть священники. Ты будешь зваться королём, и водить армии в сражения. Ты будешь правой рукой своего отца, его боевым разящим копьём. Но отвага твоя тебя же и погубит. Не доскачешь до одних ворот и останешься за другими до самой смерти. И проведёшь ты в тюрьме почти полжизни.

Энцо молча развернулся и выбежал из домика. Он ещё услышал слова вещуньи:

– Бойся тёплой воды и рыцаря с золотыми львами на синем щите… И волосы, твои чудесные рыжие волосы…

Вскочив в седло, Энцо поскакал во весь опор наудачу и вскоре нагнал свиту императора. Отец как раз разыскивал своего любимого кречета, поэтому на отсутствие сына внимания не обратил. А юноша всю дорогу до Кремоны вспоминал слова вещуньи. Провести в тюрьме почти полжизни. Что может быть хуже? Но вдруг это всё лишь пустая болтовня? Откуда рыжая может знать, как сложится его судьба?

В феврале 1249 года в Кремоне пышно отпраздновали свадьбу Энцо с дочерью Эццелино да Романо, сеньора Вероны, Падуи и Виченцы. Ночью в покои новобрачных постучали:

– Откройте, Ваше величество!

– Что за наглость ломиться в мою спальню?

– Ваше величество, не гневайтесь! Бунт в замке Роло. Сеньор Фортепаччи переметнулся к гвельфам!

– Проклятый предатель! Трубите общий сбор! Любимая, прости что покидаю тебя, но долг – превыше всего.

В утреннем сумраке большой кавалерийский отряд вышел из Римских ворот Кремоны и форсированным маршем направился на юго-восток. На третьи сутки к вечеру Энцо со своими рыцарями уже подходил к небольшому замку на юго-западной окраине городка Роло.

– Разбиваем лагерь, дожидаемся нашу пехоту. И смотрите, чтобы даже мышь не могла выскользнуть из замка.

Через три дня подошли пять тысяч алебардистов из Кремоны. Замок Роло был обложен по всем правилам, затем имперские войска изготовились к штурму. Ночью ударный отряд пехоты проломил тараном главные ворота и рыцари Энцо ворвались в крепостной двор. Через полчаса всё было кончено – командир мятежников вместе со всем гарнизоном сдался на милость победителей. Но Энцо был безжалостен:

– Всех повесить!

К сыну императора подбежал местный священник:

– Опомнись, сын мой! Не бери на душу этот грех, побойся бога! Помилуй этих несчастных, как милует нас Отец наш небесный, и воздастся тебе за милосердие твоё! Но ежели ты отправишь их на смерть без покаяния, обречёшь ты душу свою на Геенну огненную!

– Святой отец! Меня дважды отлучали от церкви римские папы и проклинали многие епископы по всей Италии. Неужели ты думаешь, что меня устрашат твои слова?

Фортепаччи и вся его сотня ратников были повешены на стенах замка Роло.

В мае Энцо снова пришлось выступать из Кремоны. На этот раз требовалось срочно прийти на выручку союзникам из Модены, против которых направились болонское ополчение во главе с подеста Филиппо дельи Угони, папское войско под командованием легата кардинала Оттавиано Убальдини и отряд маркиза Феррары Аццо д'Эсте. После форсированного марша имперский отряд приблизился к реке Панаро.

– Сеньор Энцо! Болонцы переправляются через Панаро! В лесу на западном берегу видели их дровосеков.

– Ко мне, мои швабы! Устроим охоту на гвельфов!

Закованная в железо рыцарская кавалерия накинулась на безоружных лесорубов и вынудила тех спасаться бегством. В азарте преследования Энцо не заметил, как перепутались боевые порядки его армии. Швабы соревновались между собой, кто больше проткнёт копьём болонцев, а имперские пехотинцы едва успевали отбегать в сторону от разгулявшихся рыцарей. В воцарившейся суматохе никто не увидел, как выше по течению Панаро переправился конный отряд маркиза д’Эсте, а чуть ниже Эмилиевой дороги уже спешили на выручку своим болонские всадники.

– Сеньор Энцо! Нас атаковали с севера!

– Сеньор Энцо! Вражеская кавалерия с юга. Наша пехота бежит.

Взревел рог, подаренный отцом после того, как он посвятил Энцо в рыцари.

– Ко мне, мои швабы! Стройся! Плотнее ряды! Не дадим проклятым гвельфам затоптать нашу пехоту!

Поначалу имперским рыцарям удалось хотя бы частично восстановить положение. Пока деморализованная толпа пехотинцев бежала по Эмилиевой дороге в сторону Модены, отряд во главе с Энцо медленно отступал, удерживая и болонцев и феррарцев. Но когда имперцы приблизились к Фоссальте, выяснилось, что Тьепидо вышла из берегов и заливает мост. Речушка, такая узкая в обычное время, вспучилась от дождей и затопила все окрестные поля. Тьепидо – по-местному означает «теплая». Энцо вдруг вспомнил о словах вещуньи «Бойся тёплой воды» и помрачнел.

Возле разлившейся реки строй имперских рыцарей и разорвался. Организованный отход превратился в беспорядочное бегство. На всём протяжении Эмилиевой дороги от Тьепидо до самых городских ворот Модены завязались беспорядочные стычки отдельных воинов. Энцо сражался, как лев. Он отбивался от наседающих болонцев до самого Сан-Ладзаро, предместья Модены. А когда уже можно было различить вдалеке городские ворота, рыцарь с золотыми львами на синем щите выбил Энцо из седла. Вместе с командиром в плен попали четыре сотни конных и более тысячи пеших.

Любимого бастарда императора сначала заточили в замке Кастельфранко, затем перевели в башню напротив приходской церкви в Анцоле. А в конце августа самых важных пленников во главе с Энцо в золотых цепях провели по улицам Болоньи, а потом заточили в новом дворце, что был недавно пристроен за палаццо дель Подеста.

На следующий день после того, как сын Фридриха II оказался в Болонье, подеста Филиппо дельи Угони созвал Городской совет. Магистраты совещались весь день и постановили: важного пленника никогда не освобождать, а держать его в плену за счёт муниципалитета до самой смерти.

Император сначала угрожал болонцам, обещая сровнять их город с землёй и предать всех жителей лютой смерти, если они не отпустят Энцо. Потом Фридрих пытался выкупить любимого сына и предлагал Болонье серебряную цепь, равную по длине городским стенам. Но всё было напрасно. Болонцы так гордились своим пленником, и так боялись, что, отпустив его, только раззадорят своего смертельного врага, что на все предложения императора отвечали неименным отказом. Не сумев вызволить Энцо, Фридрих вскоре занедужил и отошёл от дел. В следующем году он скончался.

Однажды Энцо, который томился в неволе уже второй десяток лет, заметил из окна своей темницы симпатичную девушку. Юная стройная крестьянка с волосами цвета спелой пшеницы спешила на рынок, сжимая в руке корзинку. От её летящей походки у Энцо перехватило дыхание.

На следующий день, когда узника навестил Пьетро Азинелли, знатный болонец, прекрасная незнакомка вновь показалась на улице.

– Друг Пьетро! Спасай моё сердце, пронзённое стрелой Амура! Разузнай, кто эта крестьянка!

Лючия Виадагола, услышав, кто проявил к ней интерес, сразу же затрепетала от волнения. Король Энцо! Пусть даже заключённый в темницу, он всё равно оставался королём, сыном самого императора! Ну как бы она не проявила к нему снисходительности! Да на её месте почти любая знатная дама сделала бы то же самое! Даже побледневший и погрузневший после долгого заключения Энцо оставался кумиром местных жительниц.

По иронии судьбы потомки императорского бастарда и простой крестьянки через сто с лишним лет стали властителями Болоньи и правили городом с небольшими перерывами на протяжении всего XV века.