Авантюристы. Книга 7

– Где контингент? Неужели всех ликвидировали?– удивился он, разглядывая занесенную снегом площадку.

– Так точно, в соответствии с директивой фюрера №1409/41,– браво ответил обер-лейтенант и получил повышение в звании внеочередное, за рвение.

Аэродром находящийся рядом с поселком Остер, достался немцам от отступившей РККА. Рядом с ним «Люфтваффе» устроило здоровенную свалку горелой техники. Сначала свезли сгоревшие прямо на земле краснозвездные машины, а потом кому-то пришла в голову идея стаскивать сюда вообще всякую поврежденную. Грандиозный этот склад вторчермета, хозяйственными немцами был организован для последующей ее сортировки и отправке по назначению. Что-то можно было отремонтировать в полевых условиях, а что-то уползет в эшелонах в Фатерлянд. Особенное внимание службами тыла обращалось на цветные металлы и алюминий, который считался сырьем стратегическим и по этой причине даже у пленных красноармейцев изымались их солдатские котелки и ложки. Все войны на Земле велись всегда исключительно ради добычи. И эта была не исключением. На свалке копошились бригады сортировавшие металл, растаскивающие его по кучам. Все те же русские пленные.

– Говорят, что даже чернозем из России эшелонами приказано вывозить,– кивнул Михаил в сторону свалки.– Богатая страна эта Россия. Люди в ней нищие, правда, почему-то всегда.

– Порядка у них нет потому что никогда,– живо откликнулся Фишер.– Им бы царем нашего фюрера помазать на трон и зажили бы они лучше всех. Сами виноваты. Своего царя свергли и евреев к власти допустили.

– Однако и при царе они жили не лучше чем при большевиках, а в его жилах текла арийская кровь,– возразил Сергей.

– Ленивый народ. Им бы напиться водки, да под балалайку сплясать. Кто Россией управлял всегда? Немцы. Если бы не они, то и страны такой – Россия не было бы,– самоуверенно заявил адъютант.– Всегда немцы решали в России, как ей жить. От ихнего царя Петра так было и до последнего – Николая.

– А им это надоело и они попробовали жить без немцев?– спросил Михаил.

– Они – русские вообще ничего никогда не решали. За них решали всегда другие. Пока решали немцы, Россия была великой страной, почти арийской. А потом поналезли евреи со всех сторон. И начали они решать. Царя-батюшку расстреляли и власть захватили. Немцев – дворян выгнали, а кто не успел уехать тоже расстреляли. Нет, народ в этой стране – это свинья, которую никогда не спрашивали, чем ее кормить.

– Вы считаете, что они не способны сами собой управлять?

– Про русских недаром говорят уже давно, что «один русский – это гений, два русских – это скандал, три – это анархия». Нет, они сами не могут. Им нужна железная рука. Без нее русские впадают в анархию, работать перестают. Пьют и пляшут свою кадриль,– уверенным голосом подтвердил Фишер.– Посмотрите как они воюют – это потому что ими командуют евреи-большевики. А евреи воевать никогда не умели. Поэтому русские отступают. Когда русской армией командовали немецкие офицеры, русские всегда побеждали. У русских никогда не было своих талантливых полководцев, в этом их беда. Они солдаты, а командовать ими должны мы – немцы.

– А Суворов?

– Суворов? Это немец чистокровнейший, господа. Как можно не знать об этом? Его предок – Сувор принял подданство русское в 1622-м году при царе Михаиле Федоровиче. Прибыл он в Россию из Швеции, но сам Сувор был прусак из Мюнхена. Поступил на службу к шведскому королю, но что-то его там не устроило и ушел служить к царю Михаилу. И звался он вообще-то Zuvеr, что означает – «опередить», или что-то в этом смысле. Русские, конечно, переиначили на свой лад.

– Откуда такие познания, герр Фишер? Вы изучали военную историю?– задал вопрос Сергей.

– Увы. Нет. Но о Суворове знаю многое. Я родился в Швейцарии, господа. В городе Швиц. Там помнят генералиссимуса и его переход через Альпы. Только истинный ариец способен на такое. Шестьдесят сражений и ни одного поражения,– Фишер гордо задрал свой арийский нос и свысока взглянул на копошащихся в утиле пленных. Один из них, с забинтованной грязной тряпкой головой, видимо споткнулся и рухнул, выпуская из рук кусок дюралевой обшивки, которую волок из одного конца свалки в другой. Фрагмент крыла кувыркнулся и, очевидно, достаточно чувствительно попал по ноге охраннику. Судя по ярости, с которой он набросился на упавшего пленного, избивая прикладом винтовки, удар был болезненным. Пленный попытался встать, но ударом в голову караульный сбил его с ног и принялся добивать уже лежащего. Удары сыпались столь яростные, что Михаил понял, встать русскому живым немец не позволит.

– Стой,– скомандовал он водителю и «мерседес» замер, рядом с проводящим экзекуцию охранником.

Услышав за спиной хлопок двери тот оглянулся, размахиваясь для очередного удара и замер с перекошенным от ярости лицом. Перед ним стоял оберст Люфтваффе. И глаза у оберста были такие, что охранник тут же пришел в себя. Яростную гримасу сменил на угодливую и вытянувшись по стойке смирно, доложил:

– Шутце Баркхорн.

– Демонстрируете арийское превосходство недочеловеку, шутце? – Михаил взглянул на разбитое в кровь лицо русского, который сумел сесть и теперь смотрел на него снизу вверх одним глазом. На месте второго была сплошная кровавая рана. Видимо эсэсовец попал удачно в глаз и этот человек теперь наверняка лишился его. Пленный был, судя по гимнастерке, рядовым и уже в возрасте. Пожилой дядька сидел сгорбившись, схватившись одной рукой за голову, а второй рукой размазывал кровь по лицу подолом гимнастерки.

– Объявляю вам месяц ареста, шутце Баркхорн, за недостойное немецкого солдата поведение. Такие как вы позорят Германию. Немедленно отправляйтесь под арест. Кто старший в наряде?

– Унтершарфюрер Кеппен,– у немца вытянулось лицо. Он искренне не понимал за что так сурово наказан.

– Унтершарфюрера ко мне и бегом на гауптвахту. Если ее еще нет, роете окоп для стрельбы стоя, шутце Баркхорн и отбываете арест в нем. Бего-о-о-ом. Марш!– Шутце запрыгал резво по железкам в сторону аэродрома, а к нему на встречу, так же гремя, прыгал унтершарфюрер.

Он тоже искренне не мог взять в толк, чем не доволен оберст Люфтваффе, но «яволь» вякал, как положено и оказать пленному пострадавшему медицинскую помощь распорядился. Прибежавший санитар засуетился вокруг него, меняя повязку на голове. Забинтовал несчастному голову так, что у того из-под нее торчал только нос.

– Отправить всех пленных в лагерь у деревни Романьки,– скомандовал Михаил унтершарфюреру и тот опять сначала послушно сказав «Яволь», все же возразил, впрочем не уверенно:

– Здесь в Остере свой лагерь, герр оберст.

– В Романьках к ним отношение соответствующее. А с вашим лагерным начальством мы будем разбираться уже сегодня. Засиделось оно в тылу. Такие бравые ребята, как ваш шютце Баркхорн, должны не на пленных свою ярость вымещать, а в бою. Вон сколько накопилось жажды повоевать. Это от безделья. А командовать баркхорнами кто-то должен или нет, унтершарфюрер? Сами себя они в атаку не поднимут. Верно?– возразить унтершарфюреру было нечего и по его глазам Михаил понял, что у рядового Баркхорна сегодня будет незабываемый вечер.

Глава 6

Перевязанный русский пленный, продолжал сидеть, беспомощно оглядываясь и кривясь от боли. Очевидно, шоковый период прошел и боль по-настоящему стала ощущаться организмом. Из-под повязки на глазу, текли ручьем слезы и оставляя след на несколько дней немытом лице, капали с подбородка на пыльную, выгоревшую до бела гимнастерку.

– Этого я забираю с собой,– поставил в известность унтершарфюрера Михаил.– Помогите ему встать,– унтершарфюрер, как любящий сын престарелого родителя, приподнял русского и заботливо проводил его к дверце автомобиля, придерживая под локоток и приобняв за плечи.

При этом он что-то мурлыкал, растягивая губы в фальшивой улыбке и Михаил представил себе, что было бы, если бы он оставил раненого здесь и позволил унтершарфюреру пообщаться с ним без свидетелей. Вряд ли ему суждено было бы дойти до Романек. Косвенно виноват – все равно виноват. А унтершарфюрер получил бы моральное удовлетворение за все неприятности, которые ему уже выпали и возможно выпадут в ближайшее время. Находящийся в некоторой прострации русский, даже не мог удивляться всему тому, что происходит вокруг него. И привыкший уже за несколько дней плена, что немцы, чтобы они ни делали, делают как правило гадость, покорно плелся сначала к машине. Потом так же покорно сел в нее и забился в угол, стараясь не прикасаться к сидящему там Сергею. Севший следом Михаил, прижал его к нему и пленный втянул голову в плечи, ожидая как минимум зуботычины. Однако немецкие начальники вели себя странно, судя по всему, готовя на этот раз гадость грандиозную и один из них даже сунул ему в руки платок и на русском, совершенно понятно объяснил, что платок следует приложить к щеке, чтобы уменьшить боль. Пленный послушно платок взял, приложил к разбитой стороне, вытирая бегущие слезы и почувствовал запах ландыша, такой родной, что слезы теперь побежали у него из глаз не от боли, а от тоски смертной. В плен красноармеец Семенов попал неделю назад. Он служил в автобате и попав под бомбежку, был контужен. Очнулся и сам перевязав себе разбитую голову, был поднят на ноги окриком проходящего мимо немца. Эта неделя плена стала самой страшной неделей в его жизни. Никогда так не унижали и не издевались над Семеновым Иваном Ефимовичем, как в эти дни. Используя пленных, как грубую рабочую силу, немцы кормить и поить их совершенно не собирались и питаться приходилось подножным кормом в прямом смысле этого слова. Вчера вечером, перед тем как загнать их в лагерь, за колючую проволоку, старший конвоя – не этот унтершарфюрер, а другой, оказался жалостливым и разрешил им «попастись» полчаса на неубранном пшеничном поле. Пленные терли колоски и совали в пересохшие рты пшеничные зерна. А немец оказался совсем добрым и разрешил потом напиться досыта в кювете, где цвела дождевая вода и пахла тиной и бензином. На территории же лагеря уже не осталось даже травы под ногами и листьев на деревьях. Те кто оставался в нем, жутко завидовали попадающим в рабочие команды.