Страница 107 из 117
— Я бы столько хотел рассказать. Столько объяснить, — прошептал он. — Ты никогда не была виновата в том, что произошло. Жаль, что мы оба поняли это поздно. Слишком поздно. И вряд ли поняли до конца.
В дверь постучали, и в палату заглянула безволосая голова мужчины, которая одним лишь шевелением губ попросила Эрвана отвлечься от рыжеволосой девушки и выйти наружу. Молодой человек вздохнул и спокойной походкой направился к лысому человеку. Оба вышли в полностью опустевший коридор и, переглянувшись друг с другом, отошли чуть подальше от двери палаты, где находилась Татьяна.
— Мы пока не можем сказать, кто именно устроил стрельбу. Но этого человека подослали, они заранее знали, куда мы направимся с детьми.
— Что им было нужно? Обычная провокация? — с непониманием спросил Эрван и наверняка адресовал этот вопрос самому себе, потому что по его лицу было видно, что никакого ответа он не ожидает услышать.
— Этот человек носил имя Эдвард, насквозь фальшивое. Его перевели из Уэльса в Лондон пару месяцев назад, как раз в тот участок, где работала Татьяна. О нем отзывались достаточно хорошо, он участвовал в нескольких крупных задержаниях и показал себя хорошим бойцом. Отличная маскировка для наемного убийцы, не так ли?
— Я знал, что они подослали в участок своих людей, чтобы они контролировали каждый шаг Татьяны. Но не мог представить, что они могли оказаться настолько опасными. Предположительно их трое. Двое уже мертвы. Остался третий. Но он вряд ли покажется в ближайшее время. Слишком много шума в городе. Этот человек будет ждать, когда все утихнет, только тогда начнет шевелиться.
— Тебе нужно подышать воздухом, — мужчина положил тяжелую руку на плечо Эрвана и по-дружески улыбнулся. — Ты не выходил из палаты уже шесть часов. Не беспокойся, твоя красавица никуда не убежит, мы позаботимся о ней.
Эрван кивнул и с грустью посмотрел в сторону полуоткрытой двери, откуда вылетал рыжий пар тусклого света. Он не хотел уходить, но организм стонал от усталости и жаждал как можно быстрее сменить обстановку. Молодой человек прочистил горло, засунул руки в карман брюк и направился вперед по темному коридору, но через несколько метров остановился и с нахмуренным лицом уставился на лысого мужчину.
— Такое чувство, что ничего не произошло. Столько спокойствия на душе. Это так странно…
— Думаю, тебе это пригодится, — мужчина порылся в кармане своей тяжелой кожаной куртки, затем достал оттуда серебряную вещицу, поблескивающую в свете тусклых ламп. — Нашел среди ее личных вещей. Помнится, он раньше принадлежал тебе. Мне показалось, что сейчас ему следует находиться у тебя.
— Я и забыл, когда в последний раз держал его в руках, — молодой человек осторожно взял предмет из гигантских лап бритоголового, затем стал с любопытством разглядывать, сдвинув брови на переносице. Эрван походил на ученого, которому в руки дали ранее не изученный объект. И он наверняка учуял это сходство, так как через мгновение на его лице возникла широкая улыбка, донельзя уставшая, но по-настоящему искренняя. — Этот портсигар уходил от меня в самые тяжелые минуты и возвращался, когда все налаживалось. Значит, наступает белая полоса в моей гребаной жизни.
Юноша осторожно открыл портсигар и обнаружил там три сигареты, длинные, приятного коричневого оттенка. Эрван поднес к ним острый кончик носа и впустил в легкие табачный аромат, от которого он чуть было не чихнул, но вовремя сдержался.
— Татьяна всегда курила именно эти сигареты. Как и я. Знаешь, в этом читалась некая романтика. Мы иногда курили одну и ту же сигарету, передавали ее друг другу после каждой затяжки. Со стороны это наверняка выглядело отвратительно. Но для нас это было равносильно поцелую.
Бритоголовый прыснул, но, встретившись с угрюмым лицом Эрвана, смыл с лица все эмоции и стал смиренно слушать, хотя и без особого энтузиазма.
Молодой человек вытащил одну сигарету и положил ее за ухо, а сам портсигар спрятал в задний карман брюк. После чего медленный шагом двинулся вперед по длинному пустому коридору, тихо напевая себе под нос:
«Tourner dans le vide vide
Tourner dans le vide
Me fait tourner dans le vide
Vide vie vide vide
Tourner dans le vide
Tourner dans le vide».
Снаружи уже успели наступить сумерки. Городские огни зажглись и заплясали в морозной дымке. Приближение Рождества ощущалось даже отсюда, с высокой парадной лестницы пожухлого госпиталя. Эрван отчетливо слышал песнопение детского церковного хора, который прославлял Христа и Богоматерь и по традиции желал жителям всего королевства счастья в наступающем году. Молодой человек любил слушать детские голоса, в них было столько невинности и убаюкивающего спокойствия, что вся отяжелявшая реальность превращалась в развеянную по ветру пыль. И сейчас, вслушиваясь в это ровное монотонное пение, он забыл обо всем, что его тревожило. Молодой человек поднес свое лицо к небу и позволил падающему снегу опуститься на его бледную обезвоженную кожу. Эрвану казалось, что он на короткое время очутился в детстве, в чарующей сказке, в мире, где все наивно и легко решаемо. Хотелось обхватить эту иллюзию руками и не отпускать до наступления смерти.
Он снял с уха сигарету и неуклюже вставил в рот, его пальцы дрожали и пытались добыть с помощью портсигара огонь, но источник тепла моментально поглощал холодный декабрьский ветер, будто некто не желал, чтобы табачный дым заполнил легкие Эрвана. Парень забыл, когда в последний раз зажимал между зубов сигарету, помнил последнюю выкуренную пачку смутно, словно та находилась в прошлой жизни. И он надеялся, что табачный дым больше никогда не заполнит его тело своим смуглым туманом, но в данный момент желание выкурить хотя бы одну жалкую сигарету стало поистине невыносимым, напоминало чувство голода.
Наконец-то спичка зажглась, и Эрван поднес ее к кончику сигареты. Пару минут он просто вдыхал горький дым и прерывался, когда кашель с громким хлопком выплескивался из его тела. Он действительно забыл вкус и запах табака, отчего ему стало казаться, что он вновь тринадцатилетний мальчик, впервые вкусивший что-то запретное. Затем кашель прекратился, и Эрван даже сумел забыться и поплыл по течению вместе с церковным песнопением, что заглушил все эмоции в голове.
Он спустился по ступенькам и окунул свои тонкие ботинки в свежий сугроб. Где-то рядом стоял дворник и пытался раскопать для посетителей больницы тропу, но его старания были напрасными, потому что снегопад был настолько сильный, что все вырытые тропинки исчезали с городских улиц за считанные минуты. Эрвану даже казалось, что через пару часов от Лондона не останется и следа, столица попросту утонет в снежном покрове. Он запамятовал, когда в последний раз видел такую снежную морозную зиму. Ноздри слиплись и дышать стало труднее, поэтому пришлось выбросить еще не до конца выкуренную сигарету, чтобы попросту не задохнуться у входа в госпиталь. Это была бы самая нелепая смерть из когда-либо произошедших.
За воротами виднелся черный внедорожник, на котором он прибыл сюда со своими людьми. В темноте очертания транспортного средства терялись, и оно было практически неразличимо. Но внутри салона виднелся свет и слабые тени, что позволяло не терять внедорожник из вида. Внутри осталось двое его людей и человек, чье присутствие здесь сильно беспокоило, почти доводило до паники. Но оставлять его в церкви, местоположение которой уже известно людям Общины, было бы самой грубой ошибкой из всех когда-либо допущенных. «Джордж не должен здесь находиться, ты это прекрасно знаешь. И рискуешь буквально всем, включая собственной шкурой. Но другого выхода у тебя нет. Сейчас это единственное разумное решение… Держать его рядом с собой».
Эрван дошел до ворот и сжал прутья пальцами. Руки обожгло холодом и наступила омерзительная боль, сравнимая с тем, когда ладони режут лезвием ножа, медленно, проникая в плоть до самых костей. Но он не отнимал руки и продолжал сжимать прутья, будто под ним возникла пропасть, и если юноша разожмет пальцы, то его тело рухнет вниз и будет лететь настолько долго, насколько это возможно. В смуглых волосах возникли снежные опилки и пропитали волосы влагой. Снег не был холодным, скорее теплым, как летний дождь. Эрван вздохнул и наконец-то отпустил чугунные прутья ворот, затем понял, что следует вернуться назад, находиться здесь уже не имело смысла.