Страница 72 из 76
В первый же день следствия Козинец сказал капитану: «Два месяца назад подростки влезли во вторую школу и украли… — Да, так и сказал: — …украли радиометр».
Вооружившись счетчиком Гейгера, вор снова залез в дом Ореста Петровича. И… ничего не нашел. Рева унес монету с собой.
Сегодня учитель физики превратился в опасного свидетеля. Если следствие начнет рассматривать все странные происшествия в городе, то всплывет и тот случай с ограблением школы…
Сквира бежал по пустынному длинному коридору. Справа мелькали двери, слева — окна, выходящие во внутренний двор. Когда пошли номера за двадцать, Северин Мирославович понял, что пропустил нужный. Он метнулся назад. И сразу же наткнулся на искомую дверь с надписью «Кабинет физики» и номером «19». Капитан рванул за ручку. Дверь легко отворилась.
В комнате никого не было. Три ряда парт. Поставленные на них во время уборки перевернутые стулья. Стол учителя на возвышении — скорее, не стол, а целое сооружение с краном, розетками, выдвижными подставками и многочисленными ящиками. На красной доске — начерченная мелом схема чего-то электрического. Рядом с доской — дверь в подсобное помещение. Три окна. Одно из них распахнуто настежь.
Сквира бросился туда.
Только один человек способен был все это проделать. Тот, кто имел подготовку художника, чтобы нарисовать монету. Тот, кто владел навыками гравера, чтобы вырезать восковую модель и потом резцом исправить слепки. Тот, кто знаком с электролизом — просто в силу своей профессии. Тот, кто мог сделать монетные штампы. Тот, в чьей подсобке, рядом с каталожным шкафом, Сквира видел украденный счетчик Гейгера, еще не подозревая, что это такое. Зато преступник тогда отлично понял свой промах и сразу же сел на стол, закрыв прибор спиной…
Сквира выглянул в распахнутое окно. Прямо под ним стоял потрепанный красный «Москвич». Не нужно было смотреть на номера, чтобы понять: это машина Геннадия.
Вор знал, что Рева уйдет на день рождения Часныка — праздник, который никогда раньше не отмечался. Знал, потому что сам гравировал подарочную надпись в честь юбиляра на бронзовых часах с фигурками птиц. Он неосторожно сообщил Сквире, что нигде больше в городе сделать гравировку нельзя — только у него.
То, что Ревы не будет дома весь день, стало непреодолимым соблазном. Можно было, конечно, подождать более надежного случая — нумизмат ведь частенько уезжал из города. Увы, нетерпение и уверенность, что и пяти минут со счетчиком Гейгера хватит, чтобы найти тайник, сыграли с вором злую шутку. И он полез к Реве в воскресенье.
Один-единственный человек из всех подозреваемых имел довольно свободный график работы, чтобы иметь возможность на своем истрепанном «Запорожце» исчезать из города на несколько дней и появляться под именем Дениса в Киеве. И он же трудился только в утреннюю смену, что объясняет, почему все преступления совершались вечером или ночью.
Преступник знал Реву много лет. Еще со школьной скамьи, когда посещал его кружок.
И ценность монет он себе хорошо представлял — нумизмат ему о многих из них рассказывал, когда приносил для фотографирования. Достаточно представлял, чтобы пренебречь альбомами с советскими юбилейными монетами. И историю падения королевства Руси Рева с увлеченностью фанатика изложил ему на праздновании в честь своей братиславской награды…
Когда Рыбаченко ввалился в фотоателье, чтобы встретиться со старым приятелем, и там наткнулся на Реву, Орест Петрович все мгновенно понял. Не игнорирование очереди, не опьянение Генки, не его грубость заставили Ореста Петровича начать столь громко возмущаться. Просто Геннадий держал в руках ту же сумку, в ней так же звякало, и Рева не сомневался, зачем именно его ученик туда пришел. И к кому.
Преступник был единственным, кто догадался о радиоактивности золота. Догадался, потому что когда Рыбаченко внес сумку с кладом в фотолабораторию и поставил ее на шкаф с фотоматериалами, те оказались испорчены. Всё — и пленка, и пластины, и светочувствительная бумага — покрылось точками и пятнышками засветки. Даже одного пятнышка на профессиональном снимке хватит, чтобы пустить его в брак. Оттого и пришлось забраковать все фотографии за тот день. Фотограф сложил два и два и понял: причиной могла быть только радиоактивность, а источник ее — сумка Гены.
Кстати, о том, что он провел Генку в проявочную, убийца рассказал капитану сам!
Часнык приходил тогда же, восьмого мая, вместе с однополчанами, сделать коллективный снимок, «но что-то там не получилось — пленка у них была некачественная, или засветили они ее…». И стоило только Алексею Тимофеевичу рассказать Реве о том, что его фотографии с однополчанами, да и все остальные снимки за тот день, погибли из-за засветки, как Ореста Петровича тоже озарило. Он догадался и о радиоактивности золота, и о происхождении своей таинственной монеты, и о том, кто все это сотворил. Догадался и побежал спасать дом, имущество, коллекцию…
Сквира резко обернулся.
Перед ним стоял Квасюк.
Он же Денис.
Убийца.
Володимир, средняя школа №2, 20:55.
Квасюк резко пригнулся, схватил капитана за ноги и дернул. Следующее, что осознал Сквира, было то, что он летит вниз. Он сильно ударился о подоконник и вывалился из окна. Еще через мгновение он упал на спину. К счастью, на траву.
Сверху на него летел Квасюк. Ногами вперед, каблуками целясь в живот.
Лицо фотографа было неузнаваемо. Исчезла всегдашняя улыбка. Губы плотно сжаты. Черты заострились…
В полной тишине Квасюк приземлился на Сквиру. Капитан почувствовал неприятный хруст в груди. И тут же — сильный удар в живот, от которого внутренности, казалось, распластались по позвоночнику.
Все еще не понимая, что происходит, Северин Мирославович попытался вскочить. Его повело, мир качнулся, и он повалился на багажник машины. В том месте, где только что была его голова, в землю вошел каблук.
Сквира сделал над собой усилие и оттолкнул ногу Квасюка. Тот, не удержав равновесие, повалился на землю, захваченный инерцией собственного удара.
Нужно было атаковать, но капитан не мог пошевелиться. Он лежал на багажнике, прислонившись пульсирующей от боли головой к холодному мокрому металлу. При резком движении напомнила о себе грудь. От уха вниз по волосам текло что-то теплое и липкое. На багажник упала алая капля…
Изнутри машины раздавались несильные удары, и кто-то тихо, еле слышно звал на помощь. Похоже, в багажнике был человек.
— Квасюк, вы арестованы, — прохрипел Северин Мирославович.
Ну что ж, формальности соблюдены…
Сильные пальцы схватили капитана за горло. Квасюк, все так же молча, замахнулся. Сквира, предвидя боль в груди, рванулся вперед, под руку, и кулак просвистел совсем рядом. Преступник сумел удержать равновесие, но Северин Мирославович подтолкнул его сзади, и фотограф полетел на землю.
Больше всего капитана пугало то, что Квасюк не проявлял никаких эмоций. Даже дыхание не сбилось. Ярость, отчаяние, ненависть — что угодно было бы объяснимо, но холодная отрешенность ужасала.
Квасюк вскочил на ноги. Ни паузы, ни передышки, ни рычания, ни стона… В полной тишине он ударил Сквиру всем телом, капитан вскинулся, но было поздно, и он вновь повалился на траву.
И тут же удар в живот, под ребра, в солнечное сплетение. Воздух в одно мгновение ушел из легких, боль в груди вспыхнула с новой силой…
Даже сейчас на лице Квасюка не отразилось никаких эмоций — ни радости, ни удовлетворения. Рассудительно он приготовился нанести следующий удар…
Стальной шар из тех, на которых учителя физики демонстрируют чудеса статического электричества, вынырнул из воздуха и врезался Квасюку в голову. Фотограф опешил и сделал шаг назад.
В распахнутом окне мелькнуло лицо Дзюбы. Вот он не скрывал своей радости — попал! Рядом с ним, невозмутимая и холодная, стояла Марта Фаддеевна.
— Я все вижу! — хрипло сообщила старуха. Ей даже не пришлось повышать голоса. Она подняла свой любительский фотоаппарат и нажала на кнопку. Вспышка осветила на мгновение и Квасюка, и лежавшего на траве Сквиру.