Страница 73 из 76
Дзюба уже лез через окно. Известка оставляла на его длинном черном пальто белые полосы, шарф скорее мешал, не давая посмотреть вниз, пальцы еле удерживали на подоконнике слишком грузное тело.
Квасюк в два прыжка оказался около «Москвича», дернул дверцу на себя и запрыгнул на водительское место. Капитан пошевелился, думая как-то догнать его, но воздух еще не вернулся в легкие, голова и сломанное ребро пульсировали болью, левая нога почему-то не держала, мир в глазах дрожал. Сквира сумел лишь повернуться на бок и опять повалился в траву. В этот момент в двух-трех метрах от него на землю грохнулся Дзюба.
Мотор взвыл. Не захлопывая дверцу, Квасюк рванул с места.
Вдруг стул, обычный школьный стул — много стали и немного дерева, просвистел в воздухе и ударился о ветровое стекло. Секунду оно держалось, затем покрылось густой паутиной трещин и в следующее мгновение осыпалось осколками.
«Москвич» вильнул. На мокрой траве его занесло, и машина врезалась в школьное здание. Раздался грохот, стена задрожала, капот сложился в гармошку.
Секунду ничего не происходило.
Потом из открытой дверцы вывалилась безвольная рука Квасюка.
Марта Фаддеевна швырнула в окно моток изоленты.
— Он сейчас очнется. Вяжите! — спокойно распорядилась она.
Воскресенье, 26 сентября 1982 г.
Володимир, райбольница, 10:15.
Сквира лежал на средней койке слева от входа. Весь в бинтах, покрывавших многими слоями его голову, правую руку, грудь и левую ногу. Дежурный доктор, забежавший рано утром, объяснил, что с сотрясением мозга, переломами трех ребер и множественными ушибами Северину Мирославовичу лучше пока не вставать.
На стенке бубнило радио. Позавчера Леонид Ильич Брежнев совершил визит в Баку и вручил Азербайджанской ССР очередной орден. Судя по словам радиокорреспондентов, жители республики проявляли в связи с приездом генерального секретаря ЦК КПСС нешуточный энтузиазм — половина Баку все еще праздновала это событие на улицах, коллективы предприятий один за другим брали на себя повышенные соцобязательства, а Бакинский городской совет народных депутатов объявил товарища Брежнева почетным гражданином города. Соседи по палате, правда, уже успели рассказать Северину Мирославовичу, что Брежнев перепутал бумажки, когда произносил речь, и ему пришлось читать доклад дважды…
Сквира тоскливо прислушивался к диктору, пытаясь удержать в голове нить рассказа. Было скучно.
— Так тебя побили, что ли? — повернулся к нему мужчина с соседней койки.
— Побили, — согласился Северин Мирославович.
Он с трудом сел и стал медленно, пуговица за пуговицей, застегивать на груди пижаму. Из-за невероятной толщины бинтов она едва на нем сходилась. Сквира нащупал перевязь у себя на шее и положил в нее правую руку. Дышать сразу стало легче. Левая рука двигалась относительно свободно. Капитан взял костыль, прислоненный к стене, и некоторое время рассматривал его. Вроде бы простой предмет, а как им пользоваться?
Затем он оперся на ручку и медленно поднялся.
— Прогуляюсь, — бодро сказал Сквира и двинулся к двери.
Первые несколько шагов были самыми трудными — воздуха не хватало, тело не слушалось, пол постоянно шатался, будто стремясь вырваться из-под ног и взмыть вверх. Потом то ли Сквира привык к этим ощущениям, то ли движение несколько ослабило медикаментозный дурман, но он смог идти более-менее ровно.
Северин Мирославович вышел в коридор. Его палата оказалась в самой глубине отделения. Метрах в десяти впереди виднелся пост медсестры. Металлическая лампа на столе освещала телефон и груду историй болезни. Вокруг никого.
Сквира доковылял туда, поднял трубку и набрал номер райотдела.
— Лейтенант Козинец, — ответил голос.
— Как дела? — спросил Сквира тихо, собрался с силами и уже бодрее и громче добавил: — Мне говорили, вы были… ну… на обысках. Уже вернулись?
— Минут двадцать как. Теперь с бумагами парюсь. В «Москвиче» нашли все — оба недостающих нумизматических альбома, золотую статуэтку, серебряную пепельницу, две золотые медали с выставок, счетчик Гейгера…
— Счетчик Гейгера? — изумился капитан. — Я думал, Квасюк его давно в речке утопил…
— Нет, не утопил. Сдается мне, он планировал тачку разбить, учителя кокнуть, а вещественные доказательства рядом с трупом оставить. На каком-нибудь двухсотом километре киевской трассы. Чтобы мы подумали, что это учитель совершил оба убийства, а теперь сдрейфил, бежал, прихватив все награбленное с собой, и попал в аварию…
Северин Мирославович хмыкнул.
— Через часок хочу заскочить к предкам Рыбаченко со шмоном. Деньги поискать. Может, остатки золота… Как вы себя чувствуете?
— Отлично! — с силой выдохнул Сквира. — Не понимаю, зачем меня сюда сдали…
Трубка вежливо рассмеялась.
— Териенко звонил вашему главврачу. Тот уверил, что к вечеру вас снимут с инъекций, а к субботе отпустят… А к вам можно звонить? А то до трех в больницу не пускают.
— Не знаю. Я воспользовался телефоном медсестры, но самой ее что-то не видно…
— А, ну ладно, — бодро ответил Козинец. — Кстати, к нам едут Икрамов и кто-то из его группы. Часа через три будут здесь. Подполковник Чипейко уже в городе. Сейчас сидит у Териенко. Похоже, они с Икрамовым еще к первому секретарю попрутся.
— Понятно, — Сквира разом сник. — Чипейко уже взял на себя командование?
— Я его еще не видел.
— Квасюк заговорил?
— На первом допросе молчал. Ни звука не проронил. А ближе к полуночи его в больницу увезли. Он до сих пор там, у вас. Сначала осколки стекла у него из кожи доставали. Потом врачи объявили, что раз он побывал в аварии и терял сознание, то у него сотрясение мозга и ему нужен покой. Просили пока его не дергать. Ребята, которые с ним дежурят, говорят, что он так ни слова и не произнес. Вообще. Кстати, на бутылке, которую вы нашли в кустах около дома Ревы, отпечатки его пальцев. Эксперты подтвердили.
— Когда планируете допрашивать?
— Думаю, ближе к вечеру, когда Икрамов приедет. Теперь уж надо его дождаться. Хотя бы из вежливости.
— Еще чего! — буркнул Сквира. — Преступника разве не положено допрашивать по горячим следам?
— Так ведь врачи не дают…
— Плевать на врачей!
— Ну да, — неуверенно проговорил Козинец. — Вам, конечно, теперь все можно, а с нас стружку снимут…
Сквира вздохнул.
— Учителя из багажника вызволили? Допросили?
— Все подтвердил. И что Квасюк ему весной радиоактивную золотую цепочку приносил, и что интересовался, как счетчик Гейгера работает, и что вчера потащил его в школу со стадиона, а потом камнем по башке стукнул. Кстати, и физика врачи в больницу забрали. Тоже где-то у вас сейчас лежит…
Сквира оглянулся. Квасюка, конечно, держали где-нибудь в изолированном блоке, а вот учитель должен быть здесь, в хирургии, в одной из этих палат.
— Марта Фаддеевна найденные альбомы уже смотрела?
— Так… — Козинец замялся.
— Что? — капитан напрягся, не понимая, чем вызвана пауза.
— Она тоже… у вас … в больнице…
— Зачем? Ее же по голове не били. Это модно теперь, что ли, в больнице лежать? — усмехнулся Сквира.
— Инсульт у нее, — ответил Козинец.
Улыбка сошла с лица Северина Мирославовича.
— Собственно, ее минут через сорок после вас скорая забрала. Лежит в реанимации. Состояние удовлетворительное. Больше ничего не известно.
Капитан растерянно молчал.
— Утром допросили Богдану из фотоателье, — неуверенно продолжил Козинец. — Она опознала счетчик Гейгера и подтвердила, что видела его у Квасюка. Потом мы отправили в Луцк польский ящик из дома Рыбаченко — пусть эксперты посмотрят, может, подтвердят, что золото оттуда. Фотографии Квасюка переслали в Киев, чтобы покупатели ювелирных изделий смогли его опознать… В общем, заговорит он или не заговорит…
— Не заговорит, — с уверенностью сказал Сквира. Перед глазами стояло стянутое ледяной решительностью лицо фотомастера. Капитан помолчал немного, слушая низкое гудение в трубке. — Ладно. Не буду вас отвлекать. Звоните, если что.