Страница 62 из 71
Королева внимала ему молча. Он слышал ее легкое дыхание. Так дышат спокойные, всем довольные люди. Потом, неожиданно, она коснулась его локтя:
- Пойдемте со мной, священнейший примас. Они вышли через боковую дверь на галерею. Тут Беатрикс улыбнулась:
- Священнейший примас, вы ездите верхом? Сегодня чудный день. Мы прекрасно могли бы поговорить о делах в седле, и вы бы огляделись. Меня обычно сопровождают только рейтары, у них любопытство иного рода, чем у моих приближенных, они смотрят лишь на придорожные кусты.
- Да, да, конечно, я езжу верхом.
Он не переставал удивляться про себя. Обыкновенная молодая женщина, высокая, неважно сложенная, близорукая, рыжеватая. Она слегка улыбалась чему-то, и казалось, что между ними идет разговор, хотя на самом деле они шагали молча и довольно быстро.
На дворе перед конюшнями их ждали рейтары и конюх с высокой темно-гнедой лошадью под женским седлом.
- Лошадь священнейшему примасу. - Королева остановилась посреди двора и подняла глаза на солнечно-белые башни: - Ах, какой день! Просто чудесный!
Привели лошадь для гостя, и Беатрикс живо повернулась к нему:
- Вы, конечно, поможете мне сесть...
Он намеревался лишь поддержать Беатрикс под локоть и не ожидал ощутить на своих руках нежную тяжесть ее тела, поэтому с некоторым трудом приподнял королеву к седлу. Садясь на лошадь, запоздало усмехнулся этой уловке опытной развратницы.
Она ехала, нимало не смущаясь тем, что вырез велик и платье обтянуло колени, щурилась на солнце, видимо нечастое в Хааре, с наслаждением подставляя ему лицо.
Комес Таббет продолжал украдкой ее разглядывать. Он заметил, что она уже начала наливаться нездоровой полнотой, которой подходят только несвежие простыни той постели, где делают все вместе: едят, спят и блудят.
- Вы любите лес? - спросила она.
- Да, люблю. Он успокаивает.
- Мы сейчас едем в лес. Мне очень нравится там бывать. Никто не мешает...
Сходившие с дороги простолюдины неспешно снимали шапки и кланялись.
И опять вспомнилось: у него на родине вилланы при встрече с королевским кортежем валились ничком в грязь, воя нечленораздельно. Лица всадников с густо подведенными глазами приводили их в ужас. А здесь простолюдины только снимали шапки и кланялись. А дворяне висели на собственных воротах.
Королева обернулась к нему:
- Коронное аббатство Занте-Мерджит по правую руку. Раньше все вдовствующие королевы собирались здесь и жили в печали и покое. Ну а меня не сочли достойной.
Она засмеялась и хлестнула коня. Гость ухмыльнулся. Все же знают, что она стала королевой благодаря ловкому заговору. А враги ее захлебываются дурной кровью в Сервайре. За это ее и прозвали Кровавой. Поговаривают, что она ходит смотреть, как пытают дворян, и, мол, с плетью управляется не хуже, чем обученный палач. А еще вспомнилось, что ей всего двадцать лет и что у нее двое детей, которые оставлены на попечение нянек и позабыты за распутством.
Когда она заговорит о деле?
Лес уже обступил дорогу, воздух стал душист и легок, копыта стучали мягче по усыпавшим вымостку сосновым иглам. Королева осадила коня, они съехали с дороги и углубились в лес.
- Здесь красиво, правда?
Она теперь не щурилась. Глаза смотрели открыто.
- Да, ваше величество.
- Вам нравится эта земля? Кто-то говорил мне, что она похожа на Венткастинд?
- У вас больше золота во всем, даже в траве, в облаках...
- Вам хотелось бы здесь остаться?
- Любая земля хороша, если над тобой не занесен кинжал, ваше величество.
- Здесь над вами не будет занесен кинжал, если мы станем друзьями.
- Я надеюсь заслужить эту честь, ваше величество. Они подъехали к речке.
- Помогите мне спешиться, - попросила королева, вынимая ногу из стремени. Он спустил ее наземь, снова с волнением ощутив в ладонях горячую и мягкую тяжесть ее тела. Она села на поросший осокой бугор и показала ему место рядом с собой.
- Вы получите убежище, защиту и покровительство, все, о чем просили. - Он вздрогнул, так нежданно изменился ее голос, да и лицо ее стало строже: - Вы все получите. Вы непременно будете приближены к престолу, ибо недостойны прозябать. Теперь задавайте мне вопросы. Много. Какие угодно. Полагаю, они у вас есть.
Таббет почувствовал на лице ее острый, ощупывающий, почти щекочущий взгляд. Вопросы вылетели из головы. Некоторое время он бессмысленно смотрел на нее. Она неслышно и сильно, как зверь, вдохнула душноватый запах смолы. В ее пальцах появилась мерцающая хрусталика. Солнечный луч падал на ее лицо, золотил подвитые локоны и пушок на скулах. Комес начал почтительным тоном:
- Ваше величество. Прошу вас просветить мое невежество относительно Этарет. Кто они? На пути сюда...
- Мне было доложено... - дала она понять, что знает о случившемся в пути.
- ...Я слышал, что они не люди и таковыми себя не считают. Как это следует понимать?
- Да. - Хрусталина завертелась в пальцах, и на щеке ее замерцали блики. - Да, они полагают себя выше людей. Поэтому взяли себе за правило всех презирать. Они даже в Бога не верят. У них есть Сила, которая превыше всего, а они - то ли ее избранники, то ли ее создания. Сила эта ведет их через мир, который, как они считают, может быть полностью подчинен посредством магии. В их представлении мир - большая сеть. Можно изменить в нем что угодно по желанию, если дернуть за нужный тяж. На это и есть магия Силы. Ею худо-бедно владеют все. Но есть посвященные, которые подобны узлам в этой сети - к их рукам сходится много веревок. Что еще? Вообще все они такие высокомудрые, благородные, доблестные, чистые духом, прекрасные телом, справедливые - словом, светочи совершенства. Кладезь рыцарских и прочих добродетелей. Стражи мира. Воины света. Подскажите мне еще что-нибудь из рыцарских романов, примас, у меня более нет слов! - Тут она криво усмехнулась, а еще через миг ее лицо стало подобно бронзовой маске, размеченной тонкими властными морщинками.
- За что вы их ненавидите?
- О, за все то самое! За чистоту, за добродетель, за мудрость, которая никогда не ошибается, за тайны, что они хранят, за учтивость, что у них в крови, за благородство - ее голос теперь звучал гневно и насмешливо, в глазах горела ненависть: - За все, чего у меня нет и быть не может! - Она упивалась своим язвительным запалом и была той самой, о которой стали шептаться все Святые земли. Потом замолчала. Стало слышно, как шумят деревья.