Страница 7 из 83
В комнате темно cлишком, слишком...
Много пустоты, я стал лишним.
Григорий Лепс, Ирина Аллегрова «Я тебе не верю»
Тринадцать лет назад.
Темно и холодно. Пытаюсь открыть глаза, но нихрена не получается. Как будто веки слепили воском: жжет и невозможно разодрать. Тру их костяшками пальцев и чувствую, как что-то липкое стягивает пальцы. Все еще слепой, нюхаю ладони. Резкий металлический запах словно атомная бомба стирает все рецепторы, смывает все другие запахи, оставляя только один, что преследует меня вот уже херову тучу дней. Кровь. И это, блядь, нихрена не смешно, потому что я каким-то седьмым, почти звериным, чутьем знаю — это не моя кровь. И даже демоны внутри странно притихают, настороженные таким поворотом событий.
Мотор в груди отсчитывает секунды, пока я тщетно пытаюсь разлепить веки и восстановить цепочку событий. И только после сотни ударов соображаю — в голове пустота, гулкая, темная, что черная дыра. И это нисколько не радует, потому что я никогда ничего не забываю и не выпадаю из реальности. Так уж устроен мой чертов мозг. И то, что сейчас я не могу выдрать из него хотя бы долю событий — пугает до чертиков. Но я пытаюсь, остервенело растирая воспаленные глаза. Тру, тру, пока из-под слепленных век не выползают слезы. Они обжигают сильнее, от боли заставляя меня ругаться вполголоса, но размачивают то, чем слеплены веки. И спустя долгие минуты я, наконец, перестаю быть слепцом. И хоть мир все еще вязок и размыт, я вижу очертания маленькой кухоньки, небогатой, но чистой. И память взрывается ослепительно ярким видением…
... Я жму кнопку звонка и мне открывает дверь невысокая брюнетка.
— Привет, Руслан, — натянуто улыбается она.
И меня коробит от этой улыбки: неестественной, словно вылепленной из воска и прицепленной не на те губы. Дергаю плечом.
— Говори, — требую, потому что злость скалит звериную пасть, а демоны рвутся со своих цепей. И мне все сложнее сдерживать их: они в своем праве, им нужна кровь и плевать, чья.
— Может, войдешь? — она делает приглашающий жест и, видя мое сомнение, тут же добавляет: — Здесь слишком много любопытных глаз, — и кивает на соседскую дверь. И я замечаю, как темнеет глазок за обитой дермантином дверью. Киваю понимающе и переступаю порог, хотя по большому счету мне плевать на свидетелей и лишние уши. Мне нужны только имена тех, кто изнасиловал мою сестру. Только имена.
— Проходи на кухню, — говорит, закрывая за мной дверь, и я краем уха улавливаю дрожь в ее голосе. — Чай? Кофе?\
— Послушай, Люся, — имя само ложится на язык, хотя я точно знаю, что до этого встречался с этой девицей не более трех раз, хоть она вроде как и была лучшей подругой моей сестры. Но Славка так часто и так много о ней говорила, что я знаю, если не все, то большую часть подробностей ее жизни. Например, что Люся живет с бабушкой, которая сейчас лежит в больнице после инфаркта. Отца у нее никогда не было, а мать бросила ее ради нового ухажера и никогда не интересовалась судьбой дочери. Встряхиваю головой, отгоняя мысли. Не нужны они сейчас. — Мне нужны только имена.
— Да-да, конечно, — поспешно соглашается она и прижимается к стене в неконтролируемом страхе. — Имена…
Разворачиваюсь, затылком почуяв опасность, и встречаюсь с холодным взглядом в прорези черной маски.
— Сука… — последнее, что слетает с моих губ перед жалящим укусом в бедро. И реальность проваливается в черную дыру…
… — Сука, — повторяю сквозь зубы. Надо же было так меня приложить. Зато теперь я точно знаю, что эта сучка причастна к нападению на мою сестру. И я из кожи вылезу, но найду эту тварь. Найду и…
Взгляд проясняется. Рассыпающаяся, что паззл, картинка складывается в целое и я не сдерживаю ругательства. Уже никого не надо искать.
Она лежит у моих ног. Голая, исписанная порезами, как полотно алыми мазками. Ноги ее широко раскинуты, а руки сложены на груди, прикрывая те ладонями. Черные волосы утонули в луже багровой крови, а мертвый взгляд устремлен в потолок.
И я ловлю себя на дикой и совершенно неуместной мысли, что убийца — талантливый художник. Целую композицию сотворил, не забыв пару неожиданных мазков в виде отпечатков моих рук на бедрах. Перевожу взгляд на испачканные в крови руки и чувствую, как тошнота спазмом скручивает желудок.
Не хватало еще наблевать тут. Вот будет радость ментам, когда те нагрянут. При мысли о служителях закона тошнота застряет горьким комком в глотке и я осторожно встаю с пола, на котором так удачно себя обнаружил. Спасибо хоть не на мертвой девице. Покачиваясь, обхожу тело, стараясь не вступить в кровь, которая повсюду: темной рекой окружила труп. Попутно шарю по карманам в поисках телефона. Тот находится в брюках.
В ванной, куда я добираюсь на деревянных ногах, открываю до упора кран. Ледяная вода обжигает, но приносит облегчение, когда я сую голову под тугую струю. Потом руки, тщательно смывая с них кровь. Делаю несколько жадных вдохов и длинных выдохов, обтирая руки о брюки. И только потом набираю номер.