Хищева невеста

Пока к пещере Чудищной возвращалась, ягод еще в подол насобирала. Ягодами этими сама перекусила — вчера ни росинки маковой во рту не было — а зайца для Чудища оставила. Голодный муж вернется, а жена должна уж ужин приготовить. Тяжко Пёсе без ничего жить — только за ножом потянулась тушку заячью разделать — вспоминает, что ни ножа у нее, ни котелка, соли — и той нетути. Трав только пряных набрать удалось.

В заботах день проходит — шкуры волчьи, что Чудище домой притащило, Пёська в речку окунула, шерсть промыла, на ветках развесила, чтоб высохли на солнце, веткой острой кое-как от плоти оставшейся звериной почистила. Головы звериные даже трогать не рискнула — Зверя это, нельзя жене в вещи мужнины лезть. Солнышко уж к горизонту клонится, тревожится Пёся — вдруг Чудище ее с охотниками столкнулось, вдруг зверям на зубы попало?

Напрасны тревоги Пёськины оказались — спрыгнуло с дерева тяжело Чудище, шатается, как пьяное. Бросилась к нему Пёсенька… А Чудище ее вдруг как под мышки подхватит! Покружил он девку, на ноги поставил — доволен, видать, без меры. Сбросил со спины связку какую-то, а потом жене показывает, шипит да жвалами щелкает. Взглянула Пёся — и крик едва сдержала. Девять черепов, словно яблоки на нитку нанизанные, Зверь супружнице своей кажет. Но справилась со страхом своим девка, присмотрелась — ни одного знакомого. Сердечко снова защемило сладко — какой же муж у нее хороший! Коли взял жертву — так больше на деревню не нападает!

— Воин ты великий! Никогда такого храброго и сильного я не видела! — Ласково говорит ему Пёся. Плечи Чудище расправило, грудь — колесом, рассказывает ей что-то, захлебываясь.

С другого плеча свалил тушу оленью небольшую, супруге своей предлагает. Не растерялась Пёся:

— Ножа-то у меня нет, а рвать когтями не умею я!

Нахмурился Зверь, замолчал, смотрит подозрительно. Смутилась Пёся. И вдруг… Вытаскивает из ножен на поясе нож большущий Чудище и супружнице своей протягивает. Потрошить-то зверей не сложно — давно навострилась Пёська и свиней колоть, и овец резать — норовили люди всю работу гадкую и грязную на дочь седьмую свалить. Потроха девка вычистила, с ребер лучший кусок филейный срезает. Костерчик, камнями укрытый, слегка распалить, поджарить с барбариса ягодами — и мужу предложить!

Тот от черепа чужого оторвался, смотрит на мясо удивленно. Однако взял, в глотку закинул, жвалами себе помогая. Прижмурился, вылизывается, как котик, сметаны умыкнувший, на жену с восторгом смотрит. Снова поклон Пёськин передразнивает.

— Не сложно приготовить! — Смущенно улыбается Пёся. — Кушай на здоровье!

Еще раз мурлыкнул благодарно, нож свой забрал, опять череп чистить взялся. Закатывается Солнце, в сон Пёсю, оленины наевшуюся, ягодами и хлеба свадебного последним куском закусившую, клонит. А Зверь словно и не утомился — чистит и чистит черепа. Наконец, когда Луна уж светом своим лес посеребрила, закончил — волчьи черепа да человечьи, в пещеру забирается. Встала Пёся у порога, мнется. Можно ли войти? Увидел ее колебания Зверь, фыркнул, лапой махнул, приглашая. Вошла к нему Пёся. Лежанка в углу шкурами укрытая — и черепа!

Завалился Зверь на лежанку, на живот лег. Рядом Пёся аккуратно присаживается. День да ночь прошли — а спина у Чудища зажила вся, только шрамы тонкие да легкие остались. Дивится этому жена чудищная, спину звереву легко поглаживая, полосочки светлые осматривая.

— Ох и живучий ты, Чудушко мое!

Ворчит Чудище одобрительно, позволяя рукам девичьим спину свою гладить. Потом на бок ложится и к себе под живот девку укладывает. Проворчал что-то, и глаза диковинные закрыл. Да и Пёся почти мгновенно в сон провалилась.

====== VIII. Гости всякие и разные ======

Просыпается Пёся на рассвете — солнышко уж легонько лучиками девичьи пятки босые щекочет. Нет в лесу петухов, не будит ее никто. Хорошо самою себе хозяйкою быть, мужу лишь кланяться, ворчания злобного не слушать! В пещерке туман утренний клубится, за ноги голые Пёсю хватать пытается. Но не зябнет девка — муж, словно печка, горячий, сопит сонно и к себе прижимает — не шевельнуться. Улыбнулась Пёся, Чудищу в лицо своему заглядывая. Расслабился он слегка, спит спокойненько с женою рядом.

Какой же он! Вроде и страшный, словно Боги Изначальные ящерицу да паука между собой соединили, помешали, а потом на ноги человеческие поставили и отпустили. Но вот чего Боги ему не пожалели — так разума его, острого, хоть и странного. Да доброты вволю отмерили. Коли б деревенскому какому жена попалась, не говорящая, да не понимающая — он бы точно колотить начал, чтобы понимать научилась. А Чудище, хоть и Зверь лесной — а ещё ни разу руку на нее не поднял, наоборот, обогрел да к себе поближе уложил!

Вылезти аккуратненько, чтоб мужа не будить, Пёся попыталась из-под лапы его. Но только двинулась супружница зверева, тут же глаза свои странные Чудище открыл, глянул слегка сонно на девку. Замерла на миг Пёся, засмотревшись — впервые так близко увидела их и рассмотреть смогла. А ведь глаза-то у него почти человечьи, глубоко посаженные, зелёным светятся, но человечьи — разум в них плещется не звериный, мысли мелькают да чувства разные.

Проворчал что-то Зверь, зевнув от души, и на Пёську смотрит вопросительно.

— И тебе доброе утро! — Подумалось почему-то Пёсе, что про ночь прошедшую ее спросили. — Горячий ты, как камень на Солнце нагретый — давно так сладко не спала!

Вздохнул Зверь, глаза закатив, лапу убрал и машет, мол, иди отсюда! Ну чисто бабушка Ивушка, когда дела Пёськины сделаны и идти гулять ей можно. Дважды предлагать Пёське и не надо — встала, рубашечку поправив. На секунду снова на мужа своего засмотрелась.

Сидит Зверь, череп один взял, в пальцах крутит, когтем длинным, черным узор какой-то режет по кости. Не удержалась вдруг Пёся — подошла к нему быстро и — чмок мужа в бровь крутую, только щетина черная да острая губы и кольнула — и вон из пещеры, порыва своего смутившись. Зашипел ей вслед муж о чем-то, удивленно, кажется, но не оглянулась Пёся — стыдно перед самой же, что в Зверя страшного влюбилась, что девчонка сопливая, малолетняя. К сказкам любовь до добра не доведет!

До реки Пёся добралась, поуспокоилась немного. Водицей студёной в лицо плеснула, умываючись, в сторону деревни своей пошла, ягоды в подол оборванный собирает, песенку негромко под нос поет.

— Пёська!

Вскинулась девка — а к ней Чуж, словно лучик солнечный, метнулся быстро, обнял за живот. Удивилась Пёся, аж слезы на глаза навернулись от счастья — важна она кому-то хоть была! Обняла в ответ мальчонку.

— Ты что в лесу-то делаешь, Чужик?

— Тебя ищу, чего ж еще-то? — Гордо фырчит паренек. — Подумал я, что сказки это про чудовищ всяких! Решил тебя найти вот, и обратно привести! И пусть видят — не нежить ты, а Пёська обыкновенная! Ты как из пут-то выбралась?

Засмеялась девка.

— Не сказки это, Чуж! Муж у меня и правда Зверь лесной — он меня от веревок и освободил.

Глаза у Чужа — словно два рубля золотых.

— Так не врут сказки?!

— Не врут! — Кивает Пёся. — А ты домой беги — не любит муж мой гостей! Не говори никому, что живая я, лады?

— Но почему ж не сказать-то?

— Решат, что нежить ты, раз меня видел! — Пугает мальчонку Пёся. — Ни слова! Наш секрет, лады?

— Лады… А может, ты меня с собой заберешь? — Вопрошает Чуж. Взлохматила волосы парнишки рукой девка.

— Не могу, Чужик, не возьмет тебя любимый мой! Давай, беги домой скорее!

Убежал Чуж — только пятки засверкали. Засмеялась тихонько Пёся и домой возвращается. Села на камень у реки, ягоды собранные по одной клюет. И вдруг — слышит шепот человечий:

— Девица-красавица…

Оглянулась Пёся, не увидела никого.

— Под дерева корнями я! — Снова слышит Пёся. Присмотрелась к иве, на берегу растущей — и правда, сидит ребятенок смуглый, черноголовый, к траве жмется, мешок какой-то на спине болтается.

— Кто ты? — Пёся вопрошает. — Уходи! Тут Чудище живёт.

— Да знаю я, девица, про Чудище! Как звать тебя мне?