Страница 10 из 22
— Пёсей кличут, а ты кто таков будешь?
— Дубком зовут, — кивает неустанно мальчишка, оглядываясь.
Нос Пёся морщит — поняла уж, откуда прибежал. В лесу давно, аж до того ещё, как предки Пёськины сюда пришли, жили тут укуйники, как звери дикие, в лесу — в холмах пещеры рыли, рыбачали да зверье били, не сеяли, не пахали, животину полезную не водили. Дикари, что и скажешь!
Улыбнулась мысли своей Пёся — а ведь и она сейчас не лучше живёт. Вместо избы — пещера, вместо коровки с молочком да творожком — оленя туша…
— Зачем пришел, укуйник?
— К тебе пришел, хозяюшка! — Кланяется, как может, Дубок. — Просить пришел!
— О чем?
— Благодарность нашу мужу своему передать! — Улыбается во весь рот укуйник. Вытащилась на него Пёся.
— Откуда знаешь, что за Зверем я замужем?! И как узнал, где пещерка наша?!
— У нас-то глаза по лесу всему есть! Видели мы, как в жертву тебя ему принесли, как тебя сюда он приволок.
— А благодарность за что? — Не удивляться решив, спрашивает Пёся. Оскалился Дубок.
— Люди злые вчера пришли! Все разграбили, шкуры забрали, жемчуг отняли, еду загребли, даже предков черепа забрать хотели! Грабители, как есть! Мужчины на охоте были почти все, а много ль девки отбиваться смогут? Снасильничать Шойку попытались — бой-девка, одного так скалкой отоварила… А муж твой дивный увидел, как обижают нас — и налетел с ревом да рыком на злодеев! Я сам под домом прятался, видел в щелочку, как начал он с разбойниками гадкими махаться! Всех перебил, головы у них отрезал, кожу снял да на ветку тела рядочком и развесил! Наверно, чтоб знали все — село наше под защитой Чудовища лесного!
— И что ж? — Обиду в душе чувствует Пёська, злость да ярость кислую. — Тоже девку пожертвуете? Шойку эту вашу отдадите?
— Не-е-е! — Ухмыляется Дубок. — Не слепые чай! Любишь ты Чудище свое, а девки наши — боятся только, ревмя ревут, не желают в лес идти, с чудищем жить! Не будет счастья семейного, коль жена мужа боится! Так что мы собрали, что могли — и тебе принесли! Не знали, что дарить, так что всего, что было, притащили. А ты уж сама время да подарок подходящий найди, мужа от нас поблагодарить!
И мешок свой заплечный Пёсе протягивает. Взяла девка, кивает:
— Отблагодарю, слово даю!
— Вот спасибо, Пёсенька, девица-красавица, хозяюшка лесная! — Радуется Дубок. Расцвела от похвалы Пёся, улыбается, кивает.
— А не страшно ли к зверевой жене идти было?
— А мне-т чего бояться? — Хихикает укуйник мелкий. — Известно всем — детишек младых, стариков старых да девок красных не трогает Чудище лесное, а ты и вовсе человек обычный, голову не откусишь!
— Ну спасибо тебе и племени твоему, Дубок, от меня, и от Чудища за жертву вашу!
Засиял укуйник, снова поклонился и прочь кустами пополз. Раскрыла мешок Пёся — и крик счастливый еле сдержала. И горшочки глиняные, и ножи острые, ниток моток, холста свёрток, мехов — пук целый… Видать, все ценное в деревне собрали да принесли, за спасение благодарить. Даже солюшки в мешочке немножечко есть и трав сушеных, для лечения подходящих положили!
Вот и вышло — как вылез из пещеры Зверь, с черепами вражескими наигравшись, так и встретил его запах вкусный, на углях мяса с приправами в горшочке томящегося. Пёся и сама успела слюною три раза захлебнуться, пока готовила.
— Отведай, родной мой! — Мужу на блюде деревянном, укуйниками притащенном, кусок здоровенный оленины горячей Пёся протягивает.
Обнюхал мясо Чудище, язык свой длинный вывесил, лизнул осторожненько, подливу пробуя. Глаза вытаращил удивлённо — и как на мясо набросится! Смех Пёся едва сдерживает — сразу видно, не было жены ласковой да заботливой прежде, не пробовал он еды горячей и вкусной.
Доел он — и жену как притянет к себе поближе! Поднял, устроил на колене, мордой в волосы ткнулся, заурчав тихонечко. Чувствует Пёся, что тает сердечко девичье от ласки такой неуклюжей, душевной и искренней. В ответ прижалась к мужу своему… И поцеловала всё-таки в кончик жвала страшного. И не противно вовсе оказалось!
====== IX. Битва ======
Перед сном Шуш думал о самке. Много думал. И никак не мог прийти к определенному выводу относительно всего этого положения. Ему нравилась она, нравилось то, как она охотилась, но… Она уманка! А потянет ли она спаривание с яутжа — вдруг у нее половой аппарат устроен по-другому? Или он просто… Так сказать, порвет ее? А возможны ли у них общие потомки? Обманывать самочку, обещая ей детей, чтобы в конце концов оказалось, что она не сможет от него родить? Фу, гадость какая! Если воин бесплоден — он никогда не будет претендовать на самку. Зачем ему занимать женщину, если он не сможет оставить потомство?
В итоге, вместо того, чтобы спокойно спать и набираться сил перед новой охотой, Шуш полночи потратил на изучение уманской анатомии из типового справочника о них, сохраненного в маске. Узнал, кстати, много чего интересного. Пожалуй, не порвет… Но определенно, это будут невероятные ощущения. Шуш потряс головой и принялся за генетику, начав крутить варианты сочетания человеческой яйцеклетки и яутжийского сперматозоида. В итоге, согласно расчетам вышло, что ребенок у них вполне может получиться, с черными волосами вперемешку с рецепторами, зачатками жвал, редуцентами когтей и частично чешуйчатых. Однако ребенок должен быть великоват для вынашивания человеческой самкой. Но его самка была очень высокой для своего вида и широкобедрой (какие бедра, ах!), так что скорее всего она спокойно выносит и родит ему ребенка…
Шуш тряхнул головой. Он не имеет права претендовать на ребенка уманки! Он может один раз помочь ей с оставлением потомства, но ребенок не будет считать его отцом, а Шуш его — сыном! Яутжа завертелся на своей лежанке. Пёся зайти в пещеру не захотела, устроившись на улице, хотя Шуш уже был не очень против — она вела себя вежливо и… Какую она ловила дичь, ммм… Вот бы она устроилась рядом… А потом, может, Шуш намекнул бы ей, что у них получатся очень сильные для ее расы дети…
В общем, выспаться Шуш не успел — все думал и анализировал. Выбравшись из пещеры с восходом местного светила, он потянулся изо всех сил, пытаясь разогнать усталость. Самка куда-то ушла, но стоило Шушу прислушаться, как он разобрал плеск воды — наверное, самка около реки. Лекарство от неправильных мыслей было одно. Шуш встал в боевую позицию. Вдох-выдох. Несколько минут Шуш молчал, не шевелясь, растворяясь в окружающем лесу, сливаясь с природой, готовя себя к полноценной тренировке. Прыжок-удар-блок-прыжок-удар! Тренировка началась. Шуш впал в боевой транс, чувствуя, как по телу растекается блаженство физических нагрузок. Он прыгал, бил наотмашь, заставляя мышцы звенеть от напряжения. Так как Шуш выбрал самую тяжелую тренировку из всех возможных — уже через двадцать минут он почувствовал легкую, приятную усталость и плавно всплыл на поверхность сознания, пробуждаясь от боевого транса.
Самка стояла на краю поляны и смотрела на него, приоткрыв рот. Шуш немного смутился — никто прежде не смотрел за ним во время тренировок. Как будто он сам не знает, что порой может совсем задуматься во время тренировки и вместо разминки начать выписывать что-то похожее на танец. А ведь танцевали только перед самками, которые согласились на спаривание! И то не всегда! А он, увлекшись, мог начать приплясывать просто так! Позорище!
Уманка что-то мурлыкнула (Шуш мимоходом удивился тому, что изначально ее голос казался неприятным и даже раздражающим, а сейчас уже — вполне милый) и протянула ему добычу, похожую на вчерашнюю. Шуш с удовольствием проглотил и пару раз моргнул, внимательно разглядывая самку. Она была вся зеленая от холода, а одежда и вовсе фонила синим — едва-едва рассмотреть можно было на фоне окружающего леса. Не дело — заболеет еще! У уманов довольно хлипкая иммунная система.
Шуш увеличил обогрев на своей сетке, сделал к самке шаг и поднял на руки, прижав к груди, словно детеныша, который еще не может ходить — возился он пару раз с такими. Сначала уманка испугалась, но потом даже расслабилась, почувствовав тепло. Шуш про себя усмехнулся — кажется, ей нравится. И в этот момент самочка применила запрещенный прием. Она обвила его руками за шею. Да, рецепторы только мимоходом скользнули по ее запястьям, но и этого хватило, чтобы исторгнуть из груди самца утробный рык удовольствия. Лапы сами, против воли принялись скользить по соблазнительно-хрупкому телу, по роскошным изгибам, по шелковой шкурке, которую так и хотелось слегка царапать и вылизывать…