Подлунное Княжество

Беовульф застыл, широко расставив ноги. Лицо его покрыл слой пыли смешанной с потом и кровью. Половина волос на голове стояла торчком, половина висела грязными сосульками. При каждом вздохе, грудь вздымалась так, что начинали трещать металлические кольца на кольчуге. При выдохе из его горла вырывался такой хрип, что лошади нападающих испуганно отскакивали в сторону. Северянин вращал над головой исполинскую секиру, но скорее по инерции, а не от избытка удали.

Люди Майка, несмотря на подавляющее численное превосходство, так и не решились на схватку. Они держались на почтительном расстоянии от залитого кровью лезвия, ограничиваясь робкими наскоками и тем, что отгоняли верного коня от, не желающего никак умирать хозяина. Однако их наскоки становились всё более чувствительными для Беовульфа. Лёгкие сабли всё чаще дотягивались до незащищённых рук, шеи и лица северянина. Пока это были только царапины, но капля камень точит. Торопиться некуда. Рано или поздно, человек, оскорбивший молодого Дона и убивший старого, рухнет на землю от потери крови, и тогда уж в дело вступят морлоки — новые жители Новойарка и добрые друзья молодого Дона. Наступит и черёд чужака с громыхалками, что пришёл на подмогу северянину.

Всё шло именно к этому, когда Карма вцепилась в брюхо коня одного из нападавших. Обезумевшее от страха и боли животное скинуло седока и умчалось прочь. В то же мгновение среди людей Майка оказался Ратибор. В одной руке всадник держал несмолкающий револьвер, в другой сверкала подобранная с земли сабля. Один, другой… пятый человек вылетал из седла, когда раскалённый свинец впивался в его тело. Левая рука всадника рубила крест-накрест, вдоль и поперёк. Секунда и Ратибор с ног до головы забрызган кровью. Он не сражался подобно Беовульфу, врастая в землю и принимая на себя удары. Сабля всадника и его растрепавшиеся на ветру волосы мелькали то там, то здесь. Грохот револьвера звучал отовсюду.

Телохранители Майка и нанятый им сброд дрогнули. Они шли на содержание к Дону, чтобы выколачивать долги из непонятливых купцов, наступать на хвост слишком уж строптивым простолюдинам, показывать удаль на одиноких чужестранцах… Но подобное! Нет, они не договаривались сражаться с людьми, которые плюют в лицо смерти, лезут в одиночку против толпы. Пусть с ними Дон сам разбирается. А для них и у Горбатого местечко найдётся. Такие мысли всё чаще и чаще проскальзывали у избиваемых Ратибором вояк. А уж когда, Беовульф каким-то чудом взобрался на прорвавшегося к нему жеребца и с рёвом ринулся в бой, удальцы, позабыв обо всём, пришпорили коней и, обгоняя ветер, помчались куда глаза глядят. На Доне свет клином не сошёлся. Много влиятельных людей, готовых принять на службу молодцев, коим семерым — один не страшен.

Беовульф кряхтя слез с коня. Кое-как стянул кольчугу и пропитанную потом вязаную рубаху. Вся его широкая грудь была покрыта чёрными кровоподтёками.

— Глянь-ка, — обратился он к Ратибору, — меня со спины не проткнули, а то я сейчас ничего не чувствую.

— Синяки только, — всадник поморщился — спина северянина разукрашена пострашнее груди. — Ты как, вообще?

— Жив, — Беовульф выжал рубаху и со стоном натянул её на своё тело, — но это, как говорится, болезнь недолгая… Выручил ты меня.

— Ей спасибо скажи, — Ратибор кивнул в сторону собаки. Животное неподалёку облизывало пропитанную кровью землю.

— Ты что творишь, мешок с блохами?! — гаркнул Беовульф. — Прекратить!

Собака глянула на северянина. Её карие глаза были полны восхищения. Животное припало к земле и поползло к человеку, заискивающе поскуливая. Обрубок хвоста ходил из стороны в сторону с невероятной скоростью.

— Ээээх! — Беовульф присел на корточки, его массивная ладонь легла на широколобую, рыжебровую голову собаки. — Кровь врагов пить — обычай старинный, — он потрепал обвисшие уши, собака зажмурилась от блаженства. — Но они же трусы… Их кровь хуже отравы. Думать надо! — разомлевшее животное перевернулось на спину, подставляя северянину розовое, безволосое брюхо. — Откуда ты только здесь взялась?

— Её Карма зовут, — сообщил Ратибор. — Она тоже с той повозки.

Услыхав своё имя, животное одарило всадника подозрительным взглядом, потом, признав в нём, человека застрелившего вождя морлоков, неторопливо подошла поближе, вяло махнув обрубком хвоста, лизнула руку Ратибора. Выполнив обязанности собачьего этикета, она вернулась к Беовульфу, села почти вплотную к его ноге, обнажив в счастливой улыбке крепкие зубы и свесив розовый язык.

— А у тебя здесь немало знакомых, и все бабы. Одна другой краше, — ладонь Беовульфа снова легла на голову собаки. Карма блаженно вздохнула.

— Этой вроде ты больше по нраву, — усмехнулся Ратибор.

— Родня, — северянин подошёл к одному из убитых и срезал с пояса кошель. — И мой род, и её от волков начало берёт. Только мы говорить научились и на двух ногах ходить, а её предки ерундой не занимались, — Беовульф деловито обыскивал следующий труп.

— Охота тебе с мертвяками возиться, — поморщился всадник.

— С паршивой овцы хоть шерсти клок, — ответил Беовульф, не отрываясь от своего занятия. — Я задарма драться не привык. Оружие у них поганенькое. Но кошельки туго набиты. Ценит, видать, нас молодой Дон. Я же не герой какой-нибудь. Это вам улыбки сварливой девчонки достаточно. А мы…

Северянин оторвался от обыска трупа и посмотрел на Ратибора.

— Зазноба твоя где?!

— Никакая она мне…

— Заткнись! Где девчонка?!

— Ну, — пыл боя схлынул, всадник сам не на шутку волновался о судьбе Светы. — В укромном месте… Я тебе помочь…

— Благородный дурак — хуже пожара! — Беовульф уже был рядом со своим конём. — Гони, что есть мочи! — скомандовал он, залетая в седло.

Ратибору ничего и не нужно было говорить. Он прекрасно понимал серьёзность положения. Бежавший противник мог ринуться в сторону девушки! Ратибор подхватил втоптанный в землю плащ и вскочил в седло. Каблуки всадника вонзились в бока лошади.

Несмотря на все старания, Ратибору так и не удалось догнать Беовульфа. Конь северянина словно и не побывал недавно в битве. Вороной жеребец нёсся, едва касаясь земли. Самое обидное, что и Карме удалось обогнать, выбивающуюся из сил каурую лошадку. Собака была похожа на огромный чёрный снаряд, выпущенный из огромной пращи. Она ни на шаг не отставала от коня дальнего родича.

Свету Ратибор заметил издали. Естественно, девушка и не думала прятаться в заросли. Она стояла на открытом месте, уперев одну руку в бок. В другой покачивался походный мешок Ратибора. Беовульф тоже увидел девушку. Убедившись, что всё в порядке, северянин придержал коня.

— Сейчас тебе достанется, парень! — сообщил он Ратибору. — Битва — мёдом покажется!

— Почему мне? — запротестовал всадник.

— Потому что я ей не нравлюсь, — просто ответил северянин. — По крайней мере, не так как ты… У меня принцесса простодушная, — он кивнул на трусившую бок о бок с конём Карму. Бока собаки тяжело вздымались, язык свесился почти до земли. — Что чувствует, то и говорит. Как умеет. Без всяких церемоний.

— Ошибаешься. Она к каждому моему слову придирается.

— К каждому, — повторил Беовульф. — С чего бы ей твоё каждое слово ловить?

— Да ну тебя! Мне сейчас не до этого!

— Человеку всегда до этого. Ты и Миры проходишь только ради этого. Чародея догоняешь ради этого. Живёшь ради этого. Не сгинь твоя Злата, стал бы ты великим мстителем?

— Глупости ты… , — Ратибор не успел возразить.

— Я ваши вещи сторожить не нанималась, — закричала Света, опустив мешок на землю. При этом девушка не посмотрела ни на Беовульфа, ни на собаку. Её взгляд сверлил Ратибора, и было в нём что-то такое, что девушка пыталась скрыть за нарочито грубым тоном.

— Явились, не запылились! — она упёрла вторую руку в бок, и всадник испытал робость, которой не было ни в одной битве. — Дурдом на прогулке! Пять минут назад пролетает куча придурков на лошадях. Я им кричу, где их ненормальный дружок с грязными космами и в вонючем кожаном плаще, а они — мимо! Пыль подняли, чуть не задохнулась! Ты где так изгваздаться умудрился? Мне ваши игры надоели! Вернись на время в двадцатый век и покажи, где живут нормальные люди!