Подлунное Княжество

— А ты разве не слыхал о Велесе — скотьем боге? — нарушила молчание озёрница.

Всадник покачал головой.

— Чудно… , — протянула Кувшинка. — Может ты из очень далёких земель. Хотя подруги мои, берегини — Сртибоговы дочери по всему Белому Свету летают… Они бы рассказали о таких диких землях.

— Слушай, а может, врёшь ты всё? — встрепенулся Ратибор. — Дуришь мне голову, как в прошлый раз. Тогда утопить меня хотела, теперь ещё что-то задумала… Какие-то боги, берегини, талисманы? Может схватить тебя за белую ручку, да оттаскать за космы, чтобы дури поубавилась?!

— Зачем мне врать? — пожала плечами озёрница. — Ты же теперь мой суженый! Хотя сёстры, вернувшиеся от людей, говорили, что у вас принято жён бить… Что же воля твоя, — она покорно склонила голову.

— Прекрати! — застонал всадник. — Какая воля?! Какая жена?! Ты можешь объяснить, что происходит? Почему я в озеро зашёл холостым, а когда ты меня чуть не утопила — превратился в жениха?!

— Это ты мне голову морочишь! — поджала губы Кувшинка. — Зачем тогда меня обманом на берег вытащил? — огромные глаза снова потемнели и наполнились слезами. — Надо мной теперь все сёстры смеяться будут! Не смогла смертного заманить — сама попалась. А он теперь ещё и признавать не хочет! — красивое личико скривилось в плаксивой гримасе. Через мгновение озёрница посветлела (Ратибор заметил, что она вообще не способна подолгу грустить) — А может, — в ставших прозрачно-голубыми глазах мелькнул лучик надежды, — ты действительно варвар из дальних земель? Тогда откуда у тебя талисманы? Кто тебе рассказал, как нас озёрниц обхитрить?

Ратибор понял, что этот разговор глухого с немым ни к чему не приведёт. Он, молча подошёл к кромке воды. Глянул на противоположенный берег. Походный мешок чётко выделялся на изумрудной траве. Хочешь, не хочешь, а плыть назад придётся. Взять мешок да подальше от этой непонятно что лепечущей девки. Тяжело вздохнув, Ратибор вошёл в воду. Обернулся к Кувшинке.

— Попробуешь меня снова утопить — истыкаю иголкой, шибану по башке талисманами и ещё по имени обзову! Ясно? — пригрозил он. Раз девчонка так всего этого боится, можно попробовать держать её в узде хотя бы такими — пустыми, по мнению всадника — карами.

— А ты куда! — поинтересовалась Кувшинка.

— Мешок-то мой сам озеро не переплывёт…  — буркнул Ратибор. — По твоей милости, между прочим, про него забыл.

— Тебе нужен тот грязный куль? — уточнила девушка.

Всадник кивнул. Обидно, конечно, но против правды не попрёшь. После блужданий по болоту, замечательный сшитый из толстой кожи тюленя походный мешок превратился в нечто бесформенное и пропитанное грязью.

— Я сейчас! — Ратибор и глазом не успел моргнуть, как стройное девичье тело соскользнуло со склонённого дерева в озеро. Без малейшего всплеска! Даже волны почти не было! Всадник только заметил, как в глубине сверкнуло серебряной молнией чешуйчатое платье.

Через минуту девушка протягивала Ратибору походный мешок. Всадник как ни старался, так и не смог заметить, когда она вышла на противоположенном берегу и забрала его имущество.

— Держи свой куль, — Кувшинка торжествующе улыбалась. — Ты доволен?

Ничего, не ответив, Ратибор распустил узел на горловине. Высыпал содержимое на траву. Схватил широкий длинный пояс из промасленной кожи. Расстегнул потайные замочки. Кувшинка ойкнула — пояс оказался с секретом. Ратибор разложил его подобно свёрнутому пергаменту.

— Нет, ты всё-таки хитрец, каких поискать, — произнесла она, заглядывая через плечо всадника. — Надо же такое придумать!

— Ничего я не придумывал, — отмахнулся тот, ощупывая содержимое многочисленных кармашков. — Кажись, ничего не промокло! — облегчённо вздохнул он через. — Такая штука у каждого всадника была, — пояснил Ратибор удивлённой озёрнице. — Заряды хранить, маслёнку, огниво.

Всадник проверил оставшиеся вещи. Всё не так уж плохо. Просушить на солнышке, и порядок. Но вот на мерзкую кучку того, что когда-то называлось мукой, крупой и салом смотреть не хотелось. Одно воспоминание о гадостной смеси, которую одурманенный болотными газами путешественник употреблял последнее время, вызывал приступ тошноты.

— Придётся пока поголодать, — предупредил себя Ратибор, закапывая испорченную провизию в песок.

— Ты голоден? — спросила Кувшинка.

— Не знаю, как дочери богов, — всадник почувствовал раздражение, — а мы, простые люди, кроме того, что с кулаками за жёнами гоняемся, иногда ещё и поесть не прочь. Есть у нас такая слабость.

— Подожди, — девушка исчезла в озере так же стремительно и бесшумно, как и в первый раз.

Появилась она гораздо позже.

— Заждался? — Ратибор затруднялся определить, что было шире — улыбка на бледных губах или пространство расступившейся перед стройными ногами воды. — Пришлось хорошенько порыться в кладовках.

Изящным движением Кувшинка раскинула на траве расшитую скатерть.

— Стоило, какую — то тряпку искать?! — буркнул Ратибор. — Была бы еда, а без подстилки… , — всадник больше не смог сказать ни слова — на узорчатой ткани одно за другим, прямо из воздуха, возникли дымящиеся яства. Ратибор, глотая слюну, наблюдал, как к его ногам упал жареный поросёнок с яблоком во рту, ароматный пирог, из недр коего выглядывала зубастая пасть щуки, соблазнительно, бесстыдно, с ума сводяще, благоухающий котелок с маслянистым бульоном из которого выныривали рачьи панцири и кружочки аккуратно порезанных грибов.

— Приятного аппетита, — улыбнулась озёрница, когда на скатерти появился запотевший кувшин свежесваренного пива.

— Не отравишь? — Ратибор уже вгрызся в свиную ногу. Нежное мясо таяло во рту, сок брызнул на скатерть.

— Дурень! — Кувшинка отвернулась.

— Шучу, — прошамкал всадник, разламывая пирог. Убийственный дух свежего хлеба и жареной рыбы, ударил в ноздри, приятно согрел пищевод и вторгся в желудок, заставляя поросёнка потесниться.

Пирог исчез так же молниеносно, как и поросёнок. Ратибор погрузил деревянную ложку — подарок Михеича — в ароматное варево.

— А ты никак постишься, — обратился он, к озёрнице, хрустя рачьим панцирем и пытаясь подцепить скользкий разварившийся боровичок. — Ты гляди — я за последнее время одичал — всё сожру и не покраснею! Не зевай!

— Я это не ем, — ответила озёрница.

— А что же ещё есть, кроме этого?

— Утренний туман, цветочный запах, озёрную влагу, страсть возлюбленного…

Ратибор в это самое мгновение поднёс кувшин к губам. Сделал глоток. Холодное, сводящее судорогой зубы и приятно обжигающее нёбо, терпкое пиво, предвещало неземное блаженство. После слов девушки, всадник поперхнулся напитком, коим не брезгуют и Боги. Пиво попало не в то горло, всадник закашляляся. Задыхаясь и ударяя в грудь левой рукой, он все-таки умудрился поставить кувшин на скатерть.

— Вообще ничего не ешь? — спросил он, переведя дух.

— Ем.

— Да с той ерунды и букашка лапы передвигать не будет!

— Все смертные так думают…

— Так ты действительно… Хотя… Скатерть чудная… Папаша твой и вправду Бог? — после сытного обеда мысли Ратибора стали тяжёлыми и малоподвижными, как в принципе и он сам. — Самый настоящий?

— О Род создатель! — девушка закатила глаза. — Сколько же с тобой терпения нужно, дикий варвар! Я же тебе о том с самой нашей встречи толкую! Или в твоих землях любая девушка может на парней морок наводить и в приданное скатерть-самобранку приносит!?

— Ну, морок не морок, а дурить голову каждая умеет…  — медленно произнёс всадник. — Самобранка? — он перевёл взгляд на скатерть, которая чудесным образом избавилась от опустевшей посуды. — А как у неё всё это получается?

— Откуда я знаю! — в голосе Кувшинки появилось раздражение. — Её Мать Макошь ткала, а не я! Теперь, наконец, убедился, что мой отец не из простых смертных?

— Вполне может быть…  — Ратибор почесал подбородок. — И чего теперь прикажешь делать?

— Как чего?! — Кувшинка возмущённо поджала губы. — Пойдём в твои земли, представишь меня своей родне, и заживём, как у вас смертных положено: ты — любимый муж, я — послушная жена.